Анастасия Архипова "Табу" (Gohatto/Taboo). Япония - Франция - Великобритания, 1999. Режиссер и сценарист: Нагиса Осима. В ролях: Рюхэй Мацуда, Такеши Китано, Синдзи Такеда, Таданобу Асано, Eити Саи.
Нагиса Осима, чье восхождение к славе началось в 60-е годы, всегда пользовался репутацией режиссера-бунтаря, исследователя "темной стороны" человеческого бытия. Взаимоотношения общества, созданного человеком, и человека, структурированного обществом, образуют в фильмах Осимы тот особый конфликтный узел, который на языке психоанализа можно было бы без преувеличения назвать садомазохистским. Мощные рычаги подавления и ответный всплеск бессознательного, дологического, неуправляемого и разрушительного; порядок, взорванный хаосом, - вот, если не вдаваться в нюансы, та исходная ситуация, которой картины Осимы обязаны своей жесткой, предельно откровенной стилистикой.
Новый фильм Осимы, снятый им после многолетнего перерыва, был встречен приметным недоумением критиков. Каков был замысел режиссера? Собирался ли он поведать о закате эры самураев или же его целью было изучить природу "запретной" гомосексуальной любви? Для первого варианта слишком скудно прописан исторический фон, со вторым дело обстоит еще загадочнее: "Табу" отличается необычными для создателя "Империи чувств" целомудрием и лаконичностью, а настойчиво внушаемая зрителю мысль о любовной связи двух главных героев, по сути, сюжетно никак не подкреплена. Все зыбко и неопределенно, даже неожиданно всплывающая в середине неторопливого повествования детективная интрига, вопреки всем законам жанра, оборачивается миражем, дразнящей двусмысленностью. Старания критиков встроить "Гохатто" в общеевропейский контекст, заданный "модной" и пикантной темой при всем обилии аналогий, увы, мало чем помогают: как известно, прочтение одной культуры сквозь призму другой, если только мы не имеем дело с игрой в бисер, редко бывает адекватным┘
Итак, 1865 год. Смутное время в Японии, эпоха волнений и перемен, власть сегуна клонится к упадку; последним усилием былая самурайская доблесть пытается возродиться из пепла. В ряды синсэнгуми - милиции, созданной для защиты сегуна, приняты двое самураев. Один из них, юный и решительный Кано Содзабуро, отлично владеет мечом, но его холодная надменная красота, с первого взгляда завораживающая суровых воинов, еще губительней клинка. Другого, Тасиро, молва наречет возлюбленным Кано, но отношения между ними в кадре не перейдут за грань символически-условного. Капитан Хидзиката, подозревающий об их связи, приказывает им сразиться. Увиденное заставляет его отбросить последние сомнения: куда более искусный Кано склоняется и отступает под натиском Тасиро, словно бы внезапно выбившись из сил┘ Но в ответ на дерзкие притязания Тасиро наедине с Кано сверкает кинжал, приставленный юношей прямо к горлу распаленного поклонника. Впрочем, истинное значение этого жеста (как и многого другого в фильме) легко восстанавливается из контекста японского кино: вспомним "Расемон" Куросавы, где героиня, прежде чем уступить разбойнику, угрожает ему ножом, и оба движутся, как в танце; или "Ран", где коварная невестка князя Хидеторы сначала покушается с кинжалом в руках на жизнь свого деверя, а затем соблазняет его.
Смертоносность обаяния Кано по мере развития сюжета становится все более очевидной. За его поединком с пожилым мастером наблюдают чужаки, самураи из враждебного клана, осыпающие Кано насмешками. И хотя внешне месть их выглядит как справедливое воздаяние согласно кодексу чести, глубинный смысл здесь иной: они увидели то, что видеть не дозволено, - любовные игры божества - и будут наказаны за святотатство.
Таинственная сила вошла в лагерь синсэнгуми, и никто не может противиться ей. Капитан Хидзиката и командир отряда Кондо, пристально наблюдающие за Кано, с каждым днем замечают все новые признаки разложения, исподволь подтачивающего душу каждого воина. Запретные желания, устрашающие и непобедимые, прорываются наружу. Опытные и невозмутимые военачальники, Кондо и Хидзиката начинают подозревать друг друга в склонности к Кано, а чуть позже Хидзиката с ужасом осознает истинную природу своих отношений с Кондо┘ Эротический дурман разлился по жилам самураев, и противоядия нет.
Хаос обретает свободу и крушит все. Невидимый враг сражает одного за другим самураев, известных своей приязнью к Кано. Хидзиката, все еще пытающийся остановить гибельный поток, велит свести юношу к гейшам, но напрасно: чары любви не властны над тем, чей божественный лик - лик самой Смерти, прекрасной и желанной.
"Я постиг, что Путь самурая - это смерть" - в этих словах самурая-отшельника Ямамото Цунэтомо из надиктованной им в начале XVIII столетия книги "Хагакурэ" отразился потаенный смысл отшлифованного веками воинского кодекса. От первых самураев, грубых наемников, требовалась лишь слепая верность господину: со временем она переросла в обычай "самоубийства вослед", получивший столь широкое распространение, что сегуну, боявшемуся остаться без армии, пришлось запретить его специальным указом. Но духовный прорыв уже совершился: честь, преданность господину - все это были лишь знаки чего-то иного, влекущего бесконечно сильнее┘
Книга "Хагакурэ" переводит на понятийный язык то, что в архетипическом, "свернутом" виде уже содержалось в полумифологических преданиях об основателе японской государственности Ямато Такэру - богатыре, неустанно совершавшем подвиги по приказу своего отца и господина, царя Кэйко. Ни на минуту ему не позволено выпускать из рук меч - символ его жизни и мощи. Но это все-таки происходит: чудовища истреблены, покорены земли, и жизнь Ямато должна закончиться. Смерть приходит к нему в сладостном облике возлюбленной, у изголовья которой он оставляет свой меч.
Театр Кабуки воплотил идеал чуждого любви воина-аскета в амплуа татэяку, которое позже было унаследовано киноискусством. Хироси Инагаки (режиссеру, снявшему в числе прочего и картину о Ямато Такэру под названием "Рождение Японии") принадлежит трилогия "Самурай: Миямото Мусаси", где Тосиро Мифунэ, классический татэяку, играет одержимого стремлением к самосовершенствованию фехтовальщика Мусаси. В этом образе полностью снята идея служения господину - Мусаси служит лишь своему искусству. Пока он держит в руках меч, ему не дано соединиться с любящей его женщиной. Но вот он побеждает на поединке единственного равного ему по мастерству противника. Предел совершенства достигнут; за ним - покой в объятиях любимой Оцу. Лодка с героем уплывает в закатное небо, навстречу любви и Смерти.
В конце XIX века в ополчении синсэнгуми происходит наконец то, к чему вел весь более чем тысячелетний Путь воина. Объект желания самурая, женщина-Смерть, предстает перед ним в своем последнем обличье - чарующе прекрасного юного воина, чей меч разит без промаха. Кано и Тасиро снова сходятся в схватке, но на этот раз Тасиро, любовная добыча Смерти, погибает. Последний кадр - Хидзиката взмахом меча срубает молодую вишню в цвету; за кадром - предсмертный вскрик Кано. Эра самураев завершилась.
Дарья Гармоненко