Шадринский книгочей

Артист и автор рассказов Александр Шамардин с гитарой. Фото из архива автора

Анатолий Шамардин:

– С 1966 по 1968 год я работал в уральском городе Шадринске, преподавал там в пединституте иностранные языки, лексикологию, стилистику и жил в общежитии, в отдельной комнате. А на одном этаже со мной, вернее – этажом выше меня, жил в общежитии, и тоже в отдельной комнате, которая была, правда, поменьше моей, профессор пединститута Юрий Александрович Трапезников… Книгочей, который с утра до ночи читал книги и знал всю русскую и зарубежную литературу всех времен и у которого вся комната была в стеллажах и была сверху донизу забита книгами, он покупал их в магазине и тратил на них всю свою зарплату и поэтому жил очень бедно и питался очень плохо, пил чай с сухарями, но зато у него была богатая библиотека, которой он очень дорожил, там были редкие старинные книги, фолианты в тяжелых переплетах… Он приглашал меня к себе в гости, и мы часами говорили с ним о писателях, о философах… Он давал мне читать кое-что…

Один раз одна книга упала сверху, со шкафа, прямо ему на голову и едва не проломила ему череп… Я тогда даже написал и посвятил этому бедолаге шуточное стихотворение на немецком языке. (Толя читал мне это стихотворение, и я, кажется, записала его на каком-то листочке, но этого листочка у меня сейчас нет под рукой, я помню только одно слово оттуда – «пинк!» – и приблизительное содержание стихотворения. – Н.К.) «На полках стояло много книг, книгочей читал их с утра до ночи, и вдруг одна книга упала ему на голову – пинк (плюх!)… а красный гроб был длинен и тяжел…» Недавно я узнал, что мой друг-профессор умер… может быть, ему на голову опять упала книга… Жалко его… очень уж интеллектуально развитый и добрый был профессор… и очень ценил меня и как преподавателя, и как филолога, и как певца и композитора… Получается, что мое стихотворение, которое я посвятил ему, оказалось в какой-то степени пророческим. А куда делась его библиотека со всеми книгами и фолиантами? Наверное, он завещал ее библиотеке пединститута.

Где не родился, 

там пригодился

Анатолий Шамардин:

– У меня очень долго не было в Москве ни прописки, ни своего жилья. Я работал певцом-вокалистом в ресторанах, на птичьих правах, и снимал номера в гостиницах, которые тогда стоили сравнительно дешево, и жил там, но все время висел в воздухе и чувствовал себя очень ненадежно, к тому же денег я зарабатывал мало, и мне едва хватало их на пропитание. Потом я через своих знакомых выхлопотал себе прописку в общежитии института культуры, но «без права проживания», с такой вот интересной формулировкой. И несколько лет скитался по углам и жил где придется, поскольку снимать номера в гостиницах мне становилось все труднее, они были мне не по карману, хотя и стоили сравнительно дешево, полтора или три рубля в сутки. И я решил встать в очередь на получение квартиры.

Начальник ЖКО окинул меня глазами с ног до головы, выразительно посмотрел на мой нерусский нос и спросил меня:

– Молодой человек, а вы откуда родом?

– Из села Хасаут-Греческое… – чистосердечно признался я.

– Это где оно такое находится?

– На Северном Кавказе…

– А почему бы вам не вернуться туда? – услужливо предложил он мне, якобы желая мне всего только самого хорошего.

– Спасибо вам за вашу отеческую заботу обо мне. Но, видите ли, – культурно стал объяснять я ему, чтобы, не дай бог, не прогневить его, – я приехал в Москву, чтобы петь здесь.

– Но вы и у себя в селе могли бы петь… кто вам запрещает?

– Видите ли… – ответил я ему, делая вид, что не понимаю его, и играя в святую простоту, – там кругом одни горы… И людей почти нет на всем обозримом пространстве. Одни дикие козлы да бараны… представляете? И еще орлы… Там некому меня слушать. А в Москве – есть кому. Здесь десять миллионов жителей. Я хочу выступать перед ними в больших залах, петь для большого количества слушателей, чтобы доставлять им неземное наслаждение.

– А я бы все же посоветовал вам вернуться в свое село, туда, откуда вы приехали… Знаете, как говорится, где родился, там и пригодился… – закругляя тему, сказал начальник.

– Да? Но, видите ли, – не теряя присутствия духа и юмора, сказал я, – мои слушатели, в том числе и специалисты по вокалу, считают, что у меня голос редкостной красоты, и с таким голосом я в Москве пригожусь не меньше, чем в своем селе…

Анатолий Шамардин 

и костюм 

Бедроса Киркорова

Нина Краснова: Толя, расскажи про свой дебют в оркестре Утесова и костюм Бедроса Киркорова…

Анатолий Шамардин: Когда меня взяли в оркестр Утесова, мне сказали, что я должен выходить на сцену и выступать перед публикой в приличном костюме… Но я был тогда такой бедный, что у меня не было приличного костюма. У меня ничего не было. Ни московской прописки, ни квартиры, ни костюма. Я получал зарплату 110 рублей в месяц, еле сводил концы с концами… Я сказал: «У меня вообще никакого костюма нет». Мне сказали: «Тогда знаете что? Тогда вы наденьте костюм одного нашего певца, который работал у нас до вас... У нас до вас работал хороший певец – Бедрос Киркоров… – Это значит – отец Филиппа Киркорова, то есть отец будущей звезды эстрады. – Вон у нас остался его костюм. Наденьте его, и будете в нем выступать...» 

Всю ночь увлекались друг другом... Франц фон Штук. Поцелуй сфинкса. 1895. Эрмитаж

А костюм этот был размеров на пять больше моего размера, ну не на пять, а все же намного больше… Он был мне сильно велик… Я надел его и утонул в нем и стал похож на клоуна и на Пьеро: рукава длинные, штанины длинные, плечи не мои… пиджак на мне висит, брюки висят… Я же был тогда очень-очень тонкий и худой, я и сейчас не толстый, а тогда вообще был как соломинка для коктейля. В таком прикиде я и вышел выступать первый раз с оркестром Утесова… И произвел на зрителей трогательное впечатление, и они долго мне аплодировали. Так состоялся мой дебют с оркестром Утесова. А потом я заказал себе в ателье и концертные брюки, и пиджак, и рубашку белую… по фигуре. И выступал уже в подобающем артисту наряде.

Штраф за «аморальное 

поведение»

Анатолий Шамардин:

– У меня, как у бродячего артиста, не было своего жилья и не было места, где я мог бы встретиться и уединиться с девушкой и, как сказал бы Зощенко, «поговорить с нею о смысле жизни». И только иногда я мог позволить себе это, например, в номере гостиницы во время своих гастролей.

Я вспоминаю, например, такой случай. Приехал я в какой-то город, поселился в гостинице. Иду вечером по коридору, смотрю, по этому же коридору идет миловидная девушка и смотрит на меня с большим интересом и явно хочет познакомиться и пообщаться со мной. Я говорю ей:

– Прекрасная незнакомка, а давайте познакомимся с вами? Меня зовут Анатолий. А вас?

– А меня… Люда (или Света, или Валя, я уже не помню, как ее звали).

– Заходите ко мне в гости, – гостеприимно так говорю я ей.

– А что мы с вами будем делать? – кокетливо и вроде бы как наивно спрашивает она.

– Мы будем говорить с вами «о смысле жизни» и увлекаться друг другом… – говорю я ей словами Зощенко, добавляя к ним слова Виктора Бокова, который всегда говорил девушкам: «Мы будем с вами увлекаться друг другом». Хотя дальше этих слов он не шел, чтобы не зайти слишком далеко.

Девушка пожаловала ко мне в гости. И пробыла у меня всю ночь. И мы с нею всю ночь до раннего утра говорили «о смысле жизни» и увлекались друг другом при закрытых дверях. Потом она исчезла. А администраторша гостиницы вызвала меня к себе и сделала мне строгий выговор «за аморальное поведение» и за нарушение правил:

– Анатолий Викторович, что вы себе позволяете? У нас нашим клиентам разрешается принимать у себя гостей только до 11 часов вечера. А не с ночи до утра. А вы принимали у себя посетительницу всю ночь… Платите штраф, иначе я пожалуюсь на вас вашему начальству.

Пришлось мне заплатить ей штраф.

«Мы разожжем костры 

в номере гостиницы…»

Анатолий Шамардин:

– Как-то раз ездили мы с моим сыном-музыкантом выступать в Муром. Зимой. Приехали в гостиницу. А там не работает отопление. Температура в номере минус градусов. При которой у меня (у тенора) голос садится. Я пошел к администраторам гостиницы, говорю, вроде наивно так удивляясь:

– А почему здесь не работает отопление? В номерах холоднее, чем на улице…

– Никто из посетителей гостиницы не жаловался на это до вас. Что вы здесь свои права качаете? – отвечают администраторы, сурово насупив брови.

– Мы сейчас едем выступать… – говорю я как ни в чем не бывало. – Приедем сюда поздно вечером. Если здесь по-прежнему не будет работать отопление, мы разожжем костры в номере!

Вечером возвращаемся мы в гостиницу… Отопление работает! И даже щели на окнах залеплены ватой! В номере – тепло! Температура 20 градусов по Цельсию!

Как Ленин помог 

Анатолию Шамардину 

получить сольные 

концерты

Толя Шамардин говорил мне, что белгородский артист Игорь Богатов, с которым они выступали в Белгороде, очень хорошо пародировал политических деятелей, Ленина, Сталина, Хрущева… Но сам Толя, может быть, взяв пример с Игоря Богатова и подражая уже Игорю Богатову, тоже очень хорошо пародировал их. И рассказал мне одну очень смешную историю, связанную с этим:

– Музыкальные начальники Белгородской филармонии долго не давали мне разрешения на сольные концерты. Тогда я набрался храбрости (или наглости) и одним прекрасным утром ворвался в кабинет, где заседали эти начальники, и заговорил с ними голосом Ленина, приняв позу Ленина и подсунув большие пальцы рук под края своей жилетки, как это делал Ленин: «ТоваГищи, это безобГазие! Почему вы не даете выступать с сольными концеГтами талантливому певцу Анатолию ШамаГдину, котоГого любит наГод? Искусство пГинадлежит наГоду! И искусство ШамаГдина пГинадлежит наГоду! А где наГод может услышать ШамаГдина, если у этого певца нет сольных концеГтов и если вы не даете ему выступать в больших залах, на большой сцене, а гоняете его по Газным дыГам и свиноводческим феГмам? Я пГиказываю вам немедленно дать ШамаГдину ГазГешение выступать с сольными концеГтами в самых лучших залах! Или я пГикажу всех вас ГасстГелять и повесить! Всех, всех, всех – ГасстГелять и повесить!» И ты знаешь, Нинетта, эти начальники вытаращили на меня глаза… и… все, как один, рассмеялись и захлопали в ладоши! И дали мне разрешение выступать с сольными концертами в домах культуры… А Игорь Богатов, который и посоветовал мне сыграть роль Ленина, стоял за дверью кабинета и довольно потирал руки.

«В следующий раз мы 

принесем тебе еще 

что-нибудь…»

У Толи Шамардина был друг, московский грек Александр Поландов, он преподавал математику и физику в вузе и был по своей натуре философ, отлично знал философию античных греков, в своей жизни руководствовался этой философией и мог часами говорить о ней.

Толя регулярно звонил ему. И всегда приветствовал его на греческом языке:

– Я су, Саша (здравствуй, Саша)! Ти канете (как дела)? Кола (хорошо)? – и подолгу разговаривал с другом. И на русском, и на греческом языке. И говорил мне: – Саша очень мудрый и всегда дает мне мудрые советы и наставления.

Жил Саша, как Диоген в бочке, один, но не в бочке, а в большой полупустой трехкомнатной квартире, которая досталась ему от родителей. Жил он бедно и скромно, не имея ничего лишнего. Толя одно время снимал у него угол, комнату. И рассказал мне историю о том, как в квартиру к Саше забрались воры:

– Как-то раз к Саше в квартиру забрались воры. Хотели что-то стащить у него, а тащить у него было совершенно нечего. Они послонялись по полупустым комнатам, заглянули в ящики столов, в тумбочки, в книжные шкафы, ничего ценного там не нашли, а книги никого из них не интересовали. Потом воры открыли шифоньер, но и там ничего ценного не нашли. В шифоньере на полках лежало старое белье, а на вешалке висел старый, потертый пиджак.

Тогда воры повесили рядом с этим пиджаком еще один – свой, немного поновее, чем у Саши, и оставили ему записку: «Хозяин, в следующий раз мы принесем тебе еще что-нибудь».

…Мы с Толей ездили к Саше в гости и вместе сидели у него на кухне, пили чай и вспоминали историю про воров и смеялись.