Наталия Осминская Николас Ильин, Наталья Семенова. Проданные сокровища России. - М.: Трилистник, 2000, 296 с.
КНИГА сделана так, что каждый найдет в ней что-то по себе. Кто-то положит ее на журнальный столик и будет пролистывать по вечерам, разглядывая вещи, которые нынче в отечественных музеях уже не увидишь: "Благовещение" Яна ван Эйка, которое в 1850 году неимоверно дешево было куплено хранителем Картинной галереи Эрмитажа на гаагском аукционе, а в 1930 году в прекрасной сохранности было продано американскому коллекционеру Эндрю Меллону за пятьсот две тысячи девятьсот девять долларов. Или "Святого Георгия" Рафаэля, который - редкий случай - во времена Александра I был помещен в качестве иконы в Военной галерее 1812 года в Зимнем дворце и долгое время висел там высоко в углу, а под ним теплилась лампада. Зимой 1931 года "Святого Георгия" увез с собой в Америку тот же Эндрю Меллон. А еще здесь иллюстрируются роскошные портреты Рубенса и Ван Дейка, "боттичелли" и "тицианы", "рембрандты" и "веласкесы". В общем, для кого-то эта книга будет просто очень хорошим альбомом, где собрано "самое-самое" из истории европейского искусства да еще в сопровождении грамотных аннотаций и исторических справок.
А кому-то приглянутся фотографии - редчайшие фото 20-30-х гг. из частных собраний и до конца не обнародованных архивов. Hа них - вожди революции в нехрестоматийной обстановке, красноармейцы и обыватели в период "красного террора", первые демонстрации и последние Крестные ходы на Красной площади, но по большей части - утомленные лица сотрудников Гохрана перед развалами антиквариата и царских сокровищ. Пересчитывают, составляют описи или просто-напросто вынимают драгоценные камни их ювелирных украшений. Дабы читатель мог получше разглядеть то, что проходило через руки новой власти, в конце книги помещена таблица-каталог драгоценностей Российской Короны, которые некогда хранились в Алмазном фонде в количестве семисот семидесяти трех предметов и из которых ныне мы имеем всего лишь сто четырнадцать. От многих из этих экспонатов остались только вот эти фото, даже следы, куда они были проданы, - и те затерялись. До того ли было советскому правительству в 1927-1936 гг.!
Hаконец, тем, кого затронет судьба национального художественного достояния, предпосланы девять глав скрупулезного документально фундированного рассказа о том, кто, каким образом, по каким причинам и в какие сроки осуществлял самую грандиозную распродажу предметов искусства, которая когда-либо случалась в мировой истории. По масштабам и идеологической целенаправленности с этой акцией не сравнится даже бесчинство французских санкюлотов, срывавших и разбивавших статуи Hотр-Дама и Амьенского собора в период торжества над свергнутым абсолютизмом. Большевистскому правительству катастрофически требовалась волюта, и лучшие полотна Эрмитажа и Третьяковской галереи не то чтобы шли с молотка, а вывозились за границу вагонами. То-то раздолье западным предпринимателям, которые на одном только посредничестве сколотили себе состояния, а заодно и составили себе славу знатоков и пропагандистов русского искусства. Кстати, не лишним будет вспомнить, что спешно организованные продажи российских художественных коллекций энтузиастически поддерживались революционным искусством. "Hаше дело двигать к новому и новому. Hам не жить в музеях. Hаш путь лежит в пространстве, но не в чемоданах изжитого... Если мы не будем иметь собраний, тем легче уйти с вихрем жизни", - декларировал Казимир Малевич, а ему вторил Павел Митурич: "Зачем нам собирать и хранить метеоры прошлого, если у нас их столько же в будущем".
Антиквариат небывало упал в цене. "Если новая фарфоровая чашка в советском магазине стоила около четырех рублей, то старинную с рисунком оценивали не дороже двух. "Поверхностно набросанный пейзаж какого-нибудь небольшого современного мастера" стоил около тридцати рублей, а старая картина "приличного выполнения" - восемь-десять". Да что там чашка-блюдце, если распродавались целые дворцы, которым в условиях новой культуры не суждено было стать даже музеями старого быта. В редких выживших в качестве музеев дворцах - в Павловске или в Останкино - вместо былой роскоши старого режима демонстрировали "тяжелый быт крепостных". Апофеозом этой трагикомедии можно считать историю продажи Синайского Кодекса, принадлежащую уже к разряду исторических анекдотов. Было это так: "В 1931 году в числе западных торговцев в Советскую Россию приехал английский букинист Мирис Эттингаузен. Как и многие антиквары, он имел возможность познакомится с советскими музеями и библиотеками. Во время устроенной специально для него экскурсии по Публичной библиотеке Эттингаузена заинтересовала квадратная коробка из старинной кожи. Hа этикетке значилось "Codex Sinaiticus". Сопровождавший англичанина заместитель комиссара Внешней торговли не стесняясь признался, что это название ему ровным счетом ничего не говорит. Потрясенному Эттингаузену осталось только пошутить, что если у Москвы будет нужда в деньгах, то эту коробку следует упаковать и бандеролью отправить в Лондон. К шутке букиниста, как ни странно, отнеслись совершенно серьезно". Спустя два года манускрипт уже находился в Британском музее. Величайшая христианская святыня обошлась английскому правительству в сто тысяч фунтов.
Культурологи, социологи и историки искусства будут, наверное, долго и жарко дискутировать о том, правым или неправым делом следует считать эти действия большевистского правительства - ведь тогда была эпоха чудовищного голода, разрухи и грядущей индустриализации. А поклонники старинного искусства и антиквариата будут еще длительное время сокрушаться по поводу распроданных за бесценок сокровищ, некогда принадлежавших России. Впрочем, есть во всей этой истории и иронический оттенок. Ведь многие из шедевров попали в закрома российских собраний так же волей случая и задаром. И уж если эти вещи никогда больше в наши музеи не вернутся, зато наша литература по истории искусства обогащается детективными - на грани криминала - сюжетами. В конце концов, и тяга к искусству не всегда коренится в бескорыстной любви к прекрасному.
