Хотя картина в целом весьма уязвима для критики, Сергей Маковецкий в роли отца Александра выглядит довольно убедительно.
Кадр из фильма "Поп"
Фильм менял название несколько раз – «На реках Вавилонских», «Псковская миссия», «Преображение» – под этим названием фильм даже успели показать на кинофестивале российского кино в Выборге. Но на выходе картины в прокат решили обойтись без метафор и назвали ее просто «Поп». Оно и лучше. Уместней с точки зрения проката и больше соответствует сюжету, потому что речь в фильме не о Божественном Откровении и не о православной Псковской миссии, действовавшей во время Второй мировой войны на северо-западных территориях, оккупированных немцами, а о православном священнике – отце Александре (Сергей Маковецкий), совестливом человеке и патриоте, оказавшемся заложником пропаганды фашистов, большевиков и иерархов Православной Церкви за рубежом. Согласившись с тезисом зарубежников, что «Советы безбожные нам не родина», выпив чайку с митрополитом Виленским и Литовским Сергием (Юрий Цурило) и получив от него благословение, прихватив кошку и попадью (Нина Усатова), отец Александр с другими священниками отправляется в псковские земли, чтобы нести советским людям, «освобожденным» гитлеровской Германией, Слово Божие.
Уже из описания видно, что путаница на идеологическом уровне есть и без метафор. И неудивительно, если учесть, какими витиеватыми путями советские люди вообще и кинематографисты в частности прокладывают путь к православию. Владимир Хотиненко прошел через непротивление злу насилием в фильме «Макаров», живописал абсолютное, какое-то прямо онтологическое безбожие русских людей и позитивность ислама в «Мусульманине», показал, что настоящего христианина – спасителя родины можно вырастить только за рубежом («1612»), и, наконец, добрался до коллаборационистского фильма, который уже встретили овациями на двух православных кинофестивалях – «Радонеж» и «Лучезарный ангел», что странно. Потому что, если разобраться, «Поп» служит православию плохую службу.
Во-первых, потому, что распространяет частную ситуацию одного честного человека на все явление в целом, а такой подход всегда делает картину уязвимой для критики даже со стороны людей, не искушенных в истории. Только ленивый не знает, что священникам, выбранным для осуществления миссии, вменялось в обязанность сотрудничество с немецкой властью, доносы на недовольных, выявление партизан и молебны о «даровании Господом силы и крепости германской армии и ее вождю Адольфу Гитлеру для победы над жидобольшевизмом». Да и среди самих священнослужителей нет единого мнения по поводу того, насколько цели миссии оправдывали средства.
Кроме того, картина для массовой аудитории любит равновесие. Это одна из причин, по которой в американских фильмах «плохой цветной» должен соседствовать с «хорошим». На подсознательном уровне такое равновесие рождает у зрителя чувство, что все происходящее на экране справедливо, а то, что справедливо, – верно, и это по-настоящему вовлекает людей в действие. «Поп» равновесие не соблюдает. «Наши» явно в загоне, потому что безбожники. Время от времени идеологическая подоплека сюжета пробует раствориться в идее, что людей вообще нельзя делить на большевиков и фашистов, потому что люди либо хорошие и способные к раскаянию, либо дурные и неспособные. На экране эта идея реализуется через отношение персонажей к отцу Александру. Хорошие его любят, плохие, понятно, нет. Полицай кричит ему в спину угрозы и крутит в руках маленькие, как для куклы, песочные часы, и когда полицая убьют, игрушечное «помни о смерти» хрустнет под каблуком партизана – так кончится время предателя родины. Отец Александр отказывается отпевать полицаев, не сумев оценить злую иронию ситуации. Батюшка никак не возьмет в толк, что выполняет такую же роль, как и те, среди которых, как говорят, тоже встречались «люди». Но ореол слова «предатель» распространяется только на мирян. Немецкий полковник русского происхождения тоже гораздо симпатичнее командира партизанского отряда, допрашивающего отца Александра. В роли полковника – Анатолий Лобоцкий, периодически играющий иностранцев. В советские времена их играли актеры с относительно прямыми носами. Нос у Лобоцкого небезупречен, зато в голубых глазах настоящее страдание из-за того, что «русский в нем спорит с немцем». Полковник крестится на каждый столб, любит колоть дрова и вешает партизан с брезгливостью благородного человека, которому приходится пачкать перчатки. За это (за то, что вешает, а не за брезгливость) батюшка отказывает полковнику от дома. Но потом прощает. Выборочный историзм – для наглядности, как те картинки, которые вырезает для детей отец Александр.
Во-вторых, настоящая пропагандистская лента – а перед нами, безусловно, пропагандистское кино – должна быть безупречной с точки зрения профессионального качества, а не напоминать сериал, порезанный под формат большого экрана и больше похожий на эпизоды, смонтированные из разных серий. Именно так выглядят по крайней мере три последних фильма Хотиненко (включая «Попа»), периодически снимающего сериалы и на глазах теряющего остроту зрения и контроль над собственным фильмом. То вдруг батюшку покажут глазами мухи – с искаженными цветом и перспективной. То при реставрации храма в селе, куда приезжает служить отец Александр, под изображением Сталина обнаружат икону Святого Благоверного Александра Невского. Понятно, что свято место пусто не бывает и что на месте иконы при смене власти вполне может появиться чей-то портрет, но это не значит, что эти вещи равны и взаимозаменяемы. Создать идола или двойной стандарт на экране проще простого. Надо лишь поменять зрение с человеческого на фасеточное или сопоставить лицо политика и лик святого, поставленных в один ряд и с успехом замещающих друг друга в любом необходимом порядке. Бесхитростная проговорка советского идолопоклоннического сознания. Которая крупно подставляет телекинокомпанию «Православная энциклопедия». Не меньше, чем отсутствие этики по отношению к иудаизму, проявляющееся в шутках по отношению к девочке Хаве, крещенной отцом Александром в православную веру и поэтому (так сказано в фильме) сохранившую себе жизнь.
История Псковской миссии не так безоблачна, как показано в фильме, а сложна и неоднозначна, так же как любая история, в которой интересы политики эксплуатируют духовные устремления человека. Фильм довольно ловко уходит от принципиальных вопросов, заменяя их казуистикой – «Народу нашему совсем плохо под немцами будет, не можем мы его оставить еще и без помощи Божьей» – и народной религиозной психологией. Эта психология готова принять казуистику на веру, не задумывается над тем, как это «мы», вернее – «они», будут осуществлять «Божью помощь», если осуществить ее может только сам Бог, и похожа на дебила-военнопленного, ходящего то со свастикой, то со свечой. Что дали, то и несет. Тему рабского сознания в фильме поддерживает хор рабов из «Аиды» и «On The rivers of Babylon» («Boney M»), написанных на слова 136-го псалма «На реках Вавилонских» (отсюда одно из названий фильма) – сожаление о вере, родине и свободе, посещающее людей, когда все это утрачено. Но эта тема остается на полях, как и проявления Божьей воли. Ей отведено совсем мало места – в чудесах вроде таинственных шорохов за стеной и внезапных порывов ветра.
В фильме есть еще одна метафора, которая многое объясняет. Осень. Приемные дети отца Александра перебирают красные ягоды. «А что, – спрашивает попадью кто-то из детей, – клюкву тоже Бог дает?»
И клюкву тоже.