Андрей Бычков «Бог есть, – грустно заговорил вдруг демоний. – И может быть, я и послан Им к тебе как твоя звезда. Вот почему щупальца мои по-прежнему тянутся к самому твоему фаллосу. Кровожадные, с присосками и когтями, они хотят разодрать его на части, но лишь затем, чтобы исторг ты свой последний крик нежности и любви.
О древнее, мудрое слово, означающее отсечение, расчленение, удушение┘ О, как я люблю тебя, о жертва моя! И я знаю, что и ты меня любишь. Любишь! Ты любишь своего палача, что нежно выслушивает сейчас учащенный стук твоего сердца посредством своих вездесущих и безжалостных органов.
Но не бойся, о, Алексей Петрович, ты у своего врача! И скоро перед тобою раскроется смысл.
Так слушай же, о, стоящий на перроне в ожидании поезда. Встань поближе к краю платформы. Ты видишь в глубине туннеля эти яркие фары, ты слышишь тревожный рев. Прохладный сквознячок касается твоих щек. Так или иначе, но мира рано или поздно не станет и мы с тобой полетим между звезд. Нам улыбнется сама изогнутость пространства. Улыбкой старика Эйнштейна улыбнется она нам. Ты же знаешь, все великие умы чем-то похожи на Чарли Чаплина. Рядом с тобой с развевающимися волосами полетит твоя мать, а чуть вдалеке ты увидишь и свой сияющий звездный фаллос.
«И это и есть Бог?» – изумленно воскликнешь ты.
А рядом уже твоя незабвенная Ольга Степановна. Но теперь – за маленьким столиком, на маленьком стульчике. Помнишь? Такая маленькая детская мебель, белая, с картинками ягод и грибов? Их расставляли в столовой, куда вас водили парами. Вы поднимались по лестнице, где всегда было холодно. Вы поднимались на второй этаж и шли мимо медкабинета с аккуратной медсестрой, сидящей на большом взрослом стуле. У нее была одышка и дурно, до головокружения, пахло изо рта. «Доктор, доктор, процарапай на руке мене маленький перке┘»
Космос странен, космос нежен и дик. Надо лишь сделать первый шаг. Первый шаг навстречу космосу.
О, Алексей Петрович, разве ты все еще боишься? Ты просто вмурован в свою жизнь и не знаешь, как из нее вырваться!
Но поверь мне, я знаю, я. И она дорого стоит, эта моя изумительная насмешка.
Флюид ускоряется, и мы несемся с тобою дальше.
Вокруг развеяно много govna. Но здесь, в космосе, где нет воздуха, оно не пахнет. И потом космоса очень много, и он безграничен, а человеческое govno конечно. И оно скоро кончится, это govno. Поверь мне, надо только сделать первый шаг.
И не важно, от чего ты сейчас отделяешься. Другие назовут это перроном, работой, недвижимостью... Но запомни, прежде всего ты отделяешься от них.
Ибо в этом преимущества космоса.
О, невесомость!
За твоим плечом, за плечом твоей маленькой жизни – я, твой демоний. Мой шлейф клубится по всем переходам метро. Черный невидимый шлейф мой развевается над толпою. Я лишь тихонько коснусь твоего плеча. Я не хочу тебя обманывать. Да, всего-навсего легкий толчок. Я лишь тот, кто лишает иллюзий, что все еще будет хорошо, что когда-нибудь все еще будет хорошо. Когда распадется государство. Или когда оно окрепнет. Когда придут к власти те или эти, когда к тебе вернется жена, когда встретишь на своем пути друга или врага, начнешь посещать школу бальных танцев, фитнес-клуб, литературные вечера... Я не хочу лгать тебе, ведь я твой демоний. Твоя звезда. И я лишь повторяю тебе твою же незримую истину – никогда, слышишь, никогда┘
Легкий толчок.
«На счастье».
Космос иссиня черный, и звезды невыносимо блестят. Вспомни, когда ты был маленьким, ты хотел построить кинотеатр и чтобы там шел только один фильм. Ты помнишь – какой? И чтобы на последнем кадре экран ярко, до невозможности, вспыхивал, ослепляя зрителя. Чтобы из кино он возвращался в этот мир слепым┘
Мимо проплывают удивленные астероиды, мимо проплывает большой с большой бородой бог добра, огромный с огромной бородой бог зла┘ Чему они научили тебя там, на земле, если честно?
О, мой друг, мы удаляемся в эоны. Не стоит цепляться ни за что. Ведь мы же не из тех опупелых от радости пассажиров, высыпающих от жадности на перрон, для которых чужая смерть – лучшее из развлечений. Вот здесь бы и закончить. Но┘ может быть, все только начинается?»
