Татарская пустыня

КАК-ТО раз на популярную телевикторину "Счастливый случай" пришел актер Владимир Качан и задал вопрос: "Кто является самым известным русским человеком в мире?" Ответы были самые разнообразные: Гагарин, Ленин, Лев Яшин, Горбачев... Актер грустно качал головой и наконец сказал: "Я был бы счастлив, если бы это был Яшин, или Гагарин, или даже Горбачев, но самый известный в мире русский - изобретатель автомата Михаил Тимофеевич Калашников". В самом деле, впервые выпущенный в 1947 году, этот автомат остается самым надежным легким стрелковым оружием в мире. Он изображен в национальных гербах шести стран(!), является существом одушевленным и культовым для людей всех национальностей, сделавших войну своей профессией. При этом фигура конструктора остается во многом загадочной и неизвестной. Восполнить этот пробел была призвана данная книга.

Она относится к жанру автобиографии, хотя, разумеется, большая ее часть составлена и оформлена (а скорее всего, и написана) Гарием Немченко. Подобные литературные записи имеют одну характерную черту: время от времени в стилистически обработанный текст вклиниваются фразы самого рассказчика, что создает весьма неожиданный эффект переключения стилистических кодов: "Мы начали думать, с чего начать, как подступиться к этому делу. Оно для нас новое" - явная литературная стилизация под разговорную речь. Но следующая фраза, принадлежащая Калашникову, безусловно, достойна того, чтобы войти в анналы: "Зная, что у пулемета Никитина ствольная коробка фрезеруется из тяжелой кузнечной поковки, решаем непременно сделать ее из листовой штамповки с приваркой и приклепкой арматуры по подобию автоматной".

Как правило, биографии великих людей интересно читать только до определенного момента, до достижения ими первого успеха - как только приходит признание, рассказ о жизни кончается и начинается перечисление ангажементов, гастрольных турне, кинофильмов, постановок с обязательным указанием суммы контракта и звезд, принимавших в них участие. К счастью, эта родимая болезнь проявляется лишь в конце книги. Когда Калашников стал "выездным", рассказ о жизни превращается в список поездок и авиарейсов. Некоторые забавные детали (расписание мероприятий в Америке: "Пикник. Ответственный - Господь Бог. Молимся, чтобы не было дождя") и любопытные факты (Муаммар Каддафи впервые за много лет дал коридор российскому самолету, узнав, что на борту находится сам Калашников) общего впечатления не сглаживают.

Более того, с самого начала книге задан весьма серьезный тон, выдержав который, она смогла бы стать крупным событием в жанре биографии. Рассказ о своей жизни Калашников начинает с полученного им в Саудовской Аравии предложения принять ислам. "По христианским понятиям вы - великий грешник... на вас лежит ответственность за тысячи... за десятки тысяч убийств по всему белому свету. Вам давно уже уготовано место в аду. И вам не будет прощения, даже если вы очень усердно будете просить об этом пророка Ису - вашего Иисуса Христа... Но разве это так? Неужели вы с этим согласитесь?! Другое дело - ислам. Не скрою, я долго приглядывался к вам: вы настоящий правоверный муслим. При жизни вы станете знаменем всего арабского мира. А когда окончится отпущенный вам земной срок, Аллах встретит вас как героя. Вы этого достойны, господин Калашников! Так считаю не только я. С этим согласны и наши высокие духовные лица". Если бы книга стала ответом на это предложение арабского офицера, ее с полным правом можно было бы назвать "глубоким философским раздумьем о прошлом и нынешнем дне России, о судьбах своего поколения, о парадоксах в этом мире, связанных с гениальными открытиями", как объявлено в аннотации.

Некоторые попытки развить тему в книге предпринимаются: "Странная судьба у оружейного конструктора - странная! Салютом тебе звучат выстрелы, о которых ты не мог и предполагать, и не торжественные речи, не музыка напоминают о юбилеях, а - стоны от боли и крики ужаса", но на деле глубокая и интересная мысль, высказанная в начале, повисает в воздухе. Планка оказывается слишком высокой. Все философские размышления в итоге сводятся к рассуждениям о развале России, недопустимости расширения НАТО на восток, всеобщем падении нравов и надругательстве над собственной историей.

С сожалением приходится признать, что желающие узнать Калашникова как личность будут сильно разочарованы. Сам автор откровенно признается, что в его архиве хранится "черный ящик" - рукопись, в которой вся его жизнь описана подробно и откровенно, но печатать ее он (пока?) не собирается и не уверен, что не уничтожит перед смертью. Некоторые отрывки из манускрипта - краткий рассказ о ближайших родственниках и глава о детстве в ссылке, о побеге из поселения - носят характер вставной и помещены явно не на место (почему-то в конец повествования). Отдельные мелкие штрихи, призванные оживить облик великого конструктора, достаточно прогнозируемы и, собственно, ничего к общей картине не добавляют. Понятно, что любимые поэты Калашникова - Некрасов и Есенин, а писатель - Шолохов, что сам он пописывает стихи, которые, несмотря на сделанные в тексте оговорки, можно было бы и оставить в архиве автора (В самолете от шума и гула // Раздается повсюду трезвон // Как нас встретит "блошиная" Тула // "Подкует" или выгонит вон), что в области политики он - скрытый сталинист (даже сам обвинялся в культе личности на заводе), глубоко уважительно относится к Брежневу и Устинову и терпеть не может Хрущева и Горбачева и т.д. Принижение роли Сталина в войне, согласно Калашникову, есть унижение всего советского народа, а гнев, испытанный им по отношению к Геннадию Хазанову, посмевшему со сцены спародировать речь Брежнева, описанию не поддается.

Джильи откровенно писал в автобиографии, что он - человек крайне заурядный и ничего, кроме голоса, не имеет, а голос не от него, а от Бога. Пожалуй, примерно то же самое можно сказать о Калашникове. С одним важным дополнением. Точнее, поправкой на советскую или административную систему. Из книги выясняется, что у автора фактически не было семьи (мимоходом упоминается о юношеской любви, детях и неудавшейся семейной жизни), не было дома (всю жизнь мотался по полигонам, секретным заводам, объектам и т.д.), да и жизни-то, собственно, не было - было только оружие, которое он конструировал, испытывал, "доводил", совершенствовал, о котором рапортовал и за которое (вполне заслуженно!) получал высшие награды. Даже друзей, судя по всему, автор был лишен - были коллеги более или менее приятные, были начальники хорошие и очень хорошие, были сотрудники и т. д. С некоторыми он встречался в неформальной обстановке (естественно, охота + рыбалка), немного выпивал, ходил в гости. Но обо всем этом в книге говорится походя. Главное - оружие. Модель, модификация, ТТХ, сложности производства, оригинальные решения. Если бы эта автобиография вышла как приложение к журналу о вооружениях, она нашла бы наиболее благодарного читателя. Что же до остальных, то Калашников - герой автобиографии - больше всего напоминает Джованни Дрого - персонажа знаменитой "Татарской пустыни" Дино Буццати, всю жизнь проведшего в казарме отдаленной, оторванной от мира крепости, выполняя все требования армейского устава и постоянно ожидая нашествия неведомых врагов.