Фурор в «Хромом ефрейторе»

Сергей Соколкин – поэт, прозаик и переводчик, автор восьми книг стихов и двух книг литературных переводов. Лауреат шести литературных премий. И вот он написал роман: бурный, яркий, шумный, пугающий и веселый. Такой, как он сам, такой, как наше время. Небольшой фрагмент из него мы предлагаем читателям «НГ-EL». Роман печатается в одном из московских издательств.

...Вновь появилась вечно неунывающая Розочка, умеющая получать от этой жизни удовольствия в любых, казалось бы, даже патовых ситуациях. Она все предвидела и отлично понимала, что Алине, перенесшей такое потрясение, нужен отдых (и чем дольше, тем лучше). А концерты ждать не будут, группа должна существовать. И она со слезой, то ли умиления, то ли прошения, невинной улыбкой и неприлично роскошным букетом, подаренным ей вчера вечером «хоккейной командой», расцеловав смущенную таким натиском внимания, уставшую Алину, прямо так взяла и атаковала в лоб неготовую к такому повороту событий подругу. Такой эффект, наверное, производила на врагов та самая «Эх, тачанка-ростовчанка», вылетающая на поле боя в клубах пыли с ржущими, пьяными мордами пляшущих жеребцов, а потом, когда пыль рассеивалась и кони исчезали, враг видел перед собой только захлебывающийся в веселом азарте пулемет Максим… Но было уже поздно, судьба держала их костлявыми пальцами за горло…

– Алиночка, ты же все равно будешь отдыхать. Поговори с Сашей, попроси, чтоб он меня взял на твое место… временно, конечно. Ну это же я вас познакомила, помнишь?

– Помню, но я не знаю, удобно ли? Саша сам все решает…

– Удобно, удобно, ты только позвони ему, скажи, попроси. Ну, пожалуйста…Ну, Алина…

– Ну ладно.

…И Саша решился. Он так долго откладывал Розочкино выступление, его всегда что-нибудь в ней не устраивало. То петь не умела (да и сейчас не умеет), то двигаться, то... Но сейчас выхода нет, надо кого-то ставить. Фактура у Розки есть, думал Саша, а петь будут девчонки… Три раза сплюнул через левое плечо и поставил… Концерт проходил в ресторане «Хромой ефрейтор», что залег, обороняясь от новомодной ресторанной цивилизации, среди еще крепких дореволюционных развалин напротив высотки на Краснопресненской. В зале было достаточно много народу, в основном мужеского пола, а в дальнем углу какие-то джигиты шумно и бескомпромиссно справляли то ли чей-то день рождения, плавно переходящий в день города Тбилисо, то ли наоборот... Послушай, да?!

Концертное выступление началось с классики, с дуэта «Рокси». Две красивые золотокудрые близняшки-скрипачки с тонко выщипанными черными бровями и строгими фиолетовыми, как у пересидевшего в проруби «моржа» губами, в одинаковых вечерних темно-фиолетовых платьях с глубокими, до талии, боковыми разрезами, эффектно появившись на сцене в лучах софитов, без долгих объявлений заиграли что-то из незабываемой группы Space. Космическая музыка, исполняемая на обычных классических скрипках, каким-то странным образом сочеталась с софитами и крутящимися зеркальными шарами, обитающими в старом дореволюционном особняке. И вдруг темп музыки начал ускоряться, шары завертелись быстрее, по стенам, потолку и столикам с людьми помчались, подпрыгивая, тысячи сумасшедших солнечных, точнее, световых зайчиков-звездочек. Потом темп, следуя извилистой музыкальной логике исполнительниц, снизился, одряхлел и совсем зачах. Зайчики куда-то убежали, унеся с собой платье вначале одной, а потом и другой исполнительницы, которые стали от этого, как вы сами понимаете, только еще значительно более очаровательными, как сказала бы Света Курицина из Иваново (а потом из «НТВ»). Девушки встали во весь свой вызывающе обнаженный, я бы даже сказал, голый рост и под шумные аплодисменты любителей космической музыки лихо прогнулись в гимнастических талиях, смело тряхнув на прощание своими вполне земными, увесистыми, значительно более впечатляющими, чем легкая музыка, богатствами. Но аплодисменты не стихали, словно ветер на рейде готовящегося спустить свои гордо реющие вымпела и флаги фрегата. И девушкам приходилось кланяться и кланяться. И ветер дул, и вымпела реяли…

Вторым выступал обнаженный по пояс «глотатель огня», засовывающий себе в глотку горящие факелы и выдувающий оттуда целые столбы огня. Не знаю, что подействовало на публику больше, боязнь сгореть заживо в компании с этим «пожарником» или густая, живущая на ходячем вулкане флора и фауна. Его по пояс голое, тщедушное, без приятных выпуклостей, да еще заросшее неухоженным кустарником тело будоражило только что затихшие с таким трудом чувства и вызывало явные, не в его пользу, ассоциации. Когда этот Змей Горыныч при тягостно молчащем зале в очередной, уже последний раз выдохнул сноп огня и, урча и бурля раскаленным нутром, направился в гримерку, в спину ему полетел недокуренный чинарик.

– Это тебе на чай! – резюмировал его выступление очень обиженный, пьяный голос.

Следующим номером программы значился клоун-фокусник. И когда он вышел – с маленькими плечами, большим неаппетитным местом, откуда ноги растут, и тоненьким писклявым, кастратным голоском – зал взорвался. Самым необидным и добрым среди начавшегося базара, за который так никто и не ответил, зуб даю, был культурный выкрик:

– Пошел вон, недоносок!...

…Администратор даже не решился выпустить штатного ресторанного певца, долженствующего занять благородную публику до выхода приглашенных «звезд». Вышла его партнерша, толстая, помятая, настоящая ресторанная «прима», с очень глумливым и неисповедимым, как пути толстой кишки со сфинктером Бузи, срывающимся на шансонные нотки контральто. И запела про то, что «Для здоровия полезны холода». Говорят, в оперном мире существует поговорка «Басы – пьяницы, баритоны – бабники, тенора – дураки!». Так вот, не знаем, к какому типу принадлежало это бесполое существо, но явно не к бабникам. В раздавшейся тишине слышен был только скрежет вилок о ножи, словно в результате затачивания последних. И между периодическим чавканьем звучало сокраментальное:

– Ну, братва (братаны, пацаны), вздрогнули что ли?!

Иногда раздавался и долго потом звенел, как металлический камертон, одинокий женский голос, переходящий периодически то в разновидность детского плача, то в угугуканье пучеглазой лесной совы.

Администратор с извинениями вбежал в гримерку к «Фейсу» и очень-очень попросил девчонок выйти раньше назначенного времени. Как можно раньше… Саша был не против. Выступление началось.

…За ближайшими к сцене столиками разместилась приглашенная Розочкой бравая хоккейная команда с ее центральным нападающим. Расселись все, как положено, по пятеркам: три нападающих, два защитника… Правда, клюшки и каски они, слава богу, оставили дома. Они много пили, много закусывали, точнее, делясь на нападающих и защитников, кто-то пил, а кто-то, как всегда, закусывал. А вратарем, который должен защищать ворота, ну и себя, конечно, как потом понял Саша, у них, да и у многих других, была Розочка. Только ворота у нее, да и для нее, были открыты повсеместно, а защищать себя от любимой игры и родных хоккеистов она не собиралась, так и жили. Так вот, с перебитыми носами, со шрамами на лбу и висках жизнерадостные спортсмены весь вечер топали ногами и руками, радостно мешали группе выступать, кричали «Шайбу, шайбу!» и громко невпопад пели про «розовую розу»…

– Господа и дамы, перед вами выступает группа «Фейс», – задорно прокричала, вставшая в центр Розочка и, отодвинув левой рукой немного мешающую ей Юлю, продолжила низким приглушенным голосом, оглядывая ненасытным взглядом притихший вдруг зал и облизывая нижнюю губу: – «Ах, как же ты целуешь», песня…

Последние слова ее утонули в тактах медленной, обволакивающей слушателей с головы до паха своей пронзительной чувственностью, волнующей, бархатной музыки, окутывающей, словно распущенные, испускающие тонкий аромат жасмина длинные волосы незнакомой, но такой близкой и желанной женщины. И Юля с Аней, чередуясь, запели… Девочки, виляя бедрами, делали замысловатые красивые движения руками и ногами. Сходились, расходились, бросали батманы и даже садились на шпагаты. И только Розочка, поворачиваясь на месте, как регулировщик дорожного движения, размахивая микрофоном, все поправляла роскошную грудь, словно кто-то или что-то мешало ей дышать и жить, и к чему-то готовилась.

– Вы на выборы ходите, голосуете? – вдруг прокричала, как только закончилась музыка, новоявленная солистка хорошо заученный текст, написанный продюсером и распределенный по ролям на всю группу, оглядывая строгим взглядом нетанцующих и вытаращившихся на женские прелести мужчин.

– А почему вымерли динозавры, знаете? Потому что были неактивными и забыли, как размножаться…

По залу пробежали возбужденно-одобрительные возгласы.

– Но ведь мы не такие. В зале ведь нет пассивных… Да?! – выкрикивала Розочка, то не давая открыть рот Юле, то затыкая открытый рот Ани. Тем временем одобрительные возгласы усилились, словно звукорежиссер на микшере добавил громкость и плотность звука.

– Пассивные, поднимите руки…

В ответ вдруг поднялись сразу две руки какой-то очень смелой, но, похоже, то ли безумно одинокой, то ли безумно пьяной женщины с очень похотливой физиономией и тотчас приковали к себе взоры активной части населения.

– Но мы не дадим вымереть нашей родной России… Поэтому мы голосуем за возрождение нашей Великой Родины! Слушайте нашу следующую песню. Она очень веселая, но в ней чрезвычайно серьезный смысл. К тому же вы ее все неплохо знаете… Песня «Размножайся, возрождай Россию!»…

Зазвучала веселая задорная песенка на музыку Зубилкина и классика советской эстрады, очень напоминающая «Мумбу-Юмбу» того же классика. Зрители оживились, девочки забегали и запрыгали и пустились чуть ли не вприсядку. Зал заходил ходуном. Ну, и конечно, радостная, дорвавшаяся до славы Розочка была центром всеобщего внимания. И не только потому, что, забыв про группу, про синхроны, она действовала, как классическая, пятая собачья нога. Нет, просто для Розочки, всю свою недолгую осознанную жизнь выращивающей и культивирующей свое выпуклое и впуклое, где надо тело (но больше все-таки выпуклое), важно было донести до жадного глазастого зрителя не песню, членораздельно пропев ее текст, и не точно и синхронно хотя бы воспроизвести танцы… Нет, для Розочки важней всего было и в прямом, и в переносном смысле донести до ошарашенного ее формами зрителя свою великолепную, а теперь еще и раздувшуюся от волнения и нежно трепещущую от каждой новой ноты грудь. И при этом еще и взглянуть изголодавшейся по красоте публике в их «моргалы» своими огромными, немного грустными, как у собаки, глазами так, чтоб непременно достать сквозь податливые мужские зрачки своими томными горящими сверлами до самого гипоталамуса. Достать, правда, у тех, у кого он еще есть…

– Закончились теплые денечки. А все равно хочется к морю, пальмам и бананам… С красивыми мужчинами, разумеется, такими, как здесь… Ну что, мужчинки, махнем, не глядя, – с головой? Вы песни в стиле «латино» любите? Девчонкам так ни разу еще даже не удалось открыть рот и что-то сказать, Розочка успевала быстрее. Никчемным Ане с Юлей оставалось только петь.

– Да, да, конечно! Если с тобой, то хоть тарантину в бригантине! Ты только ходи туда-сюда, – раздались веселые, благодарные за предоставленное визуальное удовольствие голоса.

– Тогда, дорогие мужчины, покажите, как танцуют настоящие горячие мачо! А вы, девушки, ревнуйте страстно, по латиноамерикански, но без крови… – Томность Розочки просто зашкаливала. Казалось, что ее глаза, ставшие уже просто стеклянными, сейчас лопнут одновременно со штанами всех этих новоявленных и откуда только взявшихся в таком неимоверном количестве раскаленных мачо…

Я розою была и незабудкой,

Я розою была безумно хрупкой,

Но слабости своей я не прощаю

Никому! –

неслось из динамиков. Наконец-то Роза была на коне. И песню-то пели про нее, и концерт вела она. Еще бы только Кирракорова на посылки… Или вон хотя бы того симпатичненького…

Роза была в ударе! Миленький старичок за дальним столиком тоже (правда, почти в апоплексическом)… И откуда только вдохновение взялось?! Решила добить самовлюбленных мужичков окончательно. Войдя напрягшейся и возбудившейся грудью, словно клином немецких псов-рыцарей, между распевшихся не в тему певичек и расставив их по местам, Розочка, загадочно и многообещающе улыбнувшись и выставив вперед стройную ножку в черном кружевном чулке и чуть-чуть наклонившись, на весь зал вопросительно прошептала, практически не дав девчонкам допеть песню:

– Родные, а вы «виагру» любите? 

По залу прокатились голоса то ли возмущения, то ли возбуждения,

– А вы про какую подумали? Одну, надеемся, вам еще рано (точно рано), а другую (попсовую группу), увы, уже поздно… Тяжела судьба красивых женщин… – радостно разглагольствовала, как новенький, еще не пристрелянный пулемет, счастливая Роза.

– А вы что смотрите, мужчинка, идите танцевать... Да не со мной… Хотя можно и со мной, только не прижимайтесь так, мне ведь надо еще и микрофон держать… а не только вас. – Розочка скакала по столам, садилась с размаху, точнее, прыгала на колени разгоряченной публике, видимо, в пылу погружения в долгожданный мир искусства забыв, перепутав анатомию с физиологией и пытаясь отыскать пресловутый гипоталамус там, где его, надо сказать честно, никогда-то и не было…

– А следующая песня для всех тех, кто любит… И хочет! И всегда будет любить. И хотеть! – с глубоким придыханием гипнотизировала собственную славу новооткрывшаяся «звезда». – Танцуем все! Юноши приглашают девушек, а бабушки приглашают дедушек…

При этом микрофон, если не был в этот момент приставлен к уху или к носу солистки, утыкался то в довольную усатую, тюленеобразную физиономию победителя семи Олимпиад или был кратковременно радостно отобран и спрятан в карман широких штанин призывавшего обыскать его и найти искомое пьяно-добродушного главного снайпера чемпионата мира в Ванкувере. То есть у группы была своя свадьба, а у Розочки своя.

– А теперь Средиземноморье, Лазурный Берег, княжество Монако. Центр азарта и банковских операций. Отмывание денег и прожигание состояний. Мировые мафиози, шелковые чулочки и гангстеры всех мастей… И все поголовно хотят стать миллиардерами. Прямо как у нас сейчас!!! Ну не жизнь, а сплошное веселье… Песня «Монте-Карло». Кто будет делать ставки, господа? – изображая крупье, но громко и с выражением выкрикивала девушка. И тут же к длинным, как дорога к раскаянию, точеным Розочкиным ногам полетели скомканные или сложенные самолетиками купюры розового и зеленого цвета. Но по ним эти ноги прошли с таким гордым и независимым видом, словно пол у Розочки дома был выложен именно такими же.

Саша, уже махнув на все происходящее рукой, очень боялся только одного, как бы расшалившиеся спортсмены не оприходовали своего вратаря прямо во время концерта и чтобы к концу выступления этот вратарь не дал потомства. Такого сына полка, точнее, группы. Или хоккейной команды…

– И опять веселая, жизнерадостная песня. Про любовь! Вечная тема, вечная песня. За любовь! Про любовь! И только! Танцуют все! Даже хромые и слепые. А кто не танцует, тот Дима Биланд или Филипп Кирракоров, как говорит мой друг Отарик Кукишешвили.

Ну тут уже, видя такой беспредел, активизировались гордые джигиты, выписывая вокруг пылающей счастьем, сексом и здоровьем девушки замысловатые лезгинки и выкрикивая гортанные звуки готового к смертельной битве с врагом горного орла. Горячие парни с размаху падали на колени, зажав зубами за неимением кинжалов столовые ножи и откинув одну руку так, словно в ней они держали Кубачинскую саблю на отлете, которая тоже найдет и повергнет врага, смеющего посягнуть на такое, уже только им одним принадлежащее добро. При этом орлиные кривые носы постоянно находились на уровне стола, давая хищному взгляду возможность вовремя контролировать периодически меняющуюся, и не всегда в их пользу, ситуацию.

Кавказский бенефис несостоявшейся пленницы был прерван внезапным окончанием концерта. И тут же Саша с девчонками проделали блистательный молниеносный рейд по тылам противника, то есть южных гостей, выразившийся во взятии в плен своего собственного «языка». Девочкам не без труда удалось вытащить уже почти из-под самого стола счастливое тело певицы, также, надо сказать, несостоявшейся...

Розочка была довольна, толпа гостей бушевала, Саша ругался, девочки плакали от бессилия и моральной усталости… В общем, концерт прошел удачно. Розочке предложили в «Хромом ефрейторе» сольное выступление…