Владимир Поляков. Европейская тиражная графика. От Гойи до Пикассо. - М.: Топливо и Энергетика, 2002, 284 с.
Думаю, термин "тиражная графика", вынесенный в название книги, требует немедленного прояснения: речь идет о тех гравюрах, которые печатались непосредственно с оригинальной гравюрной доски и, как правило, при участии самого художника-гравера, автора композиции. Из этих оттисков первые сто называются авторскими, они выполняются на особенно качественной бумаге. Остальные - их может насчитываться несколько сотен - считаются тиражными. Для них и бумага бралась похуже, и качество печати уступало листам-первенцам. "Авторские" - вещи изначально коллекционные, раритетные. Вторым была уготовлена более демократическая среда обитания: эти гравюры (офорты/литографии) вклеивались в журналы и книги по искусству, где существовали на правах либо иллюстраций, либо самостоятельных произведений искусства, не связанных с текстом.
Авторских листов, то есть первых ста отборно-коллекционных оттисков, вы сегодня днем с огнем не сыщете. Разве что на крупнейших аукционах, где испрашиваемая за них цена произведет на вас многократно более сильное впечатление, чем художественные достоинства экспонатов. А вот тиражная графика и поныне верно служит идеалам демократии. Пусть она также перешла в разряд музейных "единиц хранения", но цены на нее вполне доступны: от 100 долларов и, разумеется, выше, не важно насколько. Зайдя в какой-нибудь букинистический магазин, вы вполне можете обнаружить там подшивку "Gazette des Beаux Arts" с парой-тройкой гравюр за подписью Тулуз-Лотрека или Синьяка. Если повезет, конечно. И если вы сможете отличить оригинальный тиражный лист от репродукции. А вот тут как раз начинаются сложности. Тут вы вступаете в область знаточества.
Владимир Поляков пишет именно для таких вот начинающих и заведомо удачливых коллекционеров, которые, гуляя по заштатным антикварным лавкам, вдруг набредут на подлинник второй, тиражной, руки. Поляков щедро делится всеми известными ему приметами настоящей тиражной графики: особенностями техники, бумаги, подписей, водяных знаков. А также - какой журнал в каком году мог публиковать тот или иной графический лист известного мэтра, скажем, Гойи или Айвазовского. В результате читатель получает практически полный свод произведений тиражной графики, публиковавшейся в европейских и русских журналах XIX-ХХ веков. Логичное завершение - каталог тиражной графики этого периода с указанием техники и нынешних аукционных цен и иллюстрированное приложение с воспроизведением некоторых листов в их натуральную - как уверяет автор - величину.
Повышенно-знаточеское внимание к тиражной графике оправданно не только с точки зрения коллекционерских претензий, но и с точки зрения академической истории искусства: именно в тот период, о котором пишет Поляков, то есть "от Гойи до Пикассо", тиражная графика отнюдь не была на задворках художественного "процесса", отнюдь не "выходила в тираж", а, напротив, являясь важнейшей частью художественной журналистики, осуществляла главную утопию романтизма и модерна - экспансию мира искусства в повседневность. Журнальным "тиражированием" своего таланта не гнушались самые великие художники XIX-XX веков: Делакруа, Курбе, Мане, Пикассо, Эрнст.
Однако не обошлось в этой книге без странностей. Почему-то не указано место хранения тех листов, которые автор публикует. В издании, предназначенном для справочных нужд музейного работника или коллекционера-частника, это смотрится как зияющая брешь на добротном костюме. Опять-таки, аукционная цена указана лишь на половину каталожного списка. Чем продиктовано умолчание в отношении оставшейся части? Впрочем, это все мелочи, которые могут смутить лишь сверхпедантичную публику специалистов. Куда удивительнее прегрешения автора против академически устоявшейся, скажем даже "школьной", периодизации искусства. Почему-то эпоху "от Гойи до наших дней" Поляков упорно называем новым временем (именно так, со строчной буквы), хотя - в последние полстолетия уж точно - историки искусства обычно пользуются той же периодизацией, что и историки. А у последних вообще-то принято считать началом Нового времени английскую буржуазную революцию (1640 г. по Р.Х.). Понятно, что автор берет отдельным этапом эпоху после Великой французской революции, условно говоря, второй период Нового времени. Но хотелось бы большей точности, пусть даже в таких "незнаточеских", умозрительных областях, как периодизация всемирной истории.