Андрей Тарковский в киноклубе «Амфо». Фото Юри Лина |
Впервые Тарковский оказался в Италии в августе 1962 года. Маршрут этого путешествия чрезвычайно прост, большую часть времени Андрей провел на одном месте, однако повод был примечательным, ознаменовав начало мирового признания после первого же полнометражного фильма.
Режиссер приехал по приглашению XXIII Венецианского кинофестиваля, проходившего с 25 августа по 8 сентября, в конкурсную программу которого попало и «Иваново детство». В том году делегация советских кинематографистов была довольно внушительной и включала Сергея Герасимова, Тамару Макарову, Жанну Болотову, Андрея Кончаловского, а также многих других. Возглавлял группу писатель и сценарист, герой войны Александр Левада, имевший не столько кинематографические заслуги, сколько идеальную партийную репутацию и множество почетных наград. Вместе с Тарковским «Иваново детство» представляли актрисы Валентина Малявина и Ирма Рауш – первая жена режиссера, исполнявшая роль матери Ивана. Хотелось бы обратить особое внимание на то, что Андрей находился в Италии с супругой. Как и всех других гостей, его разместили в отеле «Эксельсиор», расположенном на острове Лидо (lungomare Guglielmo Marconi, 41).
В воспоминаниях Малявиной есть немало колоритных эпизодов из этой поездки. Упоминая свои романтические отношения с Тарковским – можно представить себе, сколь двусмысленной была ситуация при условии присутствия Рауш, – она, например, рассказывает, как ее, приехавшую позже остальных, он встречал на катере. На самом деле в этом состоит одна из традиций фестиваля: гостей доставляют в «Эксельсиор» по воде, прямо к причалу отеля. Куда важнее другое: актриса утверждает, что, именно находясь в Венеции, режиссер решил начать свой следующий фильм «Андрей Рублев» (на тот момент он носил рабочее название «Начала и пути») со сцены полета. Правда, в 1962 году Тарковский видел ее иначе. Полет имел другой, автономный характер и не включал воздушного шара и церкви Покрова на Нерли. Убегавший от преследователей персонаж, оказавшись на краю крыши, просто расправлял крылья, имевшиеся за спиной, подобно то ли Дедалу с Икаром, то ли ангелу.
Программа приема советских гостей включала экскурсии по другим городам. Андрея и компанию возили в Милан, где они посещали, в частности, городской кафедральный собор – один из крупнейших храмов Европы, образец «пламенеющей готики», который строили на протяжении пяти веков начиная с XIV столетия. В своем убранстве он насчитывает почти три с половиной тысячи скульптур, а фасад из белого мрамора стал одной из визитных карточек севера Италии. Все это крайне примечательно в свете того, какую роль Милан сыграет впоследствии в жизни режиссера.
Посетили они и Равенну – город, служивший столицей Западной Римской империи, а также многих других возникавших на Апеннинском полуострове стихийных государств. Красавицу, за которую сражались сотни армий под разными флагами. Соседка и конкурентка Болоньи, не уступающая ей ни в чем, Равенна наполнена памятниками, находящимися под защитой UNESCO. Но если говорить с позиций достопримечательностей, то в первую очередь приходят в голову уникальные мозаики, несущие на себе отпечаток античных и византийских традиций. Их можно посмотреть во множестве базилик, баптистериев и мавзолеев V–VI веков. Уникальная древность!
Примечательно, что история Равенны восходит к основанному здесь Октавианом Августом порту Классис. Вслед за Тарковским нам предстоит побывать еще во многих морских поселениях, но в данном случае, поскольку с I века береговая линия отодвинулась более чем на пять километров, прогуливаясь по улочкам и площадям этого умиротворяющего континентального города, трудно представить его суетное портовое прошлое.
Равенна стала последним приютом Данте Алигьери. Здесь находится его гробница (@ 44. 416157, 12. 200933), которую посещал и Андрей.
При поддержке газеты итальянской коммунистической партии L’Unità, а также под эгидой Мостры – Венецианского кинофестиваля – в Равенне устроили праздник, в рамках которого демонстрировалось «Иваново детство». Присутствовали Тарковский с Малявиной, а также Моника Витти. Знакомство режиссера с актрисой и спутницей Микеланджело Антониони продолжилось на совместных выступлениях в Венеции. Это положило начало общению с теми, кто еще недавно казался недостижимым идолом. Через несколько дней на фестиваль приехал и сам Антониони. Тарковский же говорил, что хотел бы познакомиться с Акирой Куросавой и Ингмаром Бергманом. Первый со временем станет его товарищем. История «необщения» со вторым пройдет через всю жизнь.
В своих мемуарах Малявина также приводит историю о том, как Андрею показывали в Равенне место съемок фильма «Красная пустыня» (1964), явно не учитывая тот факт, что картина Антониони будет сниматься в промышленных районах этого города только через год.
Андрей Тарковский и Тонино Гуэрра. Фото предоставлено Фондом Тонино Гуэрры. Иллюстрации из книги |
Дзурлини – один из тех деятелей искусства, чьи известность и признание не соответствуют масштабу. Картина «Семейная хроника» (1962), оказавшаяся в конкурсе вместе с «Ивановым детством», – один из лучших его фильмов. Многие кинокритики считают эту работу безоговорочной вершиной, будто забывая про последнюю картину – экранизацию великого романа Дино Буццати «Татарская пустыня». Впрочем, забыть немудрено, уж слишком непохожи эти две ленты, снятые по книгам, словно над ними трудились разные режиссеры. А ведь каждый фильм Дзурлини заметно отличается от предыдущего, будто перенося автора в некую новую точку. Это принято называть устойчивым выражением «творческий путь», употребление которого редко оказывается столь уместным, как в случае Валерио. Но только после «Татарской пустыни» (1976) режиссер этот путь прервал, покончив с собой в Вероне в 1982 году.
Он был одним из самых изысканно-религиозных кинематографистов своего времени, недаром получил тогда, в 1962-м, еще и приз экуменического жюри, любимцем которого позже станет Тарковский. Вообще следует упомянуть, что на протяжении заметной части своей истории Венецианский фестиваль находился под влиянием Ватикана.
Случаи, когда Гран-при удостаивались две работы, бывали на Мостре и до, и после. Так происходило в 1959, 1980, 1993 и 1994 годах. В 1948-м победу разделили даже трое – Роберт Флаэрти, Джон Форд и Лукино Висконти. Правда, главным призом тогда был не «Золотой лев». Однако все же выбор жюри XXIII Венецианского кинофестиваля оказался особенно сложным, ведь помимо Тарковского и Дзурлини в конкурсе участвовали, например, Орсон Уэллс с «Процессом» (1962), Стэнли Кубрик с «Лолитой» (1962), рекламная кампания которой была, пожалуй, самой внушительной. Стоило лишь взглянуть на набережную, чтобы убедиться, – большинство зрителей и гостей фестиваля носят темные очки в виде пары сердечек, точь-в-точь, как у героини. В программе были и Пьер Паоло Пазолини с «Мама Рома» (1962), и Жан-Люк Годар с «Жить своей жизнью» (1962), и Сергей Герасимов с картиной «Люди и звери» (1962), и Роман Полански со своим дебютным фильмом «Нож в воде» (1962)... Это далеко не все. 1962-й, без преувеличения, – выдающийся год в истории кино. Все эти ленты выдержали проверку временем, некоторые положили начала новым жанрам, научили поколения говорить на разных диалектах киноязыка.
Большое видится на расстоянии, и масштаб той победы Тарковского становится все яснее с годами. Не говоря уж о том, что это был первый советский «Золотой лев». Впрочем, международное признание имело для режиссера огромное значение само по себе. Малявина вспоминает эпизод, произошедший на даче у Михалковых. Андрей прыгнул спиной вперед в снежный сугроб и, раскинув руки, воскликнул: «Я счастлив!» Актриса утверждает, что это случилось даже раньше, после того как Тарковский получил свой первый в жизни приз – «Золотые ворота» за лучшую режиссуру на старейшем американском кинофестивале в Сан-Франциско. Да, на тот момент он побывал уже и в США.
Туда отправили делегацию, отобранную существенно строже – из «молодежи» в нее входил только Андрей. Ездил и его учитель Михаил Ромм.
Честно говоря, поскольку фестиваль в Сан-Франциско традиционно проходит в апреле-мае, куда вероятнее, что в сугроб Тарковский все-таки прыгал позже. Скорее всего это произошло, когда он вернулся из своей второй поездки в Америку в ноябре 1962-го. Тогда режиссер побывал в Нью-Йорке, где в музее современного искусства MoMA (West 53rd street, 11) проходила церемония награждения премией «Золотой лавровый венок» от Фонда Дэвида Селзника. «Иваново детство» и там оказалось в числе лауреатов.
В США Тарковский познакомился с композитором Игорем Стравинским, а также с переводчиком Андреем Яблонским, который подарил ему редкую книгу: запрещенный в СССР роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». И Яблонский, и Пастернак еще сыграют свою роль в жизни режиссера.
Не менее важно, что в Венеции Тарковский впервые встретился с Анной-Леной Вибум – будущим продюсером его последнего фильма «Жертвоприношение». Вероятно, сам Андрей не обратил тогда особого внимания на женщину из Шведского киноинститута. Она же впоследствии признавалась, что именно после «Иванова детства», увиденного на Мостре, стала едва ли не одержима идеей сделать фильм с Тарковским. Ее мечта осуществится более чем через двадцать лет.
Возвращаясь к воспоминаниям Малявиной, следует отметить, что очень похожий эпизод описывает художник, фотограф, переводчик и ассистент многих известных кинематографистов Валерий Сировский, который встретился с Андреем тогда в Венеции. Дескать, тот лег на землю города гондол и каналов, расправил руки и радостно произнес: «Свобода!» В своих мемуарах Сировский приводит множество ярких эпизодов, находящихся где-то на грани между историей и мифотворчеством, потому не будем обсуждать их в качестве фактов, хотя назовем. Валерий рассказывает, как через знакомство с итальянским коммунистом, владельцем модных магазинов Vittadello, ему удалось организовать бесплатный смокинг для режиссера, а потом сотрудники бутика наняли гондолу, чтобы чествовать победившего Тарковского. Он вспоминает, как позже в Москве, в ресторане «Арагви» они вместе пили с Юрием Гагариным. Но особенно выделяется эпизод, в котором Сировский учил Тарковского итальянскому языку по Евангелию от Матфея. Ну, и наконец, из этих мемуаров можно сделать вывод, будто в венецианском отеле Андрей отплясывал твист под живой аккомпанемент Романо Муссолини – джазмена и третьего сына итальянского диктатора.
Многие друзья режиссера отмечали, что высокие награды, особенно международные, вызывали у него восторг. Более того, в частных разговорах он сам неоднократно признавался, как счастлив призам. Еще будучи студентом, высокой похвалой из уст Тарковского мог стать отзыв «каннская вещь». Так, например, он оценил сценарий Юрия Мишаткина «Голубь мира», который хотел снимать в качестве курсовой. Александр Гордон предполагает, что сюжетная идея этого произведения могла опосредованно лечь в основу картины Кончаловского «Мальчик и голубь» (1961).
Воспоминания очевидцев контрастируют с внешними проявлениями. Из интервью в интервью Андрей повторял, как важно для художника не обращать внимания на подобную «шелуху», настаивал на пользе аскетизма. Необходимо подчеркнуть, что дело тут не только и не столько в тщеславии. Куда большую роль играла небезосновательная убежденность, будто успех за рубежом даст ему свободу творчества в СССР. По сути, до поры он участвовал в международных фестивалях ради работы в Москве.
Семнадцать лет спустя сам Тарковский так расскажет о событиях 1962 года: «Поскольку я был дебютантом, это произошло совершенно неожиданно. Я прежде всего совершенно не надеялся ни на какую премию. Мне было ясно, что никакой премии я не получу. Я помню, в конкурсе участвовали фильмы Пазолини... Что-то еще очень интересное... Ну, Пазолини – большое имя уже... Да и потом меня это не очень интересовало в то время. В тот день, когда должны были объявить о наградах, ко мне подошел какой-то неизвестный мне человек и сказал: «Андрей, я вас поздравляю, вы получили Гран-при». Я не поверил... Но я как-то серьезно никогда не относился к этой премии за эту картину, во всяком случае. Это было слишком неожиданно». Примечательно, что по прошествии лет Тарковский не назвал никого, кроме итальянца Пазолини. Андрей продолжает: «Принято думать, что режиссер, который получает какое-то признание, он должен все усилия направить на то, чтобы остаться в том же положении, не уронить завоеванное знамя... Мне казалось, что единственный способ не уронить, не отступить от завоеванных позиций – это стараться забыть о тех позициях, которые были к какому-то времени завоеваны... Мне кажется, об этом не нужно думать, тогда будет возможность как-то развиваться дальше». Безусловно, индифферентность к почестям – распространенная черта публичного образа художника.
Следует отметить, что тогда в Венеции состоялся настоящий триумф молодого советского кино, а также лично юного артиста Николая Бурляева, исполнившего главные роли в двух фильмах-лауреатах. Помимо «Иванова детства» призами были отмечены картины «Мальчик и голубь» Андрея Кончаловского, а также «Дикая собака Динго» (1962) Юлия Карасика. Правда, обе они проходили по категории детских и юношеских лент, а потому церемония награждения для них состоялась отдельно, в августе. Фильм Кончаловского стал для Бурляева дебютным, и именно в ходе озвучивания «Мальчика и голубя» юного артиста в коридоре ВГИКа заметил Тарковский. Между собой же два Андрея познакомились еще во время съемок «Иванова детства», поскольку Кончаловский проходил практику на этой картине, а заодно снялся в эпизоде. Впрочем, сам он вспоминает, что еще принимал участие в написании сценария, хотя в титрах это и не отражено.
комментарии(0)