Егор Ларичев Райнер Цербст. Антонио Гауди. Перевод с немецкого Юрия Маркина. - Тasсhen/Арт-Родник, 2000, 240 с.
МАССОВАЯ и уже почти неприличная любовь русского человека к каталонскому архитектору обрела наконец-то достойный симулякр. До этого у него была лишь небольшая переводная книжечка, давно ставшая библиографической редкостью, россыпь открыток, фильм Хироши Тэсигахары, регулярно крутимый в Музее кино, да рассказы видевших (пожертвовавших ради Гауди парою часов на Коста-Брава). Теперь у него есть полновесное и полноцветное издание, абсолютно аутентичное оригинальному, и не дайджест, как Климт, а большой, настоящий альбом. В традиции Taschen"а подавать товар лицом - поэтому фронтиспис кислотно-желтой книги, совмещающей в себе, по сути, несколько изданий (популярную монографию, фотоальбом и даже карту-гид по постройкам Гауди в Барселоне), украшает фотография архитектора, по-уорхолловски окрашенная в вишневый цвет. Впрочем, в поп-артистском дизайне Tasсhen"а работы Гауди смотрятся вполне уместно.
Читатель с первых страниц попадает в страну контрастных теней, яркого света и цвета. Перед нами Барселона, в которой расцвели цветы взрывов воображения Архитектора - двенадцать объектов-бомб, сотворенных им, легли кучно, вытянутой полупетлей накрыв главную улицу города - Авеню Диагональ, после чего его пустой самолет ушел в сторону моря. Едва ли какой-либо другой архитектор в мире может похвастаться такими великолепными результатами архитектурного бомбометания, такой кучностью, а главное, таким качеством взрывов. Это не какой-нибудь засушенный и замусоленный в фотографиях шедевр, нет, все они будто сохранили в себе взрывную волну, которая сносит крышу каждому неофиту, проходящему мимо. Архитектурное переживание от Гауди обладает мегатонной силой, так что сразу понимаешь: да, Барселона - это Гауди, а Гауди - это Барселона. То же самое испытывает и читатель - страницы книги затягивают, как неслабый наркотик.
Гауди оказался экспрессивным выразителем суммы национальной архитектуры Каталонии - и именно поэтому его творчество не вписывается в прокрустово ложе стиля модерн, в этом заключается его заслуга перед вечностью, причина его непрекращающейся всемирной популярности и славы. А собор Саграда Фамилия так и вовсе стал общенациональным символом - его строительство ведется до сих пор, и пройдет еще не одно десятилетие, пока он будет закончен. И в соответствии с национальными архитектурными идеями, а не только в извилистых лабиринтах ума Гауди, в лабиринтах, очень развитых и, несомненно, отличных от других архитектурных мозгов, следует искать ответ на вопрос: "Почему творчество этого архитектора до сих пор так волнует умы человечества?"
Гауди начал строить в 1883 году - как раз тогда, когда в Европе начинается образование наций, а затем и национальных государств на их основе. Процессы национальной самоидентификации захватывают и такие территориально состоявшиеся страны, как, например, Россия. Победоносцевская "Теория официальной народности" с тремя рекламными китами православия, самодержавия и народности была принята превентивно, как некая государственная пилюля против интеллигентской болезни - народовольчества, но в культуре этот процесс "обофициалить" не удалось. Параллельно с Тоном и его храмом Христа существовали еще Абрамцевский кружок и неорусский стиль в "частной" архитектуре, питавшиеся другими источниками. Поскольку история была монополизирована государством, интеллигенция создала параллельную, действительно народную историю, опираясь на всплывшую из безвестности былинную традицию - во второй четверти XIX века записываются и публикуются былины и народные сказки Афанасьева, мгновенно превращаясь в бестселлеры. Именно это, параллельное с государственным, осмысление собственной истории и породило "Трех богатырей" Васнецова - главную картину Третьяковской галереи, как до сих пор считает большая часть моих сограждан.
Но если в России противостояние интеллигенции и власти было, исключая взаимный терроризм, "культурным" (хотя в конце концов и привело к революции), то в Каталонии оно с революции началось. В 1873 году "непримиримыми" при содействии анархистов-бакунинцев в Барселоне была провозглашена самостоятельная каталонская республика. Гауди было тогда чуть больше двадцати - лучший возраст, чтобы проникнуться национальными идеями. С революцией было покончено через год, а Гауди получил свой первый заказ через десять лет. Им стал дом Висенса - обильно украшенный керамический декорацией, он может быть притянут за уши к мавританскому стилю. Но именно притянут, потому что все здания Гауди - это объемные коллажи, где каждая деталь несет в себе генетическую память о каком-либо стиле прошлого, но все они сплавлены в органичное и ограниченное целое тело, образуя непохожее единство. Автор единовременно являет миру то напластование и хитросплетение исторических слоев, которое можно видеть в старых домах в центре Барселоны - достраивавшихся и перестраивавшихся по крайней мере лет пятьсот. Он втягивает этот многовековой, до сих пор еще жилой сэндвич, сверхэпохальную развалюху в полет фантазии. Он заражает этот трухлявый пень спорами собственных архитектурных решений, своего видения декорации - в результате на нем вырастают причудливые грибы башенок и вентиляционных труб, а коридоры накрывают своды из параболических арок. Эль-Каприччо, усадьба и дворец Гуэля, дом Батло, Бельесгуард - все они представляют собой не что иное, как сказки о каталонской архитектуре, жанр, позволяющий автору проявить в полной мере свое искрометное воображение.
Гауди понял и в полной мере отразил в своих творениях главную особенность национального каталанского, да и испанского в целом, характера - его многоликость и многонациональность. Каталония - это очаг смешения племен и народов: сначала здесь были карфагеняне, потом варвары иберы, затем римляне, после - другие варвары, вестготы, за ними - арабы, они же мавры, а уж потом, с Реконкистой, пришли кастильцы, кичившиеся своей голубой кровью. Гауди выступил единоличным создателем противоречивой и фрагментарно-насыщенной архитектурной истории своей страны, воплотив ее в своих сказочных зданиях. Поэтому для испанцев он теперь - Васнецов, Суриков, Щусев, Шехтель и Афанасьев в одном лице. И каждый барселонец может, нисколько не кривя душой, утверждать: "Гауди - это наше все".
Дарья Гармоненко