Елена Александрова/ ≈ Каким вы себе представляете Чехова? Каким он был человеком?
≈ Чехов, как я думаю, самый большой европеец русской литературы. Он жил и писал, наверное, в самое счастливое время русской истории, когда, как он писал в «Трех сёстрах», «время становится лучше, нет нашествий, нет казней». Мне кажется, в каждом персонаже Чехова есть сам Чехов. В Симеонове-Пищике не меньше, чем в Гаеве. Люди у него удивительно открытые друг для друга и удивительно искренние, как и он сам, недаром у него такое количество переписки и гостей в доме, и есть разница между его письмами и письмами к нему. Люди знают, что Чехов ≈ грустный писатель. Но если на пьесу Чехова посмотреть как на живую человеческую историю и определить ее главное событие, мы начинаем ощущать тогда в Чехове огромный темперамент, почти шекспировский.
≈ Само понятие «чеховской интонации» размывается, хотя словесная конструкция остаётся устойчивой. Что это такое, как вы считаете, особенно ≈ имея в виду, что часто за этим скрывается подспудно представление о чём-то медленном, неспешном, чуть ли не скучном?
≈ У Чехова вроде бы диалог повествовательный, а на самом деле совсем не повествовательный, дёрганый. Эти соображения возникают не от рациональных построений, а от того, что мы обнаруживаем в истории, им сочинённой.
Рассказывая о жизни, полной страстей, надежд, краха иллюзий и попыток вернуть эти иллюзии, Чехов обнаруживает, что самое страшное испытание для человека ≈ просто жить. Чехова в своё время обвиняли в аполитичности, в равнодушии к общественным явлениям, говоря по-советски ≈ мелкотравчатости, да? Причём в этом его обвиняли современники. Как часто о нём писали: в нём холодная кровь. Холодная, чахоточная кровь. А сегодня понятно, что он произвёл точнейший анализ того, что происходило с русским веком и с человеком в этом веке.
И если с умом читать Чехова, можно понять очень многое о том, что происходит в сегодняшнем обществе. Поэтому мне иногда немножко забавны прямые приспособления Чехова к сегодняшнему времени. Дело не в костюмах, можно играть в джинсах или в сюртуках ≈ значения не имеет. Дело в сужении проблематики. Чехов обнаруживает огромную сложность отношений и неразрывную взаимосвязь между людьми, подчас трагическую. И все-таки при всём своем трагизме в чём-то обнадеживающую, потому что эту взаимосвязь разорвать невозможно.
Читаю рецензию на один чеховский спектакль. Хвалят и пишут, что там механические люди, механические отношения, механическая любовь. Может быть, такая трактовка, а может быть, ничего другого уже сыграть не могут, потому что живое ушло не из жизни, а из самих актёров.
≈ Всегда ли вы относились и относитесь ли сегодня к тексту Чехова как к классике, где каждое слово ценно и окончательно? И, если крамольные мысли посещали вашу голову, какова среди них самая радикальная ≈ именно в связи с текстами Чехова?
≈ Вот сейчас мы играем Чехова, несмотря на то что ходят слухи, что он устарел. Критики ввели новое определение «Чехов устал». Они не устали, а Чехов устал. Особенно русский Чехов устал, иностранцы его ещё как-то понимают, а мы не можем. Несмотря на это и несмотря на то что считают: молодёжи не до Чехова, ≈ идут наши чеховские спектакли с огромным успехом, пониманием, и огромное количество молодых на этих спектаклях. Из тех чеховских пьес, которые мне посчастливилось ставить, я кардинально изменил лишь одну ≈ первую пьесу молодого Чехова, идущую у нас как «Пьеса без названия», потому что в рукописи нет первой страницы с названием пьесы. Из неё мне пришлось удалить целую линию, связанную с одним из центральных персонажей – Николаем Ивановичем Трилецким, между прочим ≈ доктором. И целый ряд чеховских сцен не вошёл в наш спектакль. Так сложилось. Но эта пьеса никогда, ни в одном театре мира и не шла целиком, её всегда приходилось редактировать, уж очень она объемная.
≈ Простите, есть ли в Чехове для вас что-то, что остаётся совершенно непонятным – в нём самом, в написанном им? Что не вяжется ≈ фигура Чехова с его пьесами, прозой?
≈ Любая фигура, написанная большим художником, всё равно больше меня как артиста. Надо быть очень интеллигентным человеком, чтобы сыграть персонаж того времени. Скажем, лет 20 назад мы довольно долго репетировали «Три сестры» и провели даже один прогон, сквозную пробу. И хотя там были две-три очень интересные пробы, в целом мы почувствовали, что не готовы разговаривать с Чеховым на равных. Мы тогда отказались от этого. Теперь снова хотим попробовать. Помните, Чехов говорил Леонидову: «Зачем вы кричите в роли Лопахина? Лопахин не может кричать, у него вот здесь очень много. ≈ И показывал на карман. ≈ У него здесь вот такой бумажник. Зачем ему кричать?» Леонидов не понимал, потому что считал, что это самая что ни на есть страстная роль. Чехов прекрасно всё соединяет: острые чувства и простые вещи. Важно освободиться от предрассудков насчет того, как играть Чехова. Может быть, действительно «надо работать» ≈ и в этом весь смысл жизни?..
