Записки не доброго человека

	Народный артист СССР Олег Борисов. Сцена из спектакля-монолога "Кроткая", поставленного Львом Додиным в Академическом большом драматическом театре имени М. Горького. Фото ИТАР-ТАСС

Трудно сказать, будет ли интересна книга молодым актерам в так называемом практическом смысле. Ведь даже очное обучение актерскому мастерству редко помогает бесталанным. И Борисов это хорошо понимал. Но всем, кто знал Борисова, и всем, кому хоть сколько-нибудь интересен театр, каким он был при Борисове, его книга, безусловно, интересна.

Жаль, конечно, что так мало написано. Так мало - о работе с Товстоноговым (тут дело, видимо, в том, что к началу дневника отношения уже прошли "стадию любви", и о Товстоногове Борисов пишет без очарованья, а оно, конечно, было вначале), даже о работе над "Кроткой", которой посвящено немало страниц, и это настоящий дневник работы над ролью, временами - до самозабвенья, когда трудно отличить самоанализ оценщика и самоанализ артиста. Да что говорить, о самом себе - мало. Возможно, что не чужой театрально-кинематографическому миру сын актера, он же составитель книги, кое-что убрал, в том числе и злободневные замечания, злые к тем живым, кто сегодня еще продолжает работать. Но, если верить предисловию, такое право публикатору было оставлено.

Но даже и в том, что опубликовано, разбираться интересно. Писавший эту книгу, правда, не удивляет. Он и артистом был умным, несуетным, многопонимающим и много знающим. Говорят, на гастролях со МХАТом, когда другие предавались обильным возлияниям и другим человеческим слабостям, он запирался с книгой, гулял по городу. И дело тут, наверное, не только в болезни. Да и дневник - не только ведь по совету Виктора Некрасова, с которым Борисова связывали годы знакомства и дружбы. Тут - привычка к самокопанию (недаром некоторые режиссеры, как пишет Борисов, его "окрестили "скрупулеником"), без которого дневник - не дневник.

Он был великим актером, который не побоялся взять себе за правило "умение быть некрасивым". И, как верно заметила на недавнем вечере в Российском фонде культуры петербургский критик Марина Дмитревская, он был бесстрашным актером, "который никогда не боялся заглядывать на темную сторону улицы... Борисов имел бесстрашие не требовать от зрителей любви".

Вообще Борисов, кажется, многое знал о себе. Может быть, все. Товстоногов говорит одному режиссеру о Борисове: "Характер - уффф!!!", а еще раньше в Киеве артист Мажуга сказал о нем: "Человек - г..о, а артист (колеблется)... артист - хороший". Доля правды тут есть. Вот Борисов описывает, как спасает собаку, которая будет играть с ним в "Трех мешках сорной пшеницы", и теперь приходит по утрам в БДТ, чтобы покормить и прогулять собаку. Но доброта (как и простота) - наверное, не самая актерская черта характера.

Презирая многое из советской жизни, многое понимая в ней, с отвращением описывая процедуру вручения звания народного артиста СССР - у Григория Романова, он радуется подаркам системы: дали народного РСФСР - значит, полагается небольшой участок в Комарово и полдома ("Пожизненно... Это самая большая польза"), народного СССР - уже целый дом.

Вдруг - полушутливая уверенность, что все могло бы сложиться иначе, если бы сценарий его жизни начинался так: "Albert Borisoff (тут бы пригодилось мое настоящее имя) родился в ХiХ веке, в имении под Парижем..." Рядом - родное, русское - про отсутствие ощущения свободы, про желание иметь свою, а не государственную дачу: "И чтоб забор - не редкий, не плетеный, не как тын, а высоченный, без единой щели, с колючей проволокой. Когда это будет..." А еще через пятьдесят страниц: "Сегодня ехал от дачи до театра в электричке... На любой станции - свалки мусора: обертки, бутылки. Расписание поездов в свастике. Удивительная нация - гадящая себе же под ноги. Если б разрешили открыть свое дело, сделал бы заводик по переработке мусора. Был бы процветающим человеком - даже если б отчислял государству 99,9% прибыли".

Он не пишет об этом, кажется, но подспудно эта тема в его дневниках проходит - актерская, даже в жизни, подневольность, необходимость принимать даже "дурные правила" игры. В БДТ, например, когда приходится дома разучивать роль, которую в театре в это самое время неудачно репетирует товарищ по труппе. Точно так же он принял участие и в разделе МХАТа: "У меня не было другого выхода, как войти в ту "коалицию".

Борисов спокойнее Всеволода Шиловского (его мемуары вышли недавно в серии "Мой ХХ век") описывает историю раздела. Пишет об этом жестко. И о самом Ефремове - жестко (не только про раздел, но и про репетиции "ни о чем"). У Шиловского рассказ о разделе то и дело сползает в истерику. У Борисова, конечно, никакой истерики. Он все понимает, понимает, что происходит что-то неладное, неправильное, а может, и неправедное, и сам он участвует в этом нехорошем деле, но противиться течению событий, резко выйти из игры, а тем более пойти против Ефремова, который позвал его во МХАТ, он не может. Так было и в БДТ. Обид на Товстоногова было много, но максимум, что мог позволить себе Борисов, - однажды уйти. И от Ефремова - ушел. Не захотел "бегать в трусах" в "Перламутровой Зинаиде".

"На Васильевской, в Доме кино, увидел Галю Волчек, она улыбнулась как-то заговорщицки, почти сочувственно: Предаст... Переступит... Помяни мое слово". Предал... Правда, не переступил, потому что я успел унести ноги. Мы когда-нибудь ответим ТАМ за то, что поддались искушениям". Это - уже проза, драматическая, насыщенная.