Записала Елена О неосуществленных идеях
Однажды у меня возникла идея пригласить в качестве актеров профессиональных политиков. Но это была неоднозначная идея, которая влекла за собой массу неожиданных и, возможно, не самых приятных последствий. К тому же зритель должен был быть готов к восприятию дополнительной эстетической нагрузки ≈ принять на сцене игру любителей, поверить этой игре. Экспериментировать я собирался в связи с постановкой пьесы «Копенгаген», где речь идет о встрече Нильса Бора с его немецким коллегой; они оба потратили много лет жизни на изобретение атомной бомбы. И по случайности два премьер-министра Латвии по начальной профессии были физиками. Учеными. Я рассказал им о своей идее, чтобы они сыграли «Копенгаген», и у них тоже был огромный энтузиазм сделать это. Но в какой-то момент я испугался, что все может скатиться на уровень чрезвычайного непрофессионализма. Но я не трус. Я просто очень ответственный человек.
Мне всегда хотелось рассказать со сцены о жизни, рассказать без «жирного» актерского наигрыша. Но впервые удалось осуществить эту задумку только в спектакле «Соня», где один из актеров непрофессионал, бывший рабочий сцены. Но вот парадокс: пару раз человек выходит на подмостки, и все, он уже АКТЕР! Жизнь мгновенно приручает индивидуума к его новому статусу.
Кто и зачем ходит в театр
Я долго размышлял: что сегодня самое важное для тех, кто пришел в театр? Сначала мне казалось, что умный зритель наблюдает не за развитием сюжета, а за развитием игры, за развитием качества этой игры. Но сейчас я изменил свое мнение. Люди приходят в театр, чтобы не спеша подумать о своей жизни. Поэтому спектакль должен провоцировать каждого зрителя думать прежде всего о том, как он живет, чем и зачем.
«Долгая жизнь» ≈ это провокация
Меня иногда спрашивают: спектакль «Долгая жизнь» ≈ это провокация? Провокация, но в том смысле, что мы сознавали ≈ это патологический показ старости. В Латвии старых людей почти не видно на улице, их как бы вообще нет в стране. Они со своими мизерными пенсиями прячутся по своим квартиркам и едят рисовую кашу. И мы хотели преподнести зрителям жесткий урок: как нагадивших кошек, ткнуть их мордой в собственную мочу, чтобы они научились наконец думать о пенсионерах, думать о том, что такое старость!
Искусство должно быть разным
Я не отношусь к режиссерам, которые постоянно копаются в мусорном ведре и увлеченно конструируют спектакли из отбросов жизни и реальности. Я люблю форму. Эстетику. Люблю делать разные спектакли, и эстетические особенности, которыми я наполняю театральный мир, каждый раз меняются. Скажем, «Звук тишины», мой новый спектакль, премьера которого состоялась на московском фестивале NET, ≈ это поэзия в концентрированной форме, где реальность выдана через поток поэтических образов, эти образы важнее реальности.
Меня восхищает то, чем все последние годы занимался Анатолий Васильев. У меня нет точных определений для гениальных находок Васильева. Наверное, это сравнимо с музыкой Шнитке. Нет, скорее с музыкой Штокхаузена. Это серьезное глубокое погружение в мир очищенной от всяких примесей эстетики, в мир высокого искусства. Это для гурманов, и поэтому постановки Васильева, конечно, не очень демократичное искусство. Но согласитесь, если ты прочел книгу стихов ≈ ты же не будешь вечером обсуждать ее со своей кошкой? Высокое искусство, высокая поэзия ≈ особая форма интимного творчества, элитного! Это не для любителей посмотреть телевизор. Но слава богу, мы дожили до тех времен, когда соревнование в театральном искусстве кончилось. Не важно, кто лучший. Всем понятно, что хронометры уже не работают, все бегуны на той дистанции, когда впереди мог быть только БДТ, ≈ разбежались кто куда. Сегодня у каждого спектакля, у каждого художника своя жизнь и свой зритель. И чем больше этих форм жизни ≈ тем богаче театральная культура в целом.
Шукшин в стиле хай-тек
У меня нет конкретных эстетических предпочтений, я человек, ведомый спектаклем, зависимый от его потребностей. Я не могу сказать, что подстраиваюсь, но как бы пристраиваюсь рядом с ним. Например, «Долгая жизнь» ≈ это жизнь на блошином рынке, среди тысячи предметов: грязных, старых. А вот спектакль, который я сейчас репетирую в Театре Наций по рассказам Шукшина, ≈ очень минималистский, там нет захламленного пространства. Это будет театральный хай-тек.
Когда я ехал сюда из Риги, мне казалось, что я буду делать очень натуралистическую постановку, буквально копируя деревенскую жизнь. Побродив по Москве, поговорив с московскими актерами, я понял ≈ это будет позерство. Переодевать столичных звезд в кирзовые сапоги и делать из них крестьян невозможно! Абсурд! Я понял, что Шукшина делать натурально, копируя деревенскую жизнь, ≈ значит загубить спектакль, сделать его непонятным для современной аудитории. И мы решили, что зрителям будет интересно, если актеры будут рассказывать о героях Шукшина. Зритель увидит, как столкнулись две разные планеты: рассказы Шукшина и точка зрения на них современного москвича. Это будет театр в театре, история в истории┘
Еще одна деталь: этот спектакль делается в соавторстве с актерами. И это не мое кокетство. Наше соавторство означает, что гонорар за авторские права я делю между всеми участниками спектакля поровну. Но этические принципы и глубокая нравственность здесь ни при чем! Обычный прагматический, рациональный способ: как улучшить трудовой процесс, как сделать совместное творчество наиболее плодотворным и командным в самом объемном звучании этого слова. Иначе говоря, я думал о том, как улучшить качество продукта. Любой бизнесмен скажет вам, что командная работа более продуктивна.
Миссионер или конформист?
В стародавние времена, лет двадцать назад, считалось, что художник не может и не должен идти на компромиссы ни с кем и ни с чем. Он должен исповедовать только то, что подсказывает ему творческая энергия. Произошли изменения. Режиссер одновременно представляет интерес и зрителей, и актеров, защищает и тех, и других. Моя функция ≈ дипломатическая миссия ≈ быть посредине между зрителем и актером. В этом смысле вся моя работа ≈ сплошной компромисс во имя объединения всех и вся в одно творческое целое. Люди должны преодолеть свое одиночество и объединиться. Хотя иногда это объединение выглядит трагикомическим. Вообще, трагикомедия ≈ это мой любимый жанр. Я старомоден: надо смеяться и плакать в театре.
