Судьба авиаторов. Как встретила родина героев Первой мировой

Биплан «Бреге-14», на котором полковник Иван Лойко пытался улететь в советскую Россию. Фото Reuters

После бегства врангелевской армии из Крыма свыше 100 русских летчиков обосновались в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (КСХС), так до 3 октября 1929 года называлась Югославия. Около 30 летчиков поступили в Военно-воздушные силы Королевства, в их числе и полковник Иван Александрович Лойко. Ему был всего 31 год, но за плечами – более 500 боевых вылетов, а свой первый вражеский самолет Лойко сбил на истребителе «Ньюпор Х» еще 20 сентября 1916 года. Всего же на его счету – 10 самолетов противника.

Оказавшись на авиабазе КСХС в Нови Саде, полковник Лойко не поладил с белыми офицерами и вместе с другим вольнонаемным инструктором Павлом Федоровичем Качаном решил перелететь в СССР. Что примечательно, оба летчика родились в крестьянских семьях, так что с классовой точки зрения их решение было вполне объяснимо. По карте проложили 650-километровый маршрут от аэродрома в Нови Саде до советского города Каменец-Подольский и 6 августа 1923 года в девять часов утра, когда все отправились на завтрак, Лойко и Качан вывели из ангара биплан «Бреге-14» и поднялись в воздух.

Впереди открылось сплошное облачное море. Летели до тех пор, пока не кончился бензин. С трудом приземлились на вспаханном выгоне у какой-то деревни, жители которой говорили по-русски. Сначала обрадовались, полагая, что сели на русской территории, но потом выяснили, что оказались в Бессарабии, не долетев до русской границы километров 50. Рядом монастырь. Зашли попросить хлеба, но местный поп оперативно «настучал», и летчики оказались в румынской тюрьме. Румыны вернули «Бреге-14» КСХС и собирались то же сделать с пилотами, которым там грозила смертная казнь.

Якобы Лойко написал письмо в Бухарест полковнику Фотеско, которого знал еще по боевым действиям, и выразил готовность служить в румынской армии. После чего в тюрьму прибыл сотрудник румынской разведки. Он взял с обоих летчиков подписку о неразглашении тайны и готовности работать в СССР на Великую Румынию. Когда Лойко и Качана тайно переправили через Днестр, летчики заявились в Тираспольское отделение ОГПУ. Они не собирались шпионить в пользу Румынии, но о вербовке решили благополучно промолчать.

Советской прессе Лойко и Качан рассказали довольно забавную историю: «Сидим уже два месяца, 6 октября нам неожиданно сообщили, что нас отправляют в Бендеры для отправки через Днестр. 7-го вечером нас отправили в Бендеры; ночь провели в смрадной камере гауптвахты. 8 октября отправили в пограничную роту, а оттуда 9 октября в деревню Кауканы на кордон, где было выбрано место переправы. Там румынский офицер разделил нас на две группы, причем в нашу компанию из четырех человек вошел подозрительного поведения русский, по всему было видно, что румынский агент. К лодке была привязана проволока, чтобы можно было вернуть ее обратно, так как румыны боялись дать своего лодочника. Ко всему лодка была дырявая и быстро наполнялась водой, которую мы не успевали отливать полетным шлемом и чуть не потонули. Только в третий раз благополучно достигли русского берега. Подозрительный русский бегом бросился в кусты и скрылся. Его приметы мы описали впоследствии в Тираспольском ГПУ».

Надо отметить, что перелет был широко освещен советской прессой, а вот югославские газеты поначалу утверждали, что оба летчика погибли при выполнении специального задания. Ну а когда Лойко и Качан объявились в Стране Советов, то газета «Застава» («Знамя») заявила, что агенты большевиков предложили Лойко и Качану работать в Москве в Академии воздушного флота им. Жуковского. На самом деле обоим была отведена более скромная роль. Лойко отправили работать авиаинструктором в Бориспольскую военную школу летчиков, а Качана – в Серпуховскую.

В 1929 году над Иваном Лойко сгустились тучи. Его отец-кулак отказался вступать в колхоз, брат Николай сорвал красный флаг с сельсовета. Кроме того, ОГПУ припомнило отцу, что поляки во время оккупации назначили его старостой деревни. Брата и отца сослали на пять лет в Сибирь. Независимо от этого эпизода два курсанта школы накатали на Ивана донос. Так или иначе, но 14 августа 1929 года он был арестован и на первом же допросе рассказал о вербовке румынской разведкой. Через неделю арестовали и Качана.

4 ноября 1929 года Коллегия ОГПУ вкатила обоим «десять лет по рогам» – статья 58 п. 6 «Шпионаж». Около года Лойко просидел в Бутырке, а затем был отправлен в ЭОН-45 – экспедицию на остров Вайгач. Там расконвоированные заключенные вместе с вольнонаемными трудились на руднике. Зэк Лойко неоднократно поощрялся благодарностями и денежно-вещевыми премиями.

20 сентября 1934 года, то есть не отбыв и половины срока, Лойко был освобожден, но остался работать на острове в должности инженера-механика транспортного отдела Вайгачского горнорудного треста. Вместе с «северными» он получал свыше 500 руб. в месяц. (Для сравнения: в Москве средняя заработная плата рабочего в середине 1930-х годов равнялась 150–200 руб., а пенсия – 25–50 руб.) По одним данным, Лойко скончался на острове в 1936 году, по другим – погиб под Ленинградом в 1942-м. О Павле Качане известно еще меньше. Судя по всему, он тоже был досрочно освобожден. Доподлинно известно лишь то, что он погиб в 1940 году при испытании нового самолета.

А вот судьба племянников Ивана Лойко, сыновей сосланного брата Николая, сложилась вполне удачно. Один стал контр-адмиралом, другой – директором завода, третий – главным инженером НИИ. Неплохая карьера для крестьянских детей.