Меценатство – это купание Мидаса, или Герхард Шредер и ослиные уши

– Капитализм и культура, в прелестях и в отвратностях, в радостях и горестях, в симптомах, отличающих, скажем, отношения культуры и... рабовладельческого строя, и милого Возрождения...

– Будете смеяться, но тут у нас с вами может такой спор начаться, что...

– Костей не соберешь?

– Ну уж нет, мы люди мирные, но пух и перья полетят.

– Чьи?

– Да вот этого чучела – традиционного представления о некоем соответствии так называемых социально-экономических формаций (все эти «строи») и так называемых периодов в истории литературы и искусства.

– А что, неужели рабовладение или, скажем, феодализм – это не реальный общественный строй, влиявший на искусство, на его производство и потребление?

– Влияние чего-то на что-то всегда есть. Но само учение о формациях – это такое художественное произведение, философское художественное произведение. Откуда было Марксу знать, что реальный советский «социализм» будет через голову «капитализма» гораздо больше походить на «феодализм» с примесью «азиатского способа производства»...

– А с чем его едят, этот азиатский способ, не напомните ли?

– Грубо говоря, это массовая эксплуатация без образования собственности. Ну, вот студентов в советское время отправляли на картошку, преподаватели их сопровождали. Эксплуатация налицо, а продукта никакого нету.

– Мне казалось, что это про египетские пирамиды.

– Так это и были наши пирамиды овощебазовые. Только их складывали из капусты, которая не так долговечна, как камень.

– А смысловая, содержательна разница?

– Почти никакой. В одном случае хоронили фараона – великого общественного деятеля, а в другом – великую социальную идею.

– Но если все-таки обратиться к древней Греции. Осталось ли в нынешних отношениях художника и заказчика хоть что-то от греческого, многобожеского? Хоть как-то это откликается в сегодняшних отношениях?

– То, что мы называем древней Грецией, это ведь пласт примерно в две тысячи лет. Для большей части этого времени у нас просто нет данных, соизмеримых с тем, что мы знаем о нынешних, так сказать, отношениях. Разве что размещение заказов. Ничего нового. Как Перикл заказывал мастерской Фидия статую Афины...

– Так Лужков заказал мастерской Церетели бронзовых животных под стены Кремля?!

– Совершенно точно. В этом отношении никаких, т.е. абсолютно никаких перемен. Искусство, особенно монументальное, не просто связано с государственной казной, но само составляет ее часть. Это касается и крупного капитала. Опять-таки, если вспомнить строительство Парфенона, ставшего за две тысячи лет архитектурным логотипом «Древней Греции», – ведь в этом здании и находилась государственная казна Афин и Афинского морского союза. Правда, не стоит забывать, что этот памятник самим себе (под видом храма богини-покровительницы города) афинянам не помог, и уже через несколько лет после завершения строительства Афины проиграют в противостоянии со Спартой, а через несколько десятилетий вообще вся Греция позабудет о своих победах над Персией и будет завоевана македонцами. Большое искусство, притягивающее капиталы, каким-то сложным образом сообщало о приближении конца этого самого капитала.

– Вы хотите сказать, чем роскошнее банковское здание, тем ближе конец самого банка?

– Может быть, не так вот прямо, но... примерно так. Возьмите близкую вам историю греческого театра. Строить те театральные сооружения, руины которых мы видим сегодня, начали лишь после того, как прошел расцвет великих трагиков. Как бы для них, но уже после них.

– Сейчас театральное здание все-таки успевает к своему мастеру.

– Да, к тому, к которому успевает, оно успевает.

– То есть «искусство требует жертв»?

– Как ни затирай это обстоятельство иронией, а искусство остается большим и сложным жертвоприношением. Любой художник знает, что он все равно принесет свою жертву Музам и Аполлону. Можно, конечно, просто оставить его наедине с этими суровыми божествами, и тогда они его быстро растерзают, а можно обеспечить условия для выживания художника.

– Обеспечьте сатиру Марсию условия для выступлений перед публикой, и Аполлон... – что?

– Не станет сдирать с несчастного кожу. Компании звукозаписи получат свой доход с публики, которая медленно убьет своего кумира. Музыкальные состязания баснословной древности тут опять же очень похожи на новейшие времена, но ревнивые боги – Музы и Аполлон – почти всегда растерзывали своих соперников и соперниц.

– Вы предлагаете сегодня читать этот миф как аллегорию?

– Да, конечно, Цой и Башлачев, Высоцкий и Паркер, разве этот миф не о них? Они как будто вырываются и уходят от попыток их как-то приватизировать. Так сказать, назад к Марсию.

– Значит, все-таки торговля искусством... Капитал, обеспечивающий художнику не просто выживание, но прямо озолачивающий его, это старая и вечная традиция?

– Озолачивающий – хорошее слово, с золой связанное не меньше, чем с золотом. Помните миф о Мидасе?

– Это у которого ослиные уши?

– Не только. Но с ушами это хорошее напоминание. Уши ослиные у него выросли в наказание за то, что флейту Пана Мидас признал, как теперь бы сказали, более крутым инструментом, чем кифару Аполлона. Поскольку судью смертью наказывать не полагается, Мидас и отделался ослиными ушами. Но он совершил однажды действительно ослиный поступок. Взял в заложники спутника Диониса – Силена. А вместо выкупа Мидас упросил бога наделить его способностью все, к чему ни прикоснется, превращать в золото.

– И погиб, залив глотку золотом вместо вина?

– Нет, до этого не дошло: Мидас искупался в реке Пактол, которая тогда была волшебной, и смыл с себя это заклятие, зато в реке появился золотой песок.

– И что, его до сих пор там моют? И это продолжение истории?

– Нет, продолжение истории мы наблюдали всего несколько лет назад. Помните, был такой в Германии канцлер Герхард Шрёдер?

– Наш социал-демократический герой капиталистического труда?

– Происхождение и партийная принадлежность не помешали ему стать большим эстетом и любителем искусства. В Германии он прославился как бизнесмен-любитель, переплавивший политику германского правительства в теплое место в совете директоров российской газовой компании. По традиции, принятой, кажется, во многих странах и восходящей к античности, известному художнику заказывают портрет уходящего канцлера, дабы потом вывесить его в одном из правительственных зданий.

– А кто определяет, какому художнику заказать портрет?

– Сам портретируемый. В данном случае выбор пал на старого друга канцлера и очень известного художника Иммендорфа...

– И?

– Он недавно умер.

– И портрет не написал?

– Почему же, портрет написал. И гениальный. Иммендорф как раз и представил Шредера эдаким современным Мидасом. Огромное золотое лицо. Портрет понравился бывшему канцлеру, но вот этой могучей мидасистости в работе Иммендорфа ни сам золотой канцлер, ни его малограмотные личарды не разглядели.

– Художник, стало быть, нашел выход из положения.

– Да, Иммендорф сумел и поглумиться над своим простоватым клиентом и приятелем, и написать действительно отличный портрет.

– Как бы ни повернулась история, прав останется художник. А Мидас в Пактоле не утонул?

– Нет, он умер своей смертью, где-то в Пыталовском районе.

– А как по-вашему, выше ли ответственность художника при капитализме, перед финансовыми возможностями и невозможностями, чем, скажем, при социализме, где, кроме финансовых, были еще и идеологические границы?

– Идеологические границы сами по себе художника могут и не ограничивать. Больше того, они часто образуют такой полезный контраст с авторским инстинктом художника, что вся его идеология на глазах растворяется в воздухе. Ответственность перед Музами с Аполлоном своя, и перед брежневыми и шредерами – своя. Потому что искусство – это всегда своего рода капитализм, индивидуальное рискованное производство с целью извлечения прибавочной стоимости. Ведь кто такой автор по латинскому своему корню? Это – «приумножающий», иначе говоря, «сотворитель того, чего прежде не было». В какие бы условия художник ни попадал, он обязан сохранить это свое детище, свой прибавочный продукт. Не тучную, так тощую, главное – принести свою жертву богам. Именно по ней потом будут судить обо всей эпохе с большого расстояния. Поэтому, кстати, меценаты не должны думать, что, скажем, взяв художника на содержание, они заслуживают какой-то особой похвалы. Меценатство это просто купание Мидаса.