Любовь Брежнева: "Моя книга - не реабилитация"

- Я решила писать о семье еще до того, как оказалась в Америке, поделилась планами с отцом, Яковом Ильичом Брежневым, и он еще тогда начитал две кассеты. У меня были вопросы - в основном, конечно, о предках; я увезла много фотографий, писем, других материалов и, приехав в США, довольно быстро, за девять месяцев, написала. Текст перевел мой знакомый, прекрасный переводчик, и в 1995 году в Random House вышла книга "Мир, который я покинула". Она довольно удачно продавалась (буквально 500 проданных экземпляров не хватило, чтобы дотянуть до бестселлера). Тогда американцы еще были очарованы "российской демократией" и очень всем интересовались.

Но русский вариант - это совсем другая книга и гораздо более интересная. По-другому расставлены акценты, умер уже и отец, и у меня были, что ли, более развязаны руки. Книга более личная, и, конечно, я старалась представить своего дядю с человеческой, а не политической стороны. Хотелось показать и его слабости, и его семью, как он страдал, и как, в сущности, был несчастлив. Поэтому, в частности, Андрей Брежнев делал все, чтобы книга не вышла: там слишком много правды.

- Знаете, я здесь как стержень. И показываю не столько себя, сколько историю семьи, даже двух семей. Любая семья в нашей стране прошла примерно тот же суровый путь. Моя идея в том, что, хотя в Советском Союзе было много хорошего, даже такой человек, как генеральный секретарь, был несчастлив, несвободен. И в семейном плане, и даже в своих политических действиях. Потом, когда он стал деградировать, когда его буквально кормили наркотиками, он уже многого не сознавал, впадал в маразм. Но я знала дядю совершенно другим - нормальным, со здоровым чувством юмора, понимающим, где он, что он, и все осознающим.

- Самое интересное, я нигде в биографиях этого не читала. В советское время понятно почему: он сам боялся трогать тему Сталина и считал, что к истории, какая бы она ни была, следует относиться с уважением. И сейчас я понимаю, что так и должно быть. Это была наша жизнь. Жизнь, в которой навсегда остается любимый человек - и его нельзя никуда спрятать.

- А я очень люблю эпиграфы - вот Салтыков-Щедрин: "Вижу я, правда, как бродят около меня нечистые животные и обнюхивают меня. Но чтобы они так-таки съели... Нет, Бог не допустит подобной несправедливости. И в ответ на отвратительное обнюхивание уверенно восклицаю: жив есмь и жива душа моя!" Ходили же вокруг меня, обнюхивали и КГБ, и мрази разные в университете... Эпиграфы в этом смысле удачные.

- Я не была счастливой в Москве, хотя Москву очень люблю. У меня произошел разрыв с "номенклатурной" стороной семьи Брежневых. То, что было вложено с детства, подсказывало: нельзя туда идти! С другой стороны, когда чистая наивная провинциальная девочка приезжает в Москву и попадает в этот круг, начинается головокружение. Даже мой отец, взрослый человек, фактически потерял себя в Москве... Переезд его загубил. Представьте - есть первый секретарь ЦК, к нему не дотянешься. А тут, среди смертных, бродит его родной брат. И постепенно складывается имидж брата Брежнева, к которому едут со всей страны, просят, умоляют, заглядывают в глаза, рыдают, спаивают. И за этим скрывалась трагедия... У меня всегда была какая-то щемящая жалость по отношению к отцу и к дяде. Оба были несчастливы в семейной жизни, жены были, прямо скажем, не очень хорошие и детей настраивали против них. Сколько раз я видела плачущим и отца, и Леонида Ильича, который часто говорил: вместо того чтобы ездить по великим стройкам и возводить страну, нужно мне было заниматься детьми - и была бы у меня счастливая старость!.. Ничего страшнее нет, когда дети неблагополучны.

- Когда я приехала, отец очень хотел меня поселить у себя, со своей семьей. Я категорически отказалась. Он потом упрекал меня. Говорил, что я отняла у него последний шанс проявить себя мужчиной, сказать: это моя дочь и будьте добры ее любите и терпите... А я отказалась играть в эти игры.

Я была "неблагополучна" и с другой точки зрения: влюбилась вот в немца, Хельмута. Мне дядя говорил: что, русских мало что ли? "Хлопоты" по моему поводу шли от семей дяди и отца: семьи пытались меня задвинуть куда-то в дальний угол, была бы воля, загнали б в Сибирь.

- Никто бы меня не тронул без разрешения семей.

- Он говорил: я скажу, чтобы тебя не трогали. И, как до меня дошло, одной из причин снятия Семичастного было не просто давление, а хамство в отношении меня, избиения, обыски и прочее, переходившее всякие границы. Но меня продолжали "трогать". Дядя, конечно, просто не мог себе представить, что его жена может за его спиной входить в сговор с КГБ. Он просто не верил: какой обыск может быть у моей племянницы? И тем не менее все это было. Я сама уже много лет пытаюсь во всем этом разобраться.

- О, да! Конечно, я многого не знала - все-таки не принимала активного участия. Но первые два года отец все время таскал меня на разные тусовки. Я была молоденькая девочка, довольно привлекательная. И помню, всякий раз он сразу всем говорил: это моя дочь. Потому что номенклатурные ребята тоже приходили с молоденькими девочками...

- А он не хочет. Представьте: он генерал, у него очень высокое положение в Германии. Он парады там принимал. Человеку будет в январе 70 лет, у него дочь, внуки - и представьте, его начнут донимать журналисты. Хорошим людям я вообще не хочу доставлять хлопот. А о плохих - пусть знают даже их дети... Но я, как правило, говорю о людях, которые и без меня вошли в историю или в истории.

- Тут дело вот в чем. Скажем, сначала я вела переговоры с "Вагриусом" - это было года полтора назад. Они сами на меня вышли, слали факсы и т.д. Но им позвонила моя сестра по отцу и представилась чуть ли не княжной Таракановой. Они попросили меня выслать копии писем отца - я их выслала, они успокоились и говорят: давайте работать дальше. На что уже я сказала: если вы мне изначально не верите, теперь я не хочу иметь с вами дела. А в "Центрполиграф" меня сосватала Оксана Пушкина. Она, кстати, сделала со мной передачу в "Женских историях", и тут заволновался уже Андрей. Начались звонки на ОРТ - грозили чуть ли не закрыть канал. Но когда интервью вышло, все затихло.

- Ну, не совсем так. Андропов был, безусловно, неглупый человек. "Умный, хитрый, жестокий", - говорил мой дядя. Андропов лично несимпатичен мне только тем, что он как-то очень некрасиво развенчивал образ Брежнева.

Просто порочил семью Брежневых, но при этом его дети жили на очень широкую ногу. Это, с моей точки зрения, было неэтично. Все эти дешевые книжки вроде Роя Медведева - это же исходило от КГБ... Или, скажем, Андропов очень страдал от того, что его жена была морфинистка, но при этом сделал наркоманом моего дядю. Но это не главное - это, действительно, личное. Что меня действительно удивляет: как он при таком опыте и проницательности не рассмотрел Горбачева?

- Какие бы у меня ни были с ней отношения, но так расправляться со стариками, с больной, слепой уже женщиной - это было просто по-хамски. Или мой отец - я помню, 89-й, кажется, год, он сидит в слезах. Что такое? Он рассказывает: идем с Верой (его сестра) на могилу к Леониду, в его день рождения, и нас не пустили! Приказано было не пускать! Это было издевательство. Тогда же сбили с дома на Кутузовском, где Леонид Ильич прожил почти 50 лет, памятную табличку. Ее Станкевич вывез потом в Польшу... Или - Боже мой! - устроили специальную комиссию, проверяли, сколько Брежневым платят пенсию!

- Конечно, в Политбюро сидели не дураки. Там были старые волки. Они все понимали. Понимали, что если начнется вторая Чехословакия (а Косыгин именно в 1967 году хотел начинать реформы), сразу наверх вылезет теневая экономика. А до него был Хрущев, который развалил все что можно. Но они боялись начать перемены. Думаю, что вернее всех действовал Андропов, который понимал, что реформы нужно вводить через жесткую дисциплину. Сначала поставить людей к станку, заставить работать, а потом реформировать. Но тут пришел Горбачев - и все стало рушиться.

Я все же верю, что украденные деньги вернутся в Россию, а преступники предстанут перед международным судом. Сейчас ведь все уже достаточно прозрачно - это не послевоенные годы, когда нацисты могли спрятаться в Парагвае...

- Мне дядя миллионы не оставлял. Я не принадлежу к "новым русским". Я выживала сама. И выжила в Америке потому, что выстроила свою идеальную репутацию. Я не связывалась ни с каким грязным бизнесом - хотя ко мне шли люди из России, желающие воспользоваться моим именем.

- Я ехала как эмигрантка, вдвоем с младшим сыном. Он пробыл там три года, выучил английский и уехал в Европу - не захотел там жить, Америка все-таки страна своеобразная - и она далеко не для каждого молодого человека подходит. Прожила там 9 лет и не попросила ни одного доллара у американцев. На первое время у меня были, конечно, какие-то деньги, я 8 лет работала в Алжире переводчиком, и муж мне бывший помогал. Первые два года я совсем не говорила по-английски, а потом появились друзья, вышла книга, нашлась хорошая работа: я работаю в компании, которая разрабатывает и производит косметические средства.

- Мне кажется, я показала, что и в таких обстоятельствах можно не сломаться, отстоять свои принципы, свое "я". Есть что-то главное, что ни одна власть, ни одно КГБ, никакая система в тебе не сможет уничтожить. Если это главное в тебе, конечно, есть. Меня всегда отталкивало от этой грязи. Может быть, потому, что отец пил. Может быть, потому, что я рано увидела все это безобразие: всю эту номенклатуру, пьянки, девки, мат... Поэтому я до сих пор не пью, не курю. Кстати, больше всего в Москве меня после Америки потрясло то, что везде накурено.

- Во-первых, здесь все бесправны. Поэтому жить страшно. Начиная с того, что пока меня довезли из аэропорта, я думала, что сто раз умру. Одна полоса, по ней едут три машины - и все три друг друга обгоняют. Подумала: ну что ж, суждено, значит, умереть в любимой Москве... А во-вторых и в-главных, меня не устраивает это правительство. Эти люди - все преступники, они разрушили страну.

- Да, в России все зависит от личностей. Обратите внимание: когда кончается уважение к правителю, начинаются страшные безобразия. Так было при Хрущеве. Так было в последние годы при Брежневе, так было при Горбачеве. Так и до сих пор. Но сейчас уже полный маразм... На моего дядю за это время было вылито столько грязи. Но надо воздать ему должное. Все-таки, в отличие от последующих правителей (я исключаю Андропова), дядя был патриотом. Он любил свою родину, свою страну, свой народ. Вот так он понимал свою миссию и так ее выполнял - плохо или хорошо, но он делал это искренне. Он хотел удержать страну и удерживал в течение 18 лет. Моя книга - не реабилитация, просто я показала его немножко с другой стороны - с ошибками, слабостями, но и с достоинствами. Думаю, пройдет время и ему отдадут должное.