Гераклит в «Синей глисте»

Влив в себя поллитра пива, он мгновенно преобразился – с впалых щек стекла могильная зелень, движения стали точными и плавными. Фото РИА Новости

Пивной павильон № 3, в народе именуемый «Глиста», располагался в двух кварталах от дома Челло, у площади, за большой клумбой в центре, прозванной «Квадратка» и отделяющей район «Речпорт» от Кировского района.

«Глиста» представлял собой одноэтажный домик, стыдливо спрятавшийся за декоративной стенкой, выложенной разноцветной мозаикой, изображавшей разбушевавшуюся водную стихию и славных советских речников, железной рукой укрощавших ее раз и навсегда. Стихия представлялась авторам панно как некие сине-голубые волны с завихрениями, но «гладко было на бумаге», а на деле получилась длинная бледно-голубая змееобразная линия, опоясывающая бравых речников. Наверное, люди с высокохудожественным вкусом придумали бы какое-то другое, более изящное сравнение, но средневолжские пролетарии из ремонтных мастерских речного порта вкусом были не отягощены, они что видели, о том и пели. Так павильон на веки вечные стал сперва «Синей глистой», а потом просто «Глистой».

Здесь всегда толклись какие-то пошарпанные личности, здесь всегда было неуютно, всегда плохо пахло, а редкие тополя за павильоном, под которыми завсегдатаи справляли малую нужду, в любое время года сорили на головы страждущих опохмела буро-желтой листвой.

Всю дорогу до «Глисты» Челло еле плелся, то и дело хватаясь за руку Серого и шлепая синюшными губами. Со стороны казалось, что он пытается откусить что-то, маячившее перед ним и не видимое более никому.

Последние метры до обшарпанной двери «Глисты» Челло буквально пробежал и ввалился внутрь, шаря перед собой руками, точно слепой. Серый вошел следом, задержал дыхание – о мощный духан внутри пивнушки можно было ушибиться – и огляделся.

За столиками-поганками переминались с десяток синяков. Со стены на них сурово глядели плакатные рожи советских времен, поверху шел лозунг «Трезвость – норма жизни!». Плакат был достопримечательностью «Глисты» – его не снимали уже лет десять. Углы засидели мухи, понизу плакат весь был густо покрыт всякими веселыми, с точки зрения завсегдатаев пивнушки, надписями типа: «Пейте пиво пенное – морда будет офигенная!»

За стойкой глыбилась мощная женщина неопределенного возраста, чувашка Кашкарова, носившая монументальную кличку Маршал Жуков. Она была в «Глисте» царицей и богиней, ее слушались, с нею считались.

Серый направился к мокрой стойке, на которой высились два пивных крана. Челло уже висел там, опираясь на край.

– Товарищ маршал, – просипел он. – Мне парочку… А моему… юному…

– Мне одну, – сказал Серый.

– Пиво бугульминское, – басом сообщила Маршал Жуков, выставляя на стойку поллитровые банки – кружек в «Глисте» не водилось уже года три.

– Что воля, что неволя – все одно, – махнул рукой Челло.

Желтая струя, мутная, как весенняя вода в ручье, ударила в банку, запенилась, заклокотала. Челло не дождался наполнения, обезьяньим рывком выхватил банку и жадно приник к ней, дергая волосатым кадыком.

– Ты чё творишь, падла? – беззлобно рявкнула Маршал Жуков, ловко двигая полными руками. Она подставила под струю следующую банку, зыркнула на Серого. – Чё мнешься? Триста семьдесят шесть с вас.

Серый выложил на стойку мятые сотки, дождался, когда банки наполнятся, и понес их к столику у окна, где уже обосновался Челло. Влив в себя поллитра пива, он мгновенно преобразился – с впалых щек стекла могильная зелень, подернутые глицериновой пленкой глаза заблестели, движения стали точными и плавными.

Серый поставил перед ним обе банки, поймал повеселевший взгляд.

– Ну, полегчало?

– Всегда поражаюсь этой метаморфозе, – усмехнулся Челло и полез за папиросами. – Как там в мультике? «Такая приятная гибкость в теле образовалась…»

Серый усмехнулся, кивнул. Челло прикусил коричневыми зубами мундштук папиросы, чиркнул спичкой, прикурил и взялся за полную банку, над которой уже опала шапочка мыльной пены.

– Ergo bibamus! (лат. «Так выпьем!») – провозгласил Челло и, держа дымящуюся папиросу на отлете, по-гусарски опрокинул в себя пиво.

Серый усмехнулся:

– Слышь, ты это… притормози. А то нажрешься сейчас, а у меня дела, я тебя домой не потащу.

– Прочь сомнения! – вскричал Челло. На него стали оборачиваться. – Все будет пучком. Ты сам-то почему не пьешь?

– Не люблю я эту фигню… – Серый кивнул на кружку. – Бугульминское к тому же.

Челло кивнул, прокашлялся, со стуком поставил на колотый пластик ополовиненную банку, бросил туда щепотку соли. Серый внимательно наблюдал за вспузырившейся жидкостью, выбирая момент для начала разговора.

– Пить ты не хочешь, – докурив, сказал Челло. – Говорить не хочешь. Но пришел и торчишь тут со мной. Чува-ак, колись – что нужно?

Серый вздохнул, оглянулся, словно бы опасаясь, что их могут подслушать. Челло перехватил его взгляд, оттопырил влажную губу, сделавшись похожим на верблюда, и прочитал с привыванием из Волошина:

– ... А офицер, незнаемый никем,

Глядит с презреньем – холоден и нем –

На буйных толп бессмысленную толочь,

И, слушая их исступленный вой,

Досадует, что нету под рукой

Двух батарей «рассеять эту сволочь».

– Иди в задницу, – устало сказал Серый. – Я спросить хотел… А ты прикалываешься.

– Всё, всё! – Челло скрестил перед собой руки, как судья в баскетболе. – Я серьезен, как покойник. Слушаю тебя.

Он отхлебнул из банки и уставился на Серого, выпучив желтые глаза, прозрачные, словно янтарные брошки.

Серый помолчал, взял полную банку, заметил прилипшую ко дну раздавленную муху, скривился, но, приглядевшись, понял, что муха прилипла с внешней стороны. После этого он все же сделал над собой усилие и отхлебнул пиво. Оно было… бугульминским – кислым и водянистым одновременно.

– Соли кинь, – посоветовал Челло, уловив изменение выражения лица Серого. – Она кислоту гасит. Лучше соду, но соды нет.

Серый отставил в сторону банку, почесал кончик носа, посмотрел в окно, точнее, на мутное, грязное стекло. Почему-то окна в «Глисте» перестали мыть как раз после того, как Ельцин в Москве выступил с танка и произнес: «При всех трудностях и тяжелых испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер».

– Ну? – Челло иронически смотрел на Серого.

И он решился:

– Эта… короче… чё делать-то?

– А ты не мог бы сформулировать свой вопрос в более четкой форме? – улыбнулся Челло и допил пиво из своей банки.

Серый молча пододвинул ему свою, с мухой, и вздохнул.

Легко сказать: «в четкой форме», а ты попробуй, когда даже не знаешь, за что ухватиться…

– Ну… короче… цветмет… бабки… деньги то есть. Теперь у меня… – Серый продолжал мямлить, не зная, как перейти к главному. Челло перестал улыбаться. Он задумчиво поднял банку, ногтем соскреб с донышка муху, стряхнул на пол.

– Вот оно в чем дело, – сказал Челло и посмотрел на Серого сквозь пиво. От этого его желтый глаз сделался бесцветным, как у вампира в кино, и Серый подумал, что зря он все это затеял. – То есть ты ощутил пустоту в голове, чреслах и желудке после того, как объелся, перепил и не… удовлетворил свою похоть?

– Чё похоть-то сразу… – буркнул Серый и разозлился: проницательный Челло попал в самое больное место и продолжал говорить, загоняя туда, в это самое место, иголку за иголкой:

– Теперь тебе кажется, что можно потратить свалившиеся на тебя богатства с большей пользой, нежели покупать в коммерческих магазинах водку, конфеты и золотые украшения для девушки, которая вдруг из богини-небожительницы превратилась в то, чем она, собственно, была всегда – в банальную шлюху?

– Завали, – мрачно попросил Серый.

– Да без проблем. – Челло поставил банку, покрутил перед Серым растопыренными пятернями – на одной пять пальцев, на другой четыре. – Только… Чува-а-ак, от того, что я промолчу, ничего ведь не изменится. Ты лучше скажи – ты уже подписал договор?

Видя недоумение Серого, Челло уточнил, погладив руками столешницу, словно там лежал бумажный лист:

– Ну, контракт на продажу статуи?

Серый отрицательно помотал головой. От слова «контракт» у него в животе возник странный, детский какой-то холодок – и пополз вниз, к ногам.

– А чё, надо было подписать?

Челло пожал плечами:

– А как ты думал? В контракте можно расписать все нюансы, оговорить все возможные варианты сделки и подводные камни.

– Какие камни?

Челло придал лицу скорбное выражение:

– И это спрашивает без пяти минут новый Рокфеллер! О боги, за что караете… Чува-а-ак, «подводные камни» – это возможные проблемы, понимаешь?

– А какие там могут быть проблемы? – не понял Серый. – Вот участок с Ильичом, вот деньги…

Челло, поднесший банку с пивом ко рту, фыркнул – во все стороны полетели брызги.

– Ну, представь: приедет к тебе покупатель сразу с краном и платформой…

– Трейлером, – подсказал Серый.

– С трейлером, – согласился Челло. – И скажет: вот треть суммы, остальное я завтра подвезу. Думал – сегодня, но в банке столько денег не оказалось, а у меня кран и тягач уже арендованы. Давай я бронзу вывезу сегодня, а деньги завтра отдам. Мы же друзья? Друзья ведь? Ты бабу моего сына тра… уестествляешь, в доме у меня ночуешь – свои люди, почти родственники, а? По рукам?

Челло протянул Серому руку через стол, словно он и в самом деле был Флинтом и приехал на Ёрики за статуей.

И Серый машинально пожал протянутую руку.

– Чува-а-ак! – Челло расплылся в омерзительной улыбке. – Знаешь, что будет дальше?

– Что?

– Флинт тебя прокинет. Не заплатит больше ничего. «Ни копья», как вы говорите. Ты станешь не нужен. Совсем. И тебе придется очень быстро уехать из города, чтобы сохранить те деньги, которые ты уже получил от него. Потому что кое-кто… Как там зовут обезьяну, которой ты должен двадцатник?

– Канай…

– Вот-вот. Этот самый Канай вдруг волшебным образом узнает, что у такого-то чувачка образовалась веселая наличность. И после этого за твою жизнь, богатенький Буратино, я не дам и дохлой сухой мухи.

Теперь Челло говорил очень серьезно. Серый невольно подобрался, положил на стол сжатые кулаки.

– И чё делать?

– Ты уже задавал этот вопрос, чува-а-ак… если у тебя будет юридически оформленный договор, заверенный у нотариуса, то есть если ваша сделка окажется законной со всех точек зрения, никаких вот этих вот «мы же друзья» не будет. И отношение к тебе будет совсем другое – и со стороны Флинта, и со стороны городских властей. И всех прочих, кстати. В этом суть капитализма. Понимаешь?

– Ты-то откуда все это знаешь? – спросил Серый, глядя на трещины, покрывающие столешницу. Он думал, что Челло ответит в своем стиле, фразой из мультика про Колю Сорокина и остров Невыученных уроков: «От старшего брата», – но тот ничего не ответил – он шумно допивал пиво, ритмично дергая волосатым кадыком.

– С договором я понял, – не дожидаясь окончания процесса, сказал Серый. – А с Надькой… ну, с Клюквой что делать?

Челло поставил опустевшую банку на стол, рукавом вытер мокрые усы, дунул через них и стал похож на моржа, только что вынырнувшего из студеных вод какого-нибудь моря Лаптевых.

– Ничего, – просто ответил он. – Скрипач не нужен.

– В смысле, – опешил Серый. – Я ж ее это… ну, люблю.

– Нет, – оборвал все ниточки Челло. – Не любишь.

– Люблю! – Серый набычился.

– Нет, говорю тебе.

– Да иди ты… – Серый начал злиться по-настоящему. – Я за нее…

– Не девушку ты любишь, – перебил его Челло и посмотрел на Серого как-то странно – как на умалишенного, – а себя.

– Чё? – У Серого от неожиданности вытянулось лицо.

– Себя, себя, – покивал Челло. – Такого, каким ты был тогда… до всего. Себя счастливого. Infelicissimum genus infortunii est fuisse felicem, как говорил Боэций, «величайшее несчастье – быть счастливым в прошлом», понимаешь?

– Нет. Что это значит?

Челло вздохнул, выпрямился и посмотрел поверх головы Серого куда-то в дымное пространство пивнушки – словно в вечность.

– «Из всех посылаемых судьбой бедствий величайшее – быть счастливым в прошлом», – произнес он. – Ты не можешь вернуть то время, время вообще невозможно вернуть, чтоб ты знал, но тебе очень хочется хотя бы на чуть-чуть, на минуту, на секунду, ощутить себя тем, прежним. А ничего нет, все пропало, истлело, сгнило, сгорело – и пепел унесло ветром. Вот ты и бродишь по руинам собственной памяти, чува-ак. И девчонку эту мучаешь. Она нормальная, такая, как все, и даже больше – у нее есть адаптационный дар. Знаешь, что это?

Серый наклонил голову и только отрицательно покачал ею, осмысливая сказанное Челло.

– Она меняется и приспосабливается ко всему, что происходит вокруг. Именно поэтому ты ей не нужен. Ты живешь прошлым – а она настоящим. Она как фантастическое существо из какого-нибудь романа: на песке отращивает длинные лапы, чтобы бегать, в лесу – цепкие когти, чтобы лазить, в воздухе – быстрые крылья, чтобы летать, а в воде – перепонки между пальцами, чтобы плавать.

– А я? – тихо спросил Серый, подняв искаженное лицо.

– А ты – гиря. Ты не даешь ей плыть. Ты тянешь ее на дно. В прошлое, о котором она уже забыла.

И, заметив, что Серый помрачнел еще больше, Челло добавил:

– Если тебя это утешит, чува-ак, замечу: связываться с такой женщиной всерьез – верх безумия. Конечно, sed semel insanivimus omnes, «однажды все мы бываем безумцами», но ты, похоже, пытаешься войти в эту реку дважды. Гераклит смеется. Достаточно.

Серый посопел, вертя в пальцах сигарету. Говорить было не о чем – проницательный Челло опять попал в самое больное место, вскрыл нарыв, выпустил гной, и теперь оставалось просто ждать, когда рана зарастет. Правда, было больно. Очень больно. И Серый не знал, зарастет ли. Он представил лицо Клюквы, ее шалые глаза, полуулыбку, ямочку на щеке, вспомнил запах ее волос, цепочку на ключице, жаркий шепот и вообще всю прошлую ночь…

– Чува-ак! – позвал Челло. – Ты с нами? Эй! Пиво еще возьмешь?

– А тебе не хватит? – проворчал Серый.

– Смотри, – Челло подался вперед, грудью навалившись на стол. – Ответы на вопросы ты получил. Они тебе не понравились, но лекарство сладким не бывает. Теперь следующий этап – нужно решить, как тебе жить дальше. А без горючего такие серьезные проблемы не решаются, имей в виду.

Серый молча поднялся, пошел к стойке, на ходу вытаскивая из кармана купюры.

– Может, у вас водка есть? – спросил он у Маршала Жукова.

Та зыркнула на Серого красными, как у крысы, глазами.

– Куда ему водки, подохнет же, – имея в виду Челло, сказала она.

– Не ему. Мне.

– А тебе не нужно. Поверь, братик, – внезапно сменив тон, почти ласково произнесла Маршал Жуков, и сквозь ее красное мясистое лицо, как сквозь окно, на мгновение проглянула девчушка со стрелочками у висков, смешливая и застенчивая – такой она была в юности.

– Тогда два пива. – Серый выложил на стойку деньги. – И сдачи не надо.

– Я не нуждаюсь, – сердито фыркнула Маршал Жуков. – Ты понты эти для шалав прибереги. «Сдачи не надо»! Видиков насмотрелся, что ли?

Она рассерженно грохнула на стойку две банки с пивом, отсчитала сдачу и отвернулась от Серого, всем своим видом показывая, что не хочет с ним разговаривать.

Серый взял пиво и вздохнул. Он понял, почему толстая буфетчица так отреагировала на его слова. Он оказался для нее тем же, чем была Клюква для него, – гостем из прошлого. То ли был у нее ухажер, похожий на Серого, то ли просто знакомый, о котором она вздыхала украдкой… Вот только у Маршала Жукова прошлое было далеким, и оттого воспоминания о нем, давно и прочно ушедшем за житейский горизонт, резанули острее.

– Спасибо, – пробормотал Серый, чтобы что-то сказать, и побрел к столику.

– Значица, так! – отпив полбанки, провозгласил Челло. – Во сколько у тебя встреча с Флинтом?

– А ты откуда знаешь? – не в первый уже раз удивился Серый.

– Чува-ак! – ласково улыбнулся ему вместо ответа Челло. – Ну?

– В шестнадцать ноль-ноль в «Шехерезаде».

– Вместе пойдем, – не спрашивая, а словно бы отдавая приказ, сказал Челло. – Иначе он тебя сожрет.

– В смысле? Я сам кого хочешь… – не согласился Серый.

– Сожрет, сожрет, – часто закивал Челло. – Он тебе наживку кинул? Кинул. Ты ее проглотил? Проглотил. Он подсек и вытащил тебя на берег. На берегу тебе плохо – поэтому ты пришел ко мне. Но ты все еще в его власти. И огонь разожжен, и сковорода приготовлена. Так что пойдем вместе. Представишь меня как своего… юрисконсульта. Конечно quid quisque vitet, nunquam homini satis cautum est in horas, «никто не может знать, когда какой беречься опасности», но я хорошо знаю Флинта, и это явно пойдет тебе на пользу.

– Откуда знаешь?

– Мы… – Челло радостно, легко рассмеялся, – мы вместе в школе учились, чува-ак. Одноклассники. И одну девчонку любили.

– И чё?

– Ничего. Я на ней женился, а Флинт нет.

Серый непонимающе посмотрел на Челло. Ему было сложно представить этого человека женатым.

– Она умерла, – после короткой паузы сказал Челло. – Во время родов. И всё.

– Чё – всё?

– Всё – всё.