Книжечка под телефончик

В ОТЕЧЕСТВЕННОМ книгоиздании сложился новый тип книги по искусству. Это не искусствоведческая книга, потому что научные проблемы в ней, как правило, игнорируются, но и не альбом, потому что текста все-таки слишком много. Ближе всего этот тип к классическому советскому варианту просветительского издания, но и тут есть одна заминка - цена (в нашем случае - полторы тысячи рублей). Так что точнее всего определить такую книгу как "увесистую" (издатели, правда, предпочитают слово "подарочная"). В мировой практике есть распространенный синоним - tablebook. То есть книжка, которая занимает законное место рядом с антикварной мебелью и "бэнгэндолафсеновской" техникой. И тогда всякие претензии к ней автоматически отпадают.

Но "Русский ампир" не вписывается в этот ряд. Здесь действительно слишком много текста, и текст этот (как следует из предисловия) написан не единолично Аркадием Гайдамаком, а большим коллективом известных и хороших ученых. И написан-то, в общем, неплохо. Легко, просто, внятно. Никакого академического занудства, но и сюсюканье сведено к минимуму (хотя неизбежно, как жардиньерка в ампире: "иностранцы не уставали любоваться неповторимыми панорамами блистательного Петербурга"). Читаешь с удовольствием, правда, все время ловишь себя на том, что удовольствие проистекает от легкости интерпретаций. Все проблемы, мучавшие не одно поколений искусствоведов, здесь с легкостью разрешены. Не в том смысле что решены, а просто - отменены.

Каким образом стиль, позаимствованный у страны побежденной, смог утвердиться в России в качестве символа победы? Почему Александрийский столп - символ победы - делал француз, участник наполеоновских походов? Где кончается классицизм и начинается ампир? Почему Гоголю со Стасовым ампир казался казенным и холодным, а для мирискусников стал источником вдохновения? Ученому, конечно, все эти вопросы кажутся наивными, но у потенциального читателя этой книги они не могут не возникать.

Однако вместо этого текст сводится к популярному описательству. В чем отличие французского ампира от русского? Там он полнее выразился в декоративно-прикладном искусстве, здесь - в архитектуре. Там он был холодноват, тут - наряден и праздничен. Тут - Захаров, там - Леду. А в чем отличие московского ампира от питерского? Тот - домашний, уютный, барский, этот - официозный, государственный, жесткий. Мебель Гамбса - с бронзовыми накладочками, мебель "жакоб" - с латунными. Короче, никаких тайн, все понятно, как на уроке. Ссылок минимум, что свидетельствует о ясности вопроса (и они - дабы не раздражать читателя - заменены звездочками).

В принципе похожую идеологию исповедует немецкое издательство "Ташен" и благодаря оной завовевало своими альбомами весь мир. К чему, действительно, грузить "серьезного человека" интеллектуальными тонкостями? Но, вступая на это поле, наши искусствоведы переживают страшные муки самоидентификации. Им грустно расставаться с привычной миссией ученого и просветителя. Всегда знавшие, как надо писать об искусстве, они боязливо осваивают новый жанр и никак не могут решить: сюсюкать или снисходить, заигрывать или просвещать? Поэтому в привычном имени Огюста Монферрана вдруг появляется избыточное "Рикар", тогда как ни "квадры", ни "пальметты" нигде не расшифровываются (словариком терминов, кстати, сегодня не брезгует ни одна архитектурная книжка подобного рода). Бове именуется то по фамилии, то с именем, а то с инициалами. Все это, конечно, пустяки, но весьма показательные.

Можно было бы сказать, что в этой книге найден новый язык нормального разговора об искусстве с широким читателем, если бы его хоть как-то можно было охарактеризовать, кроме как апофатически. "Возвел" да "приступил к созданию" плюс несколько цитат из яркой рукописи Михаила Алленова (готовящейся в том же издательстве) - что довольно неожиданно при общем безличии стиля. И хотя имя автора гордо оттиснуто на корешке, авторство не чувствуется. А чувствуется - читатель. Которому очень хотелось потрафить. Потому, заявив, что русский ампир (в отличие от французского) больше выразился в архитектуре, последней отвели седьмую часть книги, а все остальное - это мебель, стекло, фарфор. То есть то, что потенциальному покупателю хоть как-нибудь близко. Что, кстати, делает книгу похожей на современный "архитектурный" журнал, в котором собственно архитектуры - фунт, а интерьеров и мебели - вагон. Конечно, интерьеры тоже проходят по ведомству архитектуры, но архитектура это все-таки работа с пространством, а как раз этого (ансамблей ампира) в книге почти нет. Иллюстрируя же архитектуру не фотографиями, а картинами современников (которые, следовательно, тоже "ампир"), авторы получают вроде бы экономию места и достигают аутентичности. Но все эти здания взяты художниками в ракурсе и занимают, как правило, скромный угол картины - так что вроде бы вот она, та самая "ансамблевость", но оценить особенности ампирных портиков и "врубленных" окон никак невозможно.

Зная "Трилистник" как издательство, выбирающее очень точные темы и делающее очень правильные книги, можно понять его желание сделать книгу, посвященную малоизученному (как ни странно) стилю. И замечательно, что их порыв совпал с порывом энтузиаста-коллекционера, который и с материалом помог, и с финансированием. Но первая интенция так и осталась неотработанной: весьма подробно описанный, ампир все равно остается тайной (достаточно примерить две трети текста к "классицизму", чтобы понять, что совпадений больше, чем различий). Вторая же интенция стыдливо замаскирована. В результате получилась интересная, но несколько бессмысленная книга, которая, впрочем, вполне может стать флагманом новой издательской политики - культпросвета для богатых.