Тихая шаровая молния

Блистательна, эффектна, головокружительна... Кадр из фильма «Зеленая карета». 1967

В 1965 году во Втором творческом объединении Ленинградской студии телевидения режиссер Давид Карасик ставил спектакль «Большая кошачья сказка».

Это было прекрасное время художественных поисков: бурное развитие телевидения по всему миру, и в Советском Союзе также, быстро привело к идее превращения этой информационной системы в творческое пространство без границ и стеснений времени. Как на радио воцарился «Театр у микрофона» и другие литературные передачи, так телевидение поспешило использовать художественные возможности домашнего экрана.

Пусть черно-белого, но вполне доступного многим. С середины 1950-х годов по всей стране начали строить ретрансляционные станции и телевизионные центры, которых к 1965 году насчитывалось более 120. Соответственно можно было приобрести и телевизионные приемники. Среди них за свое качество ценился «Рубин-102» Московского телевизионного завода, а также экраном поменьше, но более распространенный «Рекорд». Покупатели за этими марками гонялись, однако существовали аппараты и более доступные, продававшиеся на условиях рассрочки платежей, – ленинградский «Сигнал» и новгородский «Волхов». Они были не без технических капризов, но эти трудности не имели особого значения для создателей литературно-художественных передач и спектаклей.

К счастью, запись «Большой кошачьей сказки» сохранилась, ее легко отыскать в Сети – и обратить внимание на любопытную подробность. Главную роль плаксивой принцессы Давид Карасик доверил тогдашней студентке Ольге Антоновой, поставив ее рядом с маститыми Николаем Трофимовым, Марией Призван-Соколовой и звездой БДТ Сергеем Юрским, сыгравшим сыщика Сидни Холла. И Антонова, ныне народная артистка России, сыграла свою роль как надо, однако…

Однако Карасик пригласил еще одну студентку с того же курса того же театрального института, пригласил на эпизод, на одну сцену, ее имя поместили лишь в заключение титров…

Но что титры!

И тогда, и подавно теперь, много лет спустя, понятно, что этот эпизод – танец мисс Алисы – Натальи Теняковой с влюбившимся в нее Сидни Холлом – стал ключевой по своей эмоциональности сценой спектакля. Оказавшись всего в одном эпизоде «Большой кошачьей сказки», Тенякова так провела свою линию «кошачьего», что и титров для запоминания ее не понадобилось: попробуйте-ка представить партитуру Сидни Холла без этого танца с Алисой! Не будет роли! Да и сказки не будет.

* * *

Легко заметить, что стиль жизненного поведения Натальи Максимовны Теняковой перекликается с ее фамилией: блистательно, эффектно, головокружительно играя на сцене и на экране, свою частную жизнь она из тени не выводит, интервью дает редко, на разного рода публичных посиделках для телезрителей почти не появляется (и прежде не появлялась).

Впрочем, однажды она рассказала (а затем не единожды повторила), что влюбилась в Юрского с первого взгляда. Как раз на съемках «Большой кошачьей сказки». Произошло «то, что называется удар молнии. Солнечный удар». И когда она поняла, что «ударило», честно сказала мужу.

(…)

А что Юрский? Тоже влюбился? Не как Сидни Холл – по роли, а в жизни?

Сергей Юрьевич определенно, хотя и без подробностей, относил начало влюбленности в Наталью Максимовну к более позднему времени, к 1967 году. Тогда она пришла в БДТ на роль Клеи в пьесе «Лиса и виноград», проблистав после окончания института в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола – играла здесь Полли Пичем в «Трехгрошовой опере» Брехта и Оль-Оль в драме Леонида Андреева «Дни нашей жизни», также главные, извольте видеть, роли.

Поэтому историю с Юрским мы пока отложим, ибо в искусстве, в литературе, все рядом, все сплетено, все на общепризнанном сопряжении далековатых идей.

В уже упомянутом 1965 году Давид Карасик пригласил Тенякову и в следующий свой телевизионный спектакль – «Корабли в Лиссе» по рассказам Александра Грина.

Тенякова играет в этом спектакле девушку Режи.

Несмотря на общелитературную славу, читать Александра Грина непросто. Его проза – для людей особого романтического склада, допускающих в себе сосуществование прагматики с мечтой. И среди его героев-персонажей немало таких. Но Тенякова в спектакле утверждает свое, по-гриновски называемое: бегущая по волнам. И в этом такая сила, что любовная сцена Режи и Битт-Боя становится во внешне приключенческом спектакле центральной и человечески самой важной, держащей всю сюжетную конструкцию.

Ну, словом, эмоциональный взрыв, известный по «Большой кошачьей сказке», повторился. Но, следует сказать, с зеркальным эффектом.

Возлюбленного Режи, Битт-Боя, играл Сергей Коковкин, бывший нахимовец, ученик легендарного театрального педагога Бориса Зона. Талантливый артист, впоследствии получивший известность как режиссер, драматург.

И вот что написал он почти полвека спустя:

«В кадре Битт-Бой и Режи – Королева Ресниц. Задача – уравновесить любовь и море, тягу к Несбывшемуся с зовом земли. Все это решалось мной, молодым актером, имевшим к тому же за спиной морской корпус, конечно же, в пользу водной стихии и бескрайних просторов Несбывшегося. Море побеждало страсть. Но Наташа, игравшая Режи, обнаружила в этой роли такие глубины чувства, что обрушила на моего Битт-Боя целый океан любви, перевернув нас всех вместе с Грином вверх тормашками. Откуда в этом загадочном двадцатилетнем существе было такое зрелое понимание трагической подоплеки любви? Бог знает. Этому не мог научить даже Зон. Он мог только приоткрыть то, что с лихвой было заложено в ней природой».

Такое прочувствовал и на десятилетия, навсегда запомнил Коковкин.

* * *

Невозможно не заметить: в театры вчерашняя студентка Тенякова приходила на главные роли.

Но у нее также есть особый дар превратить эпизод в главную роль или, во всяком случае, поставить его в центр истории.

Коварное вообще-то качество.

Виртуозом эпизода был Владимир Басов: достаточно вспомнить его полотера из фильма «Я шагаю по Москве», мгновенно перевоплощающегося в литературного мэтра.

Также у нас есть артист-смерч, артист-самум. Это, понятно, Ролан Быков. Снимать его в эпизодах было очень опасно, опасно просто пускать в кадр, его игра взвихривала движение всей истории («загипнотизированный» в том же «Я шагаю по Москве», логопед в телефильме «По семейным обстоятельствам» и т.д. и т.п.).

Собственный фильм о докторе Айболите Быков превратил – говорили и коллеги, и просто зрители – из «Айболита-66» в «Бармалея-66». Киноленту, которая теперь называется «Гори, гори, моя звезда», режиссер Александр Митта первоначально снимал с Роланом Быковым в главной роли… Не получилось. Быков не оставлял места героям, которых играли мастера из мастеров – Олег Ефремов и Евгений Леонов. Пришлось менять Быкова на Олега Табакова. Стало пожиже, не без табаковского сиропа, но ансамбль был восстановлен.

Однако мастерство перефокусировки зрительского внимания у Натальи Теняковой совершенно иного смысла. Это не смерч – это знойный поток кислорода, это обволакивающий фён – теплый ветер, идущий с гор в предгорные долины, имя которого – из греческой и римской мифологии, от посланника весны Зефира, самого мягкого из управителей воздушным.

Почему-то вспоминается проникновенный очерк Альбера Камю «Ветер в Джемила». Древний римский город в горах Алжира стал для писателя «символом того завета любви и терпения, верность которому только и может открыть нам трепещущее сердце мира». Он пишет: «Ветер шлифовал меня, как приливы и отливы шлифуют гальку. Я все больше приобщался к стихии, во власти которой я был, и наконец слился с ней, смешав свой пульс с мощным и звучным биением вездесущего сердца природы».

Удивительная способность Теняковой, войдя в кадр, непреложно определить его место в ленте, где запечатляется вся история, вполне проявилась и еще в одном знаменитом ленинградском телеспектакле того же времени – «Смуглая леди сонетов» (1966, по пьесе Бернарда Шоу, режиссер Александр Белинский).

Юрский играет Шекспира, Эмилия Попова – королеву Елизавету, действие упруго, но в общем биографо-литературоведчески развивается, пока не появляется она, Мария, смуглая леди сонетов – Наталья Тенякова. И здесь кончается литература, теперь все определяется «в сердцах, исполненных любви» (55-й сонет заключает эту постановку).

А ведь в том же 1966 году на Лениградском телевидении ставится запоминающаяся тургеневская «Первая любовь», где Зинаиду играет… кто? Можно не гадать, даже если не видели. Ошибки не сделаете.

Не оспаривая суждение Сергея Коковкина (и не только Коковкина), что в те годы Юрский был общим кумиром, справедливости ради надо заметить, что тогда же и Наталья Тенякова, появлявшаяся рядом с Юрским и все чаще просто появлявшаяся на сцене и на экранах («Старшая сестра» – 1966, «Зеленая карета» – 1967, «Наши знакомые» и «Гроза над Белой» – 1968), ставила себя вне стандартных координат популярной артистки, которых немало.

В только что вышедшем замечательном «Путеводителе по Александру Володину» его автор Елена Гушанская назвала Тенякову в «Старшей сестре» – «миленькой» при заявлении, что в этом фильме Георгия Натансона всех «затмил-переиграл» Михаил Жаров: не только Тенякову, но и «царственную Доронину», Виталия Соломина, Леонида Куравлева. В дяде Мите (Жаров) Гушанская видит «один из самых мощных образов володинского театра».

А на мой вкус, похвала очень сомнительная, оспариваемая относительно и Володина, и Жарова, да и фильма Натансона тоже.

Постановщик «Старшей сестры» Георгий Григорьевич Натансон, очевидно, войдет в историю советского искусства как экранизатор пьес, которые имели успех на множестве подмостков нашей страны: «В поисках радости» Виктора Розова, «104 страницы про любовь» Радзинского, «Валентин и Валентина» Михаила Рощина…

Но нельзя не отметить, что именно эту, Володиным «нелюбимую», по наблюдениям той же Елены Гушанской, пьесу после постановок в БДТ и «Современнике», Натансон перенес на экран интересно. Собственно, это признает и Гушанская. Отмечая в пьесе Володина «некое небрежение реальностью», в частности нереалистичность хронометража событий, она не может не признать, что в фильме это «как-то ловко воплотилось и сработало».

Но тогда следовало бы разглядеть то, что Володин написал, Натансон поставил, а артисты, и Тенякова полноправно среди них, в ансамбле сыграли. Сыграли самое главное: бытовой и одновременно тотальный абсурд так называемой советской действительности, где неразрывно даже не слились, а неразъемно сцепились кромешная реальность военного детского дома, дурманящая условность театрального пространства и жутковатые усилия, несмотря на уже пережитое, все же изваять на песке человеческое лицо социализма, доказать, что новый, коммунистический человек как продукт не только возможен, но и желанен.

(Не забудем: «Старшая сестра» написана в 1961 году, когда не только миру явился космонавт Гагарин, но и прошел XXII съезд КПСС, на котором Хрущев пообещал, что к 1980 году в СССР «в основном» будет построен коммунизм, а также утвердил новую программу КПСС с ее феерическим финальным лозунгом: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Володин и предложил свой частный случай движения нескольких конкретных людей в сторону коммунизма.)

И то, что и как в этой истории представила Наталья Тенякова, отнюдь не сведешь к фразам: «миленько» или «простенько, но миленько».

Есть суждение Сергея Юрского:

«Моя жена Наталья Тенякова стала известна зрителю с фильмом «Старшая сестра».  Не было другого современного русского драматурга, который бы писал такие же полнокровные женские роли, как Володин. Это его особенность. Он любит женщин, он уважает женщин, ему бесконечно интересны женщины, и потому он понимает их. Я недавно вновь видел этот черно-белый фильм и был поражен тем, что в наш век постмодернизма, изыска, формальных поисков он удерживает внимание абсолютно завораживающей последовательной реалистической манерой.  Главное – это то, что Володин создал произведения абсолютно принципиальные для того времени».

То, что Тенякова может сыграть всё, подтверждается тем, что она сыграла — или: тем, что ей довелось сыграть. Елена Гушанская пишет о Жарове в фильме «Старшая сестра»: «он переиграл бы даже кошку, «которой доброе слово приятно», если бы та забрела в кадр». Рискованные ассоциации, тем более, что именно о Теняковой однажды было сказано, но и мы все подпишемся: «Ей 12 лет. Она как кошка. Её невозможно переиграть». 

Тенякова и другие артисты сыграли самое главное: бытовой и одновременно тотальный абсурд так называемой советской действительности. Рисунок Екатерины Богдановой

Неизбежно возникает вопрос: было ли что-то, Натальей Теняковой не сыгранное (с учетом ее невероятной и для многих необъяснимой переборчивости)? Не будем говорить о том, что она, например, не сыграла Софью в «Горе от ума», ибо играть там, если оставаться в рамках написанной Грибоедовым роли, особенно и нечего. Она не сыграла Арину Петровну в «Господах Головлевых», но Аннинька в телевизионной постановке у нее непревзойденная. Дальнейшее перечисление возможных воплощений отложим. Извивы судьбы и воли актрисы.

Посмотрим на предполагаемое очевидное.

Представим, что Михаил Абрамович Швейцер и его чуткая помощница, собственно, сорежиссер Софья Абрамовна Милькина (между прочим, если судить по фото, красавица), взявшись за экранизацию «Золотого теленка», решили пригласить на роль Зоси Синицкой не Светлану Старикову, а Наталью Тенякову (к слову, они одногодки, дай им бог долголетия). И если мы это себе представим, поймем: от такой Зоси Остап Бендер, нет, не только Сергей Юрьевич Юрский, а Остап-Сулейман-Берта-Мария Ибрагимович Бендер-бей-Задунайский ни за каким Корейко с его миллионами не устремился бы. Потому Тенякову и нельзя было приглашать играть Зосю (безотносительно, возникал ли такой вариант или нет), что и без проб понятно: она этим всем своим существом сломает романный сюжет, переведет его на неожиданную вариацию «Золотого теленка», перед которой любой худсовет спасует.

Тенякова на высочайшем уровне своей самоуправляемой интуитивности сыграла бы не просто «нежную и удивительную», что органично – и в рамках написанного Ильфом и Петровым – исполнила Светлана Старикова. В роли Зоси она выбивала бы у Бендера два важнейших начала его жизненной энергии: прагматизм, основанный на рентгеновском проницании реальности, и красноречие, эту реальность оркеструющее. С Зосей-Теняковой он не смог бы оставаться повелителем стихий, ибо Любовь Командора – это оксюморон, сапоги всмятку, повторю, слом всего романного здания «Золотого теленка».

Но в те годы в нашем кинематографе не состоялся еще один сюжет, который как раз мог стать реальностью и ничего бы не только не порушил в художественном замысле, напротив, этот замысел бы спас.

Вскоре после съемок «Золотого теленка», в 1969 году, на Киностудии имени Горького режиссер Павел Арсенов поставил фильм «Король-олень», неласково принятый в официальных кругах, но ставший одним из самых ярких кинособытий тех лет.

Вдохновленное вахтанговским мирочувствованием переложение пьесы Карло Гоцци, сделанное неуемным фантазером-драматургом Вадимом Коростылевым под магически завораживающую музыку Микаэла Таривердиева и в безупречного вкуса интерьерах художника Александра Бойма…

В ролях – Олег Ефремов и Юрий Яковлев, Олег Табаков и Елена Соловей. Сергей Юрский – в роли Тартальи…

Режиссер-постановщик Павел Арсенов молод, он удачно дебютировал ироничной комедией для взрослых и детей «Спасите утопающего» и теперь увлечен разносторонне новаторским фильмом. А главную героиню – Анжелу – играет Валентина Малявина. По роли она дочь второго министра Панталоне, а в жизни – жена Арсенова. В послужном списке Малявиной тоже была удача – лейтенант Маша в «Ивановом детстве», но в целом артистическая карьера у нее не складывалась. Зато в театральном закулисье Малявина – звезда.

Многочисленные поклонники фильма «Король-олень» долгое время пребывали в недоумении: почему у этой гармонично рассказанной истории вдруг скомканный финал?! Киноцензура виновата? Тупой худсовет?

Нет, не цензура. И не худсовет.

Только свобода перестройки открыла причину и подробности. В Крыму, где проходили основные съемки, Малявина поссорилась с мужем и ничтоже сумняшеся улетела в Москву. Итоги – перед нами на экране, скроены и сшиты из того, что успели снять и смогли доснять.

А теперь представим, что Анжелу играет Наталья Тенякова. Вместо манекенной статики Малявиной – ее обволакивающая пространство пластика. В фильме Анжела мало говорит и много поет. Но и в варианте Теняковой не потребовалось бы дописывать роль. Просто она эту историю о чувствах подлинных и мнимых довела бы до единственно возможного финала. И при этом, убежден, в таком кинематографическом варианте «Короля-оленя» мы все увидели бы иного Тарталью…