Хуан-Карлос - муж Костромы

- Долгие годы в нашей стране бытовало искаженное пред - ставление о фольклоре. За произведения народной культуры выдавались глянцевые поделки в стиле ансамбля "Березка". Что представляет собой фольклор в современных условиях?

Юкечева: Фольклор - это постоянно развивающаяся система. Сложившись в глубокой древности, она непрерывно обогащается новыми веяниями. Например, в Нижегородской области до сих пор сохранился языческий обряд "Похороны Костромы". Его играют на Троицу. Кострома - богиня плодородия, которая должна умереть, чтобы урожай был богатым.

Обычно ее изображение делают из соломы, хотя бывало, что ее изображал живой человек. Причем в каждом конце деревни - своя Кострома. Когда она "умирает", ее три дня оплакивают, ходят с ней прощаться. Днем она выставляется на улице, а на ночь ее забирают в дом. К ней приходят различные персонажи. "Врач" интересуется здоровьем, "священник" "отпевает". Священник, конечно же, не настоящий. Его изображает одна из участниц, надев на себя плюшевый коврик с оленями и лыжную шапочку.

- В чем же заключается развитие фольклора?

Юкечева: Наш ансамбль приезжал в эти места несколько раз. И с каждым годом реплики персонажей менялись. Участники привносили в диалог то, что видели по телевизору. Например, кто-нибудь спрашивает, что случилось с Костромой. Ему отвечают: "Болезнь у нее". - "Какая болезнь?" - "Да СПИД у нее". - "А что ж за болезнь такая, СПИД?" - "Спит она все время да спит". Или объявляется муж Костромы, которого могут звать Хуан-Карлос или Хосе-Антонио. И это не разрушение фольклора. Это его органичное развитие.

Конечно, многое уходит, особенно древние культурные пласты. Постепенно исчезают песни календарного цикла, духовные стихи, языческие весенние заклички, дразнилки. Прежде всего это касается текстов. Но напевы остаются, их начинают использовать в других обрядах, в частности в свадебном. И еще сохраняется звукоизвлечение. Даже новые песни, услышанные по радио, жители деревни поют так же, как пели бы их бабки.

Традиция умирает, когда нет человека, который, находясь в ней, делает что-то новое. Это должен быть тот, у кого местные корни, но кто мыслит чуть шире. Иначе традиция годится только для музея.

- Вы исполняете различную духовную музыку, в том числе произведения духоборов и молокан. Что характерно для их традиции?

Нефедова: Несмотря на все различия между этими течениями, у них немало общих черт. И духоборы, и молокане отличаются необыкновенным оптимизмом и позитивным отношением к жизни. Может быть, из-за того, что им пришлось много пережить, они научились относиться к лишениям философски. К переходу в иной мир они относятся как к празднику. У духоборов женщин хоронят в очень нарядных розовых платьях. И музыка при этом звучит почти веселая.

Никаких ритуальных плачей, характерных для народного православия, у них нет. Если православные плачут и на свадьбах, и на похоронах, то духоборы даже в армию провожают весело. Молокане - "прыгуны". Во время похорон они идут, словно приплясывая, и гроб несут чуть ли не вприпрыжку. Они, как в свое время хлысты, от этого "заводятся". Но если хлысты входили в своеобразный транс от кружения или самобичевания, то для молокан это просто выброс энергии.

Юкечева: У них и поминальные стихи какие-то ритмичные, бодрящие.

- Вы были и у казаков-некрасовцев. Чем они живут сейчас и сохраняют ли старообрядческую традицию?

Нефедова: Те некрасовцы, к которым мы ездили, - единоверцы (старообрядцы, сохраняющие дониконовские церковные традиции, но находящиеся в подчинении Русской Православной Церкви. - Прим. ред.). История их такова: в конце XVIII века часть донских казаков-старообрядцев, спасаясь от гонений, во главе с атаманом Игнатом Некрасовым покинула Россию. Они осели в Турции, Румынии, Болгарии. Некрасов завещал им не возвращаться на родину, пока в России будет царская власть. Но вернуться они смогли не сразу после революции, а только в 1962 году. Удивительно, что, находясь в Турции, некрасовцы сохранили практически неизменными веру, язык, культуру, темперамент. А ведь прошло больше 200 лет. Турки к ним относились с большим уважением. Их не притесняли, разрешали строить свои церкви. И за это некрасовцы служили в турецкой армии. Причем в царское время это осложнялось тем, что иногда им приходилось даже воевать против русских.

Юкечева: Основой всей их культуры является старообрядчество. На службах они до сих пор поют не по нотам, а по крюкам. Интересно, что раньше некрасовцы часто вместе с людьми хоронили свои богослужебные книги, чтобы те не достались никому на поругание. Поэтому старообрядческие книги - сейчас большая редкость.

- Как к ним отнеслось местное население?

Нефедова: Приехав в СССР, они просили, чтобы их поселили вместе с другими казаками, т.е. либо на Дон, либо на Кубань. А их поселили в Левокумском районе Ставропольского края. Там тоже есть казаки, но у них другая культура, другие традиции. Некрасовцам пришлось обосноваться в поселке, где жили строители со всех концов СССР. Тогда, в 1960-е годы, народ относился к старообрядцам довольно враждебно. Сейчас к ним привыкли, а раньше над ними издевались, особенно в школах. Одноклассники срывали с детей некрасовцев кресты. Одна женщина нам рассказывала, как просила Бога вернуть ее "на родину, в Турцию".

В Турции некрасовцы жили бок о бок с молоканами. И, вернувшись на историческую родину, они снова оказались соседями. Теперь в одном поселке уживаются и казаки-некрасовцы, и молокане, и православные. Все они живут традиционной деревенской жизнью: делают заготовки на зиму, продают излишки с огорода.

Юкечева: Однажды мы приехали в этот поселок зимой, на Сретенье. Мы попали на богослужение сначала к молоканам, которые собираются в доме, а потом в храм к некрасовцам. Представьте: раннее утро, восход, из тумана выплывают некрасовцы в своих ярких нарядах с турецкими элементами...

- Неужели современное окружение не оказывает на культуру некрасовцев никакого влияния?

Нефедова: К сожалению, даже их традиция, которую они бережно хранят, постепенно разрушается. Раньше, например, было немыслимо, чтобы у старообрядцев женщина управляла хором. Но так получилось, что у них сейчас самый опытный в церковном уставе человек - женщина. Она знает порядок службы, умеет читать крюки.

Юкечева: Это не столько разрушение традиции, сколько ее изменение. Мы были у старообрядцев на Аляске. Их женщины до сих пор ходят в сарафанах, мужчины носят шапки-ушанки. Но даже когда они одеты как американцы, их все равно замечаешь в толпе. У них совершенно необычные лица.

- Когда вы представляете на сцене некую религиозную традицию, вы относитесь к ней исключительно как артисты или пытаетесь ее "обжить"?

Юкечева: Мы, как правило, не показываем никаких религиозных обрядов. Всю духовную музыку мы исполняем именно как музыканты. Мы показываем в первую очередь красоту музыки, текста. Показываем, как христианство преломляется в народном сознании. Ведь религиозная мысль может быть отвлеченной, а может быть конкретно и человечно понятой.

Авторскую литургическую музыку мы почти не поем. Мы поем то, что придумывали в крестьянской среде на христианской основе. Люди знали библейские сюжеты и сочиняли на них тексты. Иногда получалось довольно наивно, но всегда очень человечно.

- Как вы себя позиционируете по отношению к такому явлению, как нью-эйдж?

Юкечева: Зависит от того, что понимать под этим термином. С музыкальной точки зрения, наверное, нас можно отнести к нью-эйджу. Потому что сейчас мы, безусловно, не фольклорный ансамбль. Мы создаем новую музыку, соединяясь с коллективами разных направлений - с джазовыми, академическими и др. Взять, например, нашу работу с композитором Владимиром Мартыновым. Она называется "Ночь в Галиции". Мартынов написал эту композицию на тексты Велимира Хлебникова, который, в свою очередь, взял их из сборника исследователя фольклора Ивана Сахарова. В результате получился своеобразный минимализм. Вернее, композиция начинается в стиле минимализма, а заканчивается рождественской колядкой.

Единственное, чего мы себе не позволяем, это соединяться с "попсовыми" коллективами. Поэтому у нас такие разногласия возникли с ансамблем "Иван Купала". Они смешивают настоящие народные песни с электроникой, делая стандартную дискотечную музыку. Они предлагали нам сотрудничать, но нам в этом проекте делать абсолютно нечего.

- Состав ансамбля на протяжении лет менялся. Как это происходило? Каждый раз новые люди подбирались под определенную задачу или приходили те, кто хотел?

Нефедова: По-разному. Поначалу определенных технических требований не было. Был эксперимент, начатый Покровским. В нем на первых порах приняли участие его жена, студенты, он сам. В результате возник ансамбль из шести человек. Покровский изучал народную музыку во всех ее аспектах, можно сказать, что он ее открыл. Начался бум. По нашему образцу стали создаваться коллективы. А потом, когда эта волна схлынула, ансамбль стал развиваться дальше. Возникла потребность в новых людях. Кто-то приходил и оставался надолго, кто-то уходил. Но тот, кто прошел ансамбль Дмитрия Покровского, уже не сможет участвовать в "фольклорном" коллективе эстрадного типа. Это другая школа.

- Вы долго работали с Покровским. Каким он вам запомнился?

Нефедова: Он был личностью огромного масштаба. Нам трудно судить о размерах его таланта, потому что мы находились слишком близко. Но его необыкновенную энергию отмечают все, кто его знал.

Юкечева: Она притягивала к нему людей и продолжает притягивать даже после его смерти. Мы до сих пор ею заряжены.