Наталья Рейнгольд Заполучить историю
Многие читали роман Ричарда Олдингтона "Смерть героя" (1929) - или хотя бы слышали о нем. Тот же, кто не знаком с этим произведением, без труда найдет в библиотеке или в рунете перевод 1961 года Норы Галь, благо издавался он в бывшем СССР десятки раз. Причина известности понятна: вместе с книгами Ремарка и "военными" романами двадцатых годов Хемингуэя он образует своеобразный "триптих", посвященный Первой мировой войне. Однако читатели едва ли догадываются о том, что достоверная история, рассказанная в "Смерти героя", лежит в основе сюжета еще одной книги совсем другого автора.
О том, что роман Олдингтона имеет автобиографическую подкладку, специалисты, конечно, знали. Но не писали. В советское время полагали, что разбираться в биографической подоплеке произведений - все равно что заглядывать в спальню через замочную скважину: неприлично! Литература подлежит серьезному анализу в терминах борьбы направлений, классов, группировок. С этой "глобальной", как сегодня говорят, точки зрения какое нам дело до того, что в "Смерти героя" Олдингтона за действующими лицами стоят определенные прототипы (разумеется, со всеми известными поправками на ироническую дистанцию между героями произведения и его автором)? Что Джордж Уинтерборн - это сам Олдингтон, Элизабет Пастон - Хильда Олдингтон, его первая жена-американка, на которой он женился в 1913 году и с которой развелся в 1938-м, а расстались они гораздо раньше, еще в 1917-м, а Фанни Уэлфорд, подружка Элизабет, - это тоже реальное лицо, некая Дороти Йорк?
Действительно, автобиографическое измерение мало что добавляет к пониманию литературы. Да и сама литература не личными подробностями из жизни писателей жива - правда, на других основаниях, нежели те, что были предписаны ей советскими литведами.
Только здесь особый случай.
Оказывается, другую версию истории, изложенной в "Смерти героя" - и об этом учебники литературы, увы, молчат, - написала женщина: та самая, что у Олдингтона выступает под именем Элизабет Пастон, а в литературе ХХ века известна как Хильда Олдингтон, Хильда Дулитл, Хельга или Х.Д. Ее роман "Вели мне жить" (1960) не то что никогда не переводился - не упоминался в российской печати.
Кто же такая Х.Д.?
Мы знаем о Хильде Дулитл (1886-1961) по сборнику "Слышу, поет Америка" (1960), где было напечатано несколько ее стихотворений в переводе. Но никогда не связывали с ней литературу потерянного поколения. Да и какая может быть связь между поэтом классических, мифологических тем и парнями, воевавшими на западном фронте в Первую мировую войну?
Оказывается, самая прямая!
Дело в том, что Х.Д. описывает то же время, те же события, что и Олдингтон в романе "Смерть героя". И делает это как женщина-поэт: не срезая острые углы, не копаясь в мелких чувствах и обидах. Собственно, о таком грезили феминистки нескольких поколений как об идеале: заполучить историю, рассказанную с обеих - мужской и женской - точек зрения.
Это тем интереснее, что события, даты, повороты сюжета очень похожи. И притом представлены, истолкованы, поданы совершенно по-своему, хотя одинаково талантливо. Это сравнимо с тем, как в давние времена устраивали поэтические турниры на лучшее описание, скажем, розы. Только здесь объектом состязания оказывается Первая мировая война и судьба молодого поколения.
Совпадений нет. Все разное - взгляд, оптика, манера письма, оценки, общая тональность разговора┘ Зато сложенные вместе створки "складня" дают объемное, стереоскопическое изображение. Вот бы опубликовать оба романа под одной обложкой!
И что еще интересно, - в романе Х.Д. действует "звездный" состав прототипов, которые легко угадываются за фигурами персонажей: Ричард Олдингтон, Д.Г. Лоренс, Фрида Лоренс, сама Х.Д. и другие, менее известные нашему читателю имена англоязычной литературы ХХ века.
Если мы не хотим остаться с черно-белым изображением истории современной культуры и бесцветными, утратившими смысл формулировками о "мелкотравчатых" темах американской поэтессы Хильды Дулитл, которая вопреки предсказаниям в 1960 году стала первой женщиной-поэтом, награжденной почетной медалью за вклад в поэзию, присуждаемую американской Академией искусства и литературы, то, я думаю, мы с вниманием и интересом прочитаем мадригал Х.Д. "Вели мне жить".
Происхождение поэтессы
"Меня зовут Хильда. Это имя папа нашел в словаре", - так начинает Х.Д. воспоминания, которые хранятся в архиве Йельского университета. Не правда ли, напоминает "Моби Дика" Мелвилла: "Меня зовут Ишмаил"? Вполне по-американски: подчеркнутое "я" звучит как открытие Нового - или Старого - Света, а указание на то, что имя родитель отыскал в словаре, вызывает в сознании образ Господа, нарекающего детей своих.
Хильда Дулитл родилась 10 сентября 1886 года в Бетлеме, штат Пенсильвания, в семье, во всех отношениях незаурядной. Ее мать, Хелен Евгения Дулитл, урожденная Волле, преподавала музыку и живопись в бетлемской семинарии моравов - христианской общины, мистического братства, чьи предки, спасаясь от преследований и католиков, и протестантов, переселялись с 1730 года из Богемии в Пенсильванию, где и основали первую общину моравов. Родные матери Хильды были прямыми потомками тайного богемского братства, известного в истории как "потаенная" церковь, "невидимая" церковь, знаменитое Unitas Fratrum. И как знать, возможно, от матери, натуры артистической, Хильда унаследовала не только поэтический талант, но и пожизненную любовь к Греции, откуда, как известно, вышли и славянская письменность, и христианская вера моравов. Во всяком случае, первую букву в своем псевдониме Х.Д. Хильда Дулитл всегда объясняла как обобщение судеб всех женщин всех времен и народов - Х это Хелен, Елена по-гречески, это Хильда, это Икс, это загадка: "Мать - всегда муза, творец, что для меня имеет особый смысл, поскольку имя моей матери - Хелен, Елена".
Тем не менее в семье "все крутилось", как вспоминала позднее Хильда, вокруг ее отца, Чарльза Лиэндера Дулитла, - выдающегося математика, астронома, университетского профессора сначала в Бетлеме, а затем в Филадельфии, куда семья переехала в 1895 году. Американский поэт Уильям Карлос Уильямс, близко знавший семью Дулитлов, на всю жизнь сохранил глубокое впечатление от встречи с ученым, поразившим его своей преданностью науке: "Как сейчас помню - высокий старик, чуть сутулый, с белой развевающейся бородой. Он бился тогда над изучением сезонных отклонений земли от своей оси┘ Так вот, его жена рассказывала, как ей приходилось на рассвете, холодными январскими ночами подниматься к нему в обсерваторию с чайником горячей воды: оказывается, за ночь, во время его многочасовых бдений, у него бакенбарды примерзали к стеклу телескопа".
Хильда была единственной дочерью среди шестерых детей в счастливом семействе Дулитлов. Естественно, родители души не чаяли в дочери - независимой, своенравной, одаренной девушке романтической наружности. Тот же Уильямс (не его ли Х.Д. вывела в романе под именем Летта Барнса?) вспоминал, как написал ей ко дню рождения - 13 января 1905 года - стихотворение: "Мне пришлось сильно попотеть, создавая акростих┘ А она, злодейка, только посмеялась надо мной. Ты, говорит, корпел над ним? Да оно должно было слететь у тебя с языка, как песня!"
Не стоит удивляться высоким поэтическим запросам Хильды - в числе ее поклонников был не только Уильям Карлос Уильямс, но и Эзра Паунд. Молодые люди познакомились в 1901 году, а четыре года спустя Хильда Дулитл и Эзра Паунд были помолвлены. В то время они были студентами: Хильда училась в колледже Брин-мор, а Эзра - в Университете Филадельфии. Помолвка, не закончившаяся свадьбой из-за вмешательства родителей Хильды, имела тем не менее решающие последствия: когда уехавший в 1908 году в Европу Паунд вернется на короткое время в 1910 году в Нью-Йорк и станет уговаривать Хильду поехать в Лондон - а та уже всерьез переводила Феокрита и Гейне и писала стихи, - Хильда навсегда определит свою судьбу.
В 1911 году, после четырехмесячного турне по Европе, которое она совершила вместе с матерью, Хильда поселилась в Лондоне с твердым намерением заниматься поэзией.
В Лондоне тех лет бурлила литературная жизнь. В ресторанчиках Сохо уже несколько лет подряд встречались Т.Э. Хьюм, Ф.С. Флинт, Шторер, обсуждая возможности верлибра, японские танки и хайку. За чашкой чая в библиотеке Британского музея встречались Эзра Паунд и Ричард Олдингтон, читая друг другу стихи Анри де Ренье и Реми де Гурмона и собственные пробы пера. Позднее Паунд напишет в эссе "Ретроспектива": "Весной или летом 1912 года мы втроем: Х.Д., Ричард Олдингтон и я решили, что договорились о трех принципах поэтического творчества:
- давать "предмет" напрямую, независимо от субъективного или объективного взгляда,
- полностью отказаться от использования лишних слов, которые "не двигают" изображение,
- о ритме: двигаться вслед за музыкальной логикой фразы, но не в такт метроному".
Принято полагать, что с этого заявления и начался имажизм - направление в англоязычной поэзии 1910-х гг., приверженцы которого - Ричард Олдингтон, Х.Д., Эзра Паунд, Д.Г. Лоренс, Харолд Монро, Эми Лоуэлл, Д.Г. Флетчер, Марианна Мур, Мэй Синклер и Форд Мэдокс Форд - стремились к классической ясности образа и емкости стиха. Впрочем, сами молодые гении относились к себе иронически. Олдингтон вспоминал: "Как все американские экспатрианты, Паунд и Х.Д. испытывали неуемную страсть к чаепитию. Причем подавай им непременно самые-самые фешенебельные и дорогие чайные что в Лондоне, что в Париже┘ Вот и получалось так, что мы все время встречались в каких-то немыслимых идиотских кондитерских, куда ходят только старые девы. Поэтому нет ничего странного в том, что mouvemong имажизма родилось в чайной Королевского квартала в Кенсингтоне".
Но как бы ни был прав Олдингтон в своем снисходительном отношении к поэзии имажизма и к названию движения, которое, он полагал, Паунд "слизал" у французов, - все трое вскоре вырастут из собственных деклараций и манифестов, как из коротких детских штанишек. Тем не менее для каждого из названной троицы поэтов тот довоенный опыт оказался едва ли не определяющим в искусстве и в жизни. Для Хильды Дулитл - точно, поскольку первый, кто непредвзято оценил ее стихи и предложил их к опубликованию был именно Паунд. В посмертно опубликованных воспоминаниях "Конец терзаний" (1979), - Х.Д. возьмется за них в 1958 году, узнав о том, что Паунда выпустили из психиатрической лечебницы Св. Елизаветы, куда он был заключен в 1946 году по решению трибунала как военный преступник, - она рассказывает, как первый раз в августе 1912 года показала Паунду свои стихи: "Но подожди, Дриада (так Паунд называл свою бывшую невесту. - Н.Р.)┘ ведь это же поэзия!" Он взмахнул карандашом. "Выкинь эту строчку, здесь сократи. Хорошее название - "Гермес на развилке": мне нравится. Я пошлю его Хэрриет Монро в "Поэтри". У тебя есть еще один экземпляр? Есть? Очень хорошо! Посылаем этот┘ нет, лучше я перепечатаю его, когда получим ответ. Так подойдет?" И он вывел крупными буквами внизу под стихотворением: "Х.Д. Имажист".
Так с легкой руки Эзры Паунда Хильда Дулитл получила литературное крещение: отныне ее зовут Х.Д. и среди собратьев по поэтическому цеху она слывет "лишенной наносного умничанья" и "обреченной на создание┘ поэзии высокой пробы" (из письма Эзры Паунда к Хэрриет Монро 1915 года).
Вообще Паунд сильно, на всю жизнь повлиял на судьбу Х.Д. - творческую и житейскую. Взять хотя бы название ее первого, автобиографического, до сих пор не опубликованного романа "Нарисуй сейчас" - оно, кажется, списано с заглавия известного сборника эссе Эзры Паунда "Создай новое" (1934). В 1913 году, словно в отместку Паунду за неосуществившуюся мечту о браке - а как наследница моравов Х.Д. верила в первую любовь до гроба, - она выходит замуж за Ричарда Олдингтона. Два года спустя, уже во время войны, у нее родился мертвый ребенок. Примерно в это же время у Олдингтона начался роман с Бриджит Пэтмор. В 1916 году Олдингтоны переезжают в Девон, и Ричард Олдингтон вступает добровольцем в армию. В 1917 году молодая пара живет какое-то время на два дома: в Корф-касл в Дорсете, где была расквартирована воинская часть, в которой служил Олдингтон, и в Лондоне на Мекленбург-сквер, 44, где они встречали Рождество 1918 года и где в декабре "приютили" Лоренсов, которых выгнали из их корнуэлльского дома по подозрению в шпионской деятельности в пользу немцев (Фрида Лоренс, жена Дэвида Герберта Лоренса, была немкой, урожденной фон Рихтхофен). Как писал Лоренс Эми Лоуэлл 13 декабря 1917 года, "Хильда, как ангел, пришла нам на помощь - отдала свою комнату. Но вот теперь они с Ричардом вернулись в Лондон, и нам приходится съезжать - им самим негде жить - и отправляться за город: друзья предложили снять у них пустующий коттедж. ┘Так что Олдингтоны сейчас в Лондоне┘ по-моему, они счастливы, во всяком случае, настолько, насколько позволяют нынешние обстоятельства. Мы вчетвером вместе провели немало приятных часов на Мекленбург-сквер - было по-настоящему весело, несмотря ни на что. Между прочим, вспоминали вас, нашу первую общую встречу в отеле Беркли". Один из "веселых" эпизодов, упомянутых Лоренсом, читатель найдет в романе Х.Д. (интересно, что его же по-своему пересказали и Ричард Олдингтон в книге "Жить ради жизни" (1941), и Фрида Лоренс в своих мемуарах "Ветром, но не мной┘" (1934).
В марте 1919 года у Х.Д. родилась дочка Пердита. Вскоре после рождения дочери Х.Д. познакомилась с молодой женщиной, литератором Уинфред Эллерман, выбравшей себе псевдоним "Брайер". Женщины подружились на всю жизнь - именно Брайер подставила Хильде плечо в тот момент, когда все друзья оставили ее и ей приходилось очень трудно: в 1918-м погиб на фронте ее младший брат Гилберт, а годом позже умер отец. В 1919-м Хильда и Ричард Олдингтон расстались.
В тот же год Х.Д. опубликовала перевод из Еврипида: партии хора из трагедий "Ифигения в Авлиде" и "Ипполит". Весной 1920 года она едет в Грецию, затем в Америку. Начинается десятилетие "кочевой" жизни художника: все время в пути, на колесах Х.Д., подобно Д.Г. Лоренсу, исколесившему в двадцатые полмира, путешествует по Европе, Африке, Египту, Греции - и пишет и печатается. За десять лет были опубликованы пять поэтических сборников: "Гименей" (1921), "Гелиодора и другие стихотворения" (1924), "Сборник стихотворений Х.Д." (1925), "Палимпсест" (1926), "Ипполит медлит" (1927) - и начата книга Her.
В 1930 году Х.Д. снимается в фильме "Граница", поставленном Брайер и ее вторым мужем Кеннетом Макферсоном. Опыт киносъемок открывает новое десятилетие в жизни и творчестве Х.Д. В 1933-1934 годы она проходит курс консультаций у Зигмунда Фрейда в Вене - эту страницу своей биографии Х.Д. опишет много лет спустя в книге "Дань Фрейду" (1944-1948), опубликованной в 1956 г. Издает стихи: "Алые розы под бронзу", "Жена Пилата", "Обычная звезда", "Два американца", "Кора и Ка", "Мира-Маре" и "Еж". В 1938 году журнал "Поэтри" присуждает Х.Д. литературную премию. Годом позже она заканчивает первый вариант автобиографического романа "Мадригал" - в окончательной опубликованной редакции "Вели мне жить".
В сороковые у Х.Д. словно открывается второе дыхание. Она много и мощно пишет, хотя публикует крайне скупо. "Дар", "Не падают стены", "Дань ангелам", "Зацветает жезл", "У реки Эвон" - все эти вещи первого ряда написаны в сороковые. Тогда же, в 1949 году, была закончена вторая редакция романа "Вели мне жить".
Обретенное дыхание и собственный поэтический голос не оставят Х.Д. до конца. В 50-е она пишет поэзию, которая войдет в "золотой запас" американской литературы: "Елену в Египте", "Любовь зимой", "Волшебное зеркало", "Vale Ave". Литературные премии, что ей вручают в 1959 и 1960 годы, лишь подтверждают ее высокий поэтический статус.
Умерла Х.Д. 28 сентября 1961 года под Цюрихом в Швейцарии, где жила наездами с 1922 года.
Опубликовав лучшее из написанной ею поэзии, уничтожив личную переписку, предусмотрительно завещав свои архивы душеприказчику и заперев неопубликованное в университетские библиотеки, Х.Д. успела сделать едва ли не самое главное - она создала легенду: о себе и о своем поколении.
Этой легендой стал роман "Вели мне жить".
Редкий для Запада случай потаенной личной жизни писателя. Самиздата, если угодно.
Место действия - вечность
Западные критики полагают, что роман "Вели мне жить" - это версия Х.Д. ее взаимоотношений с Дэвидом Гербертом Лоренсом, автором хорошо известных русскому читателю романов "Любовник леди Чэттерлей", "Радуга", "Сыновья и любовники" и пронзительно-человечных новелл. Первым это мнение высказал Джон Курнос, американский писатель русского происхождения, послуживший прототипом Ивана Левски: в письме к Х.Д., написанном сразу после выхода в свет романа, он зло высмеял ее попытку представить дело так, будто Лоренс был якобы влюблен в нее. При всей субъективности оценки в ней есть здравое зерно: книга Х.Д. - это roman а clef, буквально роман "с ключом", то есть роман с прозрачными прототипами, которых автор и не думает скрывать.
Писать его Х.Д. начала в 1921 году и работала над ним с большими перерывами вплоть до конца пятидесятых. Сюжетное ядро романа составили события 1917 - начала 1918 годов: самого драматического периода в жизни Х.Д. и поколения художников, которым тогда, на пике Первой мировой войны, было двадцать пять или тридцать. Личная драма совпала с трагедией поколения: вот ее-то и попыталась избыть в начале двадцатых Х.Д., воображая Рейфа Эштона (Ричарда Олдингтона), Фредерико или Рико (Д.Г. Лоренса), Эльзу (Фриду Лоренс), Беллу, или Арабеллу (Дороти Йорк), Ванио, или Вана (шотландского композитора Сесила Грея), Ивана Левски (Джона Курноса), Морган Ле Фе (Бриджит Пэтмор) и, разумеется, себя в роли Джулии.
Отложив рукопись, Х.Д. вернулась к ней в тридцатых по совету Фрейда, угадавшего в событиях пятнадцатилетней давности причину творческого кризиса Х.Д. В течение нескольких лет она продолжала писать роман, "собрав" первую редакцию в 1939 году, а потом снова отложила рукопись. Когда же вернулась к ней десять лет спустя, в 1948-м, то уничтожила две третьих текста, оставшееся переделала, перепечатала, назвала ту вторую редакцию "Мадригалом" - и снова отложила. Закончила в конце пятидесятых. Издатель предложил свое название "Вели мне жить" - она согласилась, впрочем, настояв на подзаголовке: "Мадригал".
Роман писался сорок лет - Х.Д. сравнивала вызревание этой книги с процессом изготовления вина. У него свой вкус, особая стилистика.
Олдингтон определил "Смерть героя" как "джазовый" роман из-за синкопированной, импровизационной манеры изложения. Версию же Х.Д. можно с полным правом назвать киноверсией. Не в смысле экранизации олдингтоновского текста, но опять же по манере исполнения. "Наплывы", совмещения разных временных пластов, наезд камеры, крупный план, плоское изображение, сплюснутые лица на экране из-за того, что угол просмотра неудобен зрителю, наконец, прямое изображение на страницах романа просмотра героями немого фильма в лондонском зале, приспособленном под демонстрацию киноленты под звуки аккордеона, исполняющего популярную солдатскую песенку времен Первой мировой войны, - все это делает роман Х.Д. интереснейшим ретророманом, воспроизводящим в слове фото- и киностилистику 20-30-х годов прошлого века.
Он тем более интересен, что Х.Д. - поэт первой величины. Поэт классической темы. Как совмещаются ахейская Греция, хтоническая мифология и киноколлажи 20-40-х годов - представить трудно, пока не прочитаешь роман. Здесь поистине происходит чудо, о котором писала в эссе "Письмо к молодому поэту" Вирджиния Вулф: "такси танцуют с нарциссами" - ведь для модерниста нет желанней цели, чем сочетание классической традиции с техническими новациями XX века. Не забудем: Х.Д. снималась в немом кино и, работая над романом, разумеется, опиралась на собственный опыт киноактрисы. Поражает та органичность, с которой поэт коллажирует слово, живописный образ с фотографией и кинокадром.
Собственно, по большому счету роман об этом: об инициации поэта. О поиске поэтом своей судьбы, о самоопределении. "Мадригал", - объясняла Х.Д., - это история, помещенная в историческое время. Вечная история поиска. Через все написанное проходит история любви, рассказанная как миф или житие".
Какими видятся мир и век Дриаде, волею судьбы мчащейся сегодня на авто? Что за кино?
"Место действия ее стихов нельзя отыскать на карте. Оно разворачивается в вечности", - писал о поэзии Х.Д. английский поэт и критик Ф.С. Флинт.
Дарья Гармоненко