Володя и царевна-легушка

Всяк выпьет, да не всяк крякнет...
Фото Р. Санича

«Падцаны, извините, – бойко говорит он, – меня только что из ментуры отпустили┘» Лично у меня знакомства, начинающиеся с таких фраз, всегда вызывают некоторое неудовольствие и отторжение, а вот ОФ, а тем более св. Ундиний могут, находясь в ражки, довольно плодотворно общаться – правда, чаще всего до той поры, пока само разжирание не подведет их к своему логическому завершению – мордобою.

Я инстинктивно полез в карман, с удовольствием ощупывая, наматывая на кисть бусы – тоже хозяйские, почти метровая нить, тяжеленькие стеклоягодки, компактно помещающиеся в кулаке или кармане – что-то вроде четок или цепочки – тоже, сняв пример с ОФ, взял себе фетиш, только не показной, а, наоборот, потаенный.

«Извините, пожалуйста, пацаны┘» – произносит он вроде бы и каноническую вторую фразу, но уж каким-то странным тоном и голосом, и выступает на свет, как ежик из тумана – и выглядит, хоть и плохо видно, примерно как ежик сей приблудный иль Винни-Пух. (Но это я отмечаю уже постфактум, а тогда мы, наверное, едва только что-то смутно почувствовали.) А уж третью фразу он произносит так, что даже я уловил что-то не то.

ОФ ответствует тоже по обычаю, и Володя садится к нам.

– Целый день держали, суки┘ целые сутки┘ целый день┘ – гундосит он дрожащим голосом, затягивая канон.

– Да, – соглашается ОФ и, проявляя большую раскованность, чем собеседник, добавляет (впрочем, все из того же канона):

– Да, менты – козлы, к ним лучше не попадай┘

– Все почки отбили, сучары┘ все, все┘ А я грю: а х┘ли – за что, дескать, а они – опять тащат и давай!.. Целый день, целый весь день┘ токо ща отпустили┘ и так весь день┘

Небольшое молчание, робкие взгляды – на нас, на лягушку (ОФ берет ея в кулак), на пиво на столе – три бутылки, две открытых-отпитых и одна полная.

– Да вот Леонид тоже у них бывал не раз, тоже ночевал┘ – говорит ОФ за меня, кивая на меня, поняв, что инициативы от меня не дождешься.

Володя опять повторяет, но более жалобно, жадно смотрит на пиво.

– Н-да┘ принимался по полной, на сутках зависал┘ – повторяет и ОФ. Становится тяжко┘

– Да уж┘ – отозвался со вздохом я, решаясь наконец отхлебнуть пива.

– ┘Бр-атаны, не обессудьте┘ целый день с похмелья┘ во рте маковую┘ – почитай кристально ясно формулирует свою требу наш гость Владимир, О’Фролов, запнувшись на привычном «да мы сами-то вот┘», вдруг погнал в наступление┘

С извинениями, что не водку, протягивает ему непочатую бутылку.

– Мать у меня умерла┘ квартира пустая┘ ни х┘ра нету┘ – в ответ пускается в избыточность Володенька, судорожно скрындая пробкой о мягкую лавку.

Наконец-то взрыв «шампанского», и жаждущий, весь улившись, трясясь, жадно-жалостливо всасывает пену.

– Поправиться┘ – лопочет Винни-Пух, но тут же, смирив жажду, пристойно замирает, и для по традиции подобающего приличия испрашивает:

– А-а сами-тъ вы откуда, падцаны, тутъшные?..

– Да мы, Володь, как тебе сказать, промышляем тут кой-чем┘ – сообщает ОФ уклончиво, уже несколько театрально-завирально, чуть с хрипотцой, чуть-чуть с креном в сторону образа тюремного авторитета – загадочно даже для меня!.. – Ты думаешь, вот Леонид – молчит-то он молчит – ты думаешь: он просто так здесь сидит?!

Володя встрепенулся, сглотнул, пробурчал что-то невнятное, украдкой поглядывая на меня.

– Да ты пей пиво-то, Володь, что ж ты!.. – заметил гостеприимный ОФ, заметив, что за разговорами он так и не пригубил толком.

Облагодетельствованный кое-как глотнул, громко и тяжко сглотнув┘ О’Фролов передвинул лягушку, чтоб она не упала и прыгала по освещенной явившейся луной столешнице в обратную сторону┘

– Это, скажу тебе, Володь, по секрету (ды я поэт!), гений филфака и всего мира, аспирант, кандидат в доктора наук, Цезарь, что называется Каэзар┘ – тут он запнулся и решил пойти ва-банк, – титан мысли, отец новой русской демократии!..

Я начал немного давиться и покашливать. Володя схавал и, чуть поколебавшись, начал подносить бутылку ко рту┘

– Да ты пей, Володь, ну что ты!.. – одобрил его радушный таинственный незнакомец с лягушкой. И как только Володя, все же решившись, влил себе в рот большую порцию пива, простодушно-весомо пояснил:

– Ну, или если просто по-нашему сказать, полевой командир.

Володя, бросив дебиловатый пугливый взгляд на мою бороду и камуфляж, с особенной тяжестью проглотил пиво.

Я сам еле проглотил и как мог медленно отвернулся от света. Лягушечка потихонечку прыг да скок, урчит что-то┘

– Да ты, Володь, пей, не стесняйся┘ Мы люди простые, хоть и занимаемся, сам понимаешь, чем, а так – нормальные┘ – и ведущий, привстав с бутылкой, пригласил нового знакомца чокнуться. – За новую, так сказать, демократию!

(Я был вынужден тоже.)

Под тост робкий ежик сделал максимально обильный глоток и как мог протолкнул его. Я выронил бусы и долго поднимал их┘ Бутылка его явно закончилась┘

– Эх, Владимир, знал бы ты, сколько у нас денег!.. – вздохнул ОФ, теребя в руке свою бутылку, показывая, что и она пуста. – Не у меня лично, конечно же, а у организации. Только делами мы займаемся, честно тебе скажу, Володь, темными. Иногда так душу прям как тисками сожмет и думаешь: нахр┘на же я все это?.. И некуда, Володь, бежать, не к кому пойти! Одно вот только утешение – вот она, родимая┘ (лягушка вдруг внятно сказала «квак» и прыгнула по направлению к гостю – он дернулся). А то вот Леонид Алексеевич (ой, зря я назвал, да ты, наверно, Володь, забудешь┘ если придется┘) – это он, пока пьяный, такой добрый и тихий сидит!.. Да и я, честно сказать, тоже┘ Мы, Володь, такими делами занимаемся, что потом не спишь всю ночь┘ Семь килограммов пластилина и кранты!.. А что поделаешь – хорошо плотют!.. Честно говоря, Володь, у меня самого тоже денег до х┘я! Рестораны уж все эти, бары, казино да сауны с реституцией надоели уже мочи нет – хоть по-простому вот так посидеть во дворе┘ Да ты этъ, Володь, не переживай, пиво-то щас возьмем еще, хочешь, и водки, денег я тебе дам тоже – только все это, дорогой мой, фигня – когда кровавые мальчики в глазах, и тоска, одиночество, тоска – зеленая-зеленая┘ Только вот один Леонид своим титаническим подвижничеством меня вдохновляет!

Я еще раз, как мог, изобразил Кису Воробьянинова и попытался сделать лицедею знак: мол, хорош, Саша, завершай колобродить, ведь и пиво кончилось, и игра завела уж далече, и даже как-то не по себе становится – Володя что-то урчит, отрывисто бормочет, кажется, чуть не плачет – мол, и мне одиноко, бедному, и мне! – а вы знай себе потешаетесь!.. Сами-то далеко от того же Башмачкина ушли?!

ОФ пошарил по карманам, осведомился у меня, нет ли денег. После хоть и вежливо, но как-то совсем уж нелогично попросил «главаря» сходить на квартиру («Здесь у нас, штаб, Володь, ты только никому ни-ни┘») и принести денег. Для наглядности конкретизировал: «Там на столе, на кухне, пачка с полтинниками лежит – возьми сверху три штуки».

Когда я вернулся, лягушка, как и ожидалось, уже излучала ослепительный ореол. ОФ пояснил для меня, что это тотемное (не путать с темным) животное, что она все осознает и даже побольше, чем некоторые, что она жена его настоящая и будущая, и гладил ея и целовал. За-ради той же наглядности я догадался принести не три верхних, а весь остаток пачки – 12 или 13 купюр. Это было весомо – особенно учитывая то, что я еле мог ходить и хотел спровадить идти в ларь ОФ, а тот, вновь встав, тоже был не гож┘ и в итоге вновь обращенному в культ Царевны-лягушки пришлось с двумя бумажками идти одному.

Я увещевал прекратить, но он начал уж обижаться: для тебя ж стараюсь – вот мне бы кто-нибудь что-нибудь подобное явил! К тому же ражки были уж на подходе, и очень уж хотелось с ними сродниться до полноты наполнения пустоты.

Гонец был точен как часы – принес шесть бутылок «ТВ», аккуратно сдал сдачу. Как только чокнулись и отхлебнули, ОФ, слегка петрушничая, выкрикивая-кланяясь, провозгласил Владимира нашим новым братом и, заорав «Троекратно!», полез к нему обниматься-целоваться! По знаку ОФ я был вынужден проделать то же самое – впрочем, я исполнил сие весьма формально, что немного подозадачило неофита, а ОФ вроде и «не заметил» – а потом каждый должен был поцеловать лягушку.

– Осторожно, не повреди! – острастил инициатор Володю, – видишь, она хрупкая, нежная, почти прозрачная┘ в ней вся жизнь моя! Из моих рук!

Двадцатипятилетний сегрегат, почти наш ровесник, очень набожно поцеловал священную лягушечку.

– Все, Володь, отходим! – тебе больше нельзя, ты какой-то грубый, – пояснил фасилитатор, – к тому же она моя жена. Ищи себе свою – вон их сколько по лужам – и целуй сколько хочешь! Только все они не такие – одна только волшебная!

О, да, подумал я, от фасцинации до фасциации* иногда один шаг.

– Пей, Володь, пиво! – приказал жрец, а когда тот глотнул, зачем-то добавил:

– Кстати, за мой счет.

Володя поперхнулся.

Хоть по-простому посидеть во дворе... Фото Александра Курбатова

– Да ты что, Володь, – паясничал маг, – это я так, пей-пей, жалко, что ли? Как говорил мой дед, всяк выпьет, да не всяк крякнет! Что это значит? (Володя уставил пустоватенькие, как у котика-подростка, глазки, жалобно опустил взгляд.) Бухнуть оно должно быть в удовольствие, в кайф, а не так чтоб уж вынужденно, в тягость (надо же, подумал я, ведь в самую точку, шельма, попал!). Пивка-то попить оно самое то!..

Приглашенный жестом, Володя довольно бодро втянул в себя приличествующий объем жидкости, но на последовавших словах «А вообще крякнуть – это сдохнуть на х┘й» подавился пуще прежнего и долго каржил. Модератор под шумок завел новую тему:

– Скажи-ка ты мне, мой Володя, лучше вот что: нельзя ли где-нибудь тут пластилин достать? А то надо семь килограммов, а у нас только шесть.

Тень, как показалось, посмотрела на него непонимающе, даже отважилась проявить глазки – как в мультфильмах, когда выключают свет, – поднять их на меня.

– Да, пластилин, Володь, мы так пластид зовем, чтоб непонятно было – для конспирации, понимаешь ли┘

Володя, чтобы что-то сделать, рефлекторно взялся за бутылку.

– Правильно, пей, Володь, нас не жди – выпивай, пожалуйста! А то мы пьяные, а ты трезвый сидишь, грустный!

И, конечно же, как только он выпил, было как бы между делом добавлено: «За мой счет!..»

Туманный медвежонок, помявшись, тем не менее человеческим голосом промямлил, что «пластилин» достать не сможет, но поспрашивает, и что вот у одного его знакомого есть «наган» – ментовский, надо только попросить, предложить деньги – за две «копюры», пожалуй, что не продаст, а за 150 – «уйдет»!

– Сдается мне, Володь, ни манды ты не сочувствуешь демократическим преобразованиям в обществе, – с добродушной иронией сплюнул ОФ, а после вскочил, начал что-то петь, но, осознав свое состояние, ночь и лень, передумал и сразу перешел к лобызаниям.

Дальше так и неслось: «Почеломкаться!» – «По обычаю!» – «Троекратно!» – раздавалось после каждого глотка пива – и воспроизводилось! – я даже удыхать не поспевал┘

Бедный послушник, то ободряемый новым братом, наставником и благодетелем, не в силах ослушаться, брался за бутылку, но не успев, а то и не решившись выпить, тут же и все равно без разбору был оговорен┘ Ему было неудобно и стыдно, но выпить хотелось (тем более что сидели уж часа три, мы уже надуплетились, как твари, а он за это время не выпил и литра!), поэтому попытки, сначала благословляемые, а потом тут же пресекаемые все более строгими и развязными замечаниями, не прекращались┘

О’Фролову так тонко удалось выстроить ситуацию, что вся человеческая суть определенной категории людей была представлена как на ладони: вежетабль сей изо всех сил старался соблюсти новый, навязанный извне этикет и в то же время не мог не нарушить его! Фасциация. Вот в чем, подумал я, смысл популярности тоталитарных («харизматических») сект – почему людей, абсолютно нормальных и приличных, подчас даже и солидных, вдруг прямо в зале забирает, они начинают барахтаться и бесноваться, как на концерте Slayer’а, а после оного дионисического действа несут, как св. Максимий в ломбардище, деньги и ценности, уходят из семьи и с работы: им один раз в жизни – здесь и сейчас – «в прямом эфире»! – дается мгновение непосредственной (к тому же Оправданной Окружающими И Лидерами, Нормой и «прозрением»!) свободы – в своей жизни, в заботах, работе и рутине, болезнях и страхах, они об этом уж забыли и мечтать – а тут на тебе! Конечно, за таковое отдашь все что ни на есть! То же самое дают наркотики, психотропные средства и алкоголь (тоже признанный наркотиком) – временное, мнимое освобождение – с разницей лишь в том, что одни все же чувствуют свою свободу как посюстороннюю, греховную, с неминуемой расплатой и здесь, и там, а другие вообще не мыслят критически; а надо бы искать не мгновенной «таблетки от всего», но идти длинно и осмысленно┘ Ты, человече, дешевка – как тялок за ведром пойла, тянешься куда угодно, хоть на бойню. Тялок он и ест-пьет так же: из пойла высасывает, играясь и привередничая, всю жижу, сладенькую-тепленькую воду с молочком и размоченным хлебцем, а от оставшейся на дне дробленки специально отфыркивается – день изо дня не научаясь, что к вечеру все равно вылижет ведро насухо!

Достославный всем нам Достоевский говорил о неизъяснимой человеческой душе┘ к сожалению, количество достаточно изъяснимых душ (работа, семья, деньги, отдых, успех), как и количество душ населения вообще, неуклонно растет┘ Не вполне даже понятно, зачем во стольких экземплярах тиражировать узкоспециальных узкоуниверсальных узколобых лоботрясогузников – чтоб они, дармоеды, съели Землю, как жуки-короеды?! – попилили весь лес на мягкие обложки Дарьи Донцовой, изрешетили ноосферу мобильной болтовней и глупыми эсэмэсками, загадили весь космос вечно не затухающими радиоволнами «Дома-2» и «Нашей Раши», перебрали все песчинки кремния в «Майкрософт» и его китайские производные?! – чтоб названия профессий, которые были всего сто лет назад, вызывали только недоумение, а то и смех – что такое, например, присучальщица?! – тогда как популяция котов на всей планете всего 400 миллионов!..

Неожиданно и до оскорбительности резко, как только он может делать, прервав перформанс, О’Фролов Великий встал и сказал: «Все, Володь, извини: тебе в одну сторону, нам – в другую», скинул свою бутылку (пустую), взял свое в карман, взял бутылку (тоже свою) и рывково-решительно последовал прочь-домой. Я за ним┘

Бедный наш сосед, собутыльник, собеседник и солягушечник настолько растерялся, что не мог вымолвить ни слова, не мог двинуться с места.

Великий же только икает и шатается, спотыкается в, казалось бы, ясных и без света очертаниях двора, аки слепець, хватается руками то за стволы деревцев, то за пустоту┘ Я что-то мысленно ему говорю┘

В прямоугольнике света у подъезда оказалось, что Володенька, как и ожидалось, но уж забылось, плелся за нами.

– Все, Володь, иди, на хрен тебя, – отрезал О’Фролов еще более категорично.

Я запнулся: как-то жалко┘ Володя вдруг неожиданно рванулся к нам и человечьим голосом – с неподдельной интонацией смиренной слезности! – взмолился:

– А можно легушку еще раз поцеловать?..

Такого импринтинга** я уж никак не ожидал и едва успел закусить кулак, а профанат ОФ что-то изрек надменно-снисходительное – и подал ему ее – из своих рук!..

* Фасциация – уродливая деформация побегов растений, при которой они становятся плоскими, лентовидными, ребристыми и т.д.

** Импринтинг – в этологии: запечатление в критические периоды жизни значимых для поведения животного отличительных признаков объекта, вызывающее реакцию следования за этим объектом. Например, раннее запечатление у животных – перенос инстинктивных реакций ориентировки на родителей на ближайшие подвижные предметы. В социологии: способность личности эмоционально воспринять новую идею, новый для нее элемент содержания культуры от источников, пользующихся у него авторитетом, например, от тотема, вождя, отца, учителя, телеведущего, звезды, референтной группы и т.д. Импринтинг используется как важное средство в идеологической деятельности правящей элиты (например, в рекламе), где в максимальной степени учитывается специфика культуры различных групп населения.

В тексте сохранены авторская орфография и пунктуация.