Кто мог давать указания Ленину?

- Я не прибегал к услугам летописцев и писал книгу прежде всего для себя. Я начал писать, совсем не думая, что это будет издаваться. Просто почувствовал потребность писать и находил в этом удовольствие. Потом уже, когда возник издательский интерес, решил собрать все написанное вместе, в том числе мамины воспоминания и свои записи о детстве...

Книга писалась между делом - так, как я пишу музыку, по настроению. Может быть, от этого и идет сентиментальность. К слову, моя музыка также сентиментальна, поскольку для меня это выход эмоций...

- Сперва в 13 лет я сыграл медведя в новогоднем школьном представлении. Надел шкуру, натянул маску и стал по-медвежьи рычать и бегать по сцене за очаровательным зайчиком. На первом спектакле перед пятью сотнями школьников я рычал с таким напором, что чуть было не потерял сознание - от духоты и избытка волнения. Два года подряд играл медведя на школьной сцене, получая подарки и набираясь смелости. И в результате осмелел настолько, что записался во взрослый драматический кружок при Дворце культуры. Оказалось, что руководителем кружка был наш старый знакомый Дмитрий Филиппович Брозинский, в сарайчике которого мы одно время с мамой жили. Дмитрий Филиппович обладал даром распознавать талант. Мы любили его. Он раздавал роли по какому-то странному принципу, как бы наоборот. Застенчивая девушка должна была играть вредную тещу, веселый паренек - печального странника, красавица - Бабу-Ягу и так далее. Этим Дмитрий Филиппович хотел растормошить нас, зарядить интересом и энергией. Мне, пятнадцатилетнему, поручили роль старца. Трагическая роль. Готовясь к спектаклю, я стал присматриваться ко всем старикам на улице, в трамвае, в кино. Я старался копировать их. И от репетиции к репетиции голос мой становился все более дребезжащим, спина сгибалась, ноги слабели и подкашивались. А когда я приклеил седую бороду и "потушил" взгляд (как бывает у стариков), то меня даже мать родная не узнала. Успех был ошеломляющим.

- Нет! Оттуда - сюда еще можно смотреть, а отсюда - туда тяжело. Когда мальчик играет старика, это смешно и, может быть, даже трогательно. А когда старый или пожилой человек играет мальчика - у него жалкий вид. Пути назад нет.

- Донской относился ко мне, как к своему приемному сыну. Этого я не забуду никогда. Марк Донской был забавным человеком. В первый же день знакомства он показал мне несколько монографий о себе. - "Они пишут, что я великий! - скромно произнес Донской. - Последний из оставшихся в живых!" Одна из монографий называлась "Маленький еврей из Одессы". "Французы меня любят, - сказал Марк Семенович. - А американцы - так те вообще открыли второй фронт после моей "Радуги". Выходили из кинотеатра - и прямо на фронт. Ты знаешь, конечно, о моей переписке с Рузвельтом?" - "Я слышал", - кивнул я. Хотя знал, что никакой переписки не было, известна лишь короткая телеграмма, сообщающая, что "Радугу" Донского показывали американским солдатам... Донской легко отвлекался на разговор о себе, но не любил задерживаться на других именах. Великим после Эйзенштейна, Пудовкина и Довженко, разумеется, был лишь он один. - "Ты знаешь, что итальянский неореализм начался с моего "Детства"? - "Конечно!" - "Росселини это сказал, - продолжал Донской, - да и все неореалисты так считают". Мне захотелось польстить старику, и я соврал: "Я где-то читал, что Ингмар Бергман вас тоже любил". - "Где это ты читал, Каздалевский (Донской применял эту фамилию ко всем. Она у него была вместо "дуралей")? Теперь пишут только про Юткевича да про Герасимова. Но это правда. В прошлом году я летал в Стокгольм. Бергман встретил меня у трапа самолета, обнял и сказал, что он многому научился на моих фильмах. "Деточка, - сказал я ему, - я ведь тоже у тебя многому научился!"

...Во время съемок фильма "Сердце матери" на площадке находилась группа, снимавшая документальный фильм о Марке Донском. Глазок камеры заглядывал и в гримерную комнату, и в монтажную, и в павильон - всюду. Фильм назывался "Здравствуйте, Марк Семенович!" и был вполне заурядной документальной лентой. Фильм показывали по Центральному телевидению. Михаил Андреевич Суслов, тогдашний идеолог ЦК КПСС, включил телевизор где-то посередине и сначала не понял, что происходит, а когда понял, страшно разгневался: "Что вы показываете? - спросил он руководство Госкомитета по телевидению и радиовещанию. - Какой-то старый еврей похлопывает Ленина по плечу и указывает: "Пойдешь туда, скажешь сюда, а потом вернешься и сядешь!" Что это такое?" - "Это без меня... Я даже не знаю, что это... Это по первой программе?" - старался выкрутиться председатель Госкомитета. - "Куда вас занесло? - продолжал Суслов. - Показывать, как Ленину наклеивают усы, бороду, как промокают лысину? Вы, что, думаете, вам сойдет? Это профанация! Это безобразие!"... Фильм прервали на половине. В ту же ночь полетело все руководство ТВ, ответственное за выпуск "Марка Семеновича". Новому начальству впредь категорически запрещено было показывать на экране работу скульпторов, создающих образ Ильича (чтоб народ не видел, как сверлил ленинскую ноздрю), работу художников, малюющих щеки вождя, создавать сомнительные документальные фильмы, разглагольствовать о Ленине. Всесоюзное общество "Знание" вообще прекратило выступления артистов, игравших Ленина (чтобы они не толковали о гриме или, что еще хуже, о "неизвестном" Ленине... Марк Семенович не ожидал такого поворота событий. В фильме была отражена руководящая роль режиссера на съемочной площадке - ничего больше. Обычная, если разобраться, вещь: режиссер репетирует, дает указание актеру. Но Марк Семенович не учел, кому он дает указания. Если бы я не был загримирован - другое дело. Но поучать Ленина? Командовать им?..