Андрей Заводюк: "Сейчас могу сказать, что я ≈ везунчик"

«Андрей, а ты не хочешь попробовать работать артистом?»

Эта профессия мне сразу приглянулась. В детстве я тайком пробирался в сельский клуб на взрослые сеансы, чтобы смотреть серьёзное кино. Оно мне страшно нравилось. После школы я в себе засомневался и не пошёл в театральное, а поступил в Политехнический институт города Кемерово на инженера строительства дорог. Учился-учился, а однажды проснулся и сказал себе: «Хватит!»

Решил пойти в любое место, где можно быть рядом с артистами. Сначала отправился в цирк ≈ готов был за тиграми и слонами навоз убирать. Там был выходной день, и мне сказали: «Приходите завтра». Потом пошёл в театр музыкальной комедии, где мне сообщили: «Мест нет, никого не берём». А через дорогу был драматический театр, где требовался монтировщик. Меня взяли, и я был безмерно счастлив. На следующий день вместо института вышел на новую работу.

В течение года я монтировал декорации, а потом меня повысили до помощника режиссёра. Параллельно ездил поступать в различные театральные вузы (в Свердловск, в Ленинград), но меня не принимали. В ЛГИТМИКе выбирали между мной (иногородним) и питерским мальчиком. Но поскольку была проблема с общежитием, взяли питерского мальчика, хотя я дошёл до конкурса.

Затем главный режиссёр кемеровского театра ≈ Виталий Ильин ≈ уехал в город Грозный, чтобы возглавить Республиканский русский драматический театр им. М.Ю.Лермонтова. Однажды неожиданно раздался звонок по телефону: «Андрей, а ты не хочешь попробовать работать артистом?»

Я бросил всё и уехал. Поселился в общежитии, куда ко мне переехала моя жена-декабристка с маленьким ребёнком, и начал постигать профессию на деле. Было трудно, потому что поначалу коллеги шептались: «Как можно взять артиста без образования?» Но одна сыгранная роль, вторая, третья, и шёпот за спиной прекратился.

Грозный ≈ город контрастов

Когда мы переехали в Грозный, я был очень молод. Мне было интересно жить в непривычной обстановке. Тёплый климат, фрукты и овощи круглый год, и магазины, в которых можно было купить в неограниченном количестве коньяк, крымские вина и водку, в то время, когда во всей стране свирепствовал сухой закон.

Театр делили три труппы: чеченская, ингушская и русская. Русская играла спектакли две недели в месяц, а в остальное время разъезжала по горным селениям и аулам. Ингушские, чеченские и русские артисты жили весело и дружно, ходили друг к другу в гости. Мы были молоды, и бытовая неустроенность нас не смущала. Однажды я куда-то торопился, поймал машину. И водитель заговорил со мной на чеченском языке. Я извинился, сказал, что не понимаю. У меня была борода, и он ошибочно принял меня за чеченца. Он довёз меня, высадил и даже не взял денег. На прощание он сказал: «Послушай, русский, скоро мы вас всех убьём». Тогда я не придал этому значения. Подумал, вдруг человек не в себе. Только потом вспомнил. В какой-то момент как будто раздался какой-то щелчок. Будто кто-то дал отмашку ≈ начались русские погромы, и каждую ночь происходили страшные события. Один раз ночью я курил на балконе и увидел, как по улице с криком бежит женщина со вспоротым животом. За ней волочился её кишечник. Тут я понял, что нужно спасать себя и семью. Мы уехали.

Из Грозного ≈ в Кемерово

Я опять вернулся в Кемерово, но уже с багажом ролей. Театр драмы Кузбасса им. А.В.Луначарского, где я когда-то работал монтировщиком, возглавлял Борис Соловьев. Он взял меня артистом, и благодаря ему я прошёл мощную актёрскую школу. Я играл Хиггинса в «Пигмалионе», Дон Гуана, Моцарта, Вальсингама в «Маленьких трагедиях», Астрова в «Дяде Ване». В этом театре я проработал десять лет, а потом уехал в Москву.

Причину своего ухода я смог сформулировать значительно позже. Когда я уходил, у меня не было чёткого объяснения. Меня что-то толкало изнутри и говорило: «Всё! Всё! Всё!» Нужно было вырваться на свободу. Это могла быть и не Москва, а какой-нибудь другой город. По своей натуре я такой человек, что всегда буду искать, где трудно и интересно. Однажды утром я открыл глаза и сказал себе: «Больше я здесь работать не могу». Пришёл в театр и написал заявление об уходе, и ушёл, что называется, в никуда.

Из Кемерово ≈ в Москву

Я болтался в Москве полтора года. В ночных клубах вёл шоу-программы, концерты и вечеринки. Как-то показался в Театре Пушкина и забыл о нём. Прошло четыре месяца, прежде чем выяснилось, что меня разыскивают. «Кто знает Заводюка? Передайте ему, пусть придёт, мы его приняли». В Театр Пушкина меня взял Юрий Ерёмин. После чего сам ушёл. С Романом Козаком мы сразу хорошо сошлись и творчески, и человечески. В этом году я открываю в театре девятый сезон.

В Москве я решил закончить историю со своей «необразованностью» ≈ поступил к Евгению Лазареву на заочный актёрский факультет. Но заканчивал я ГИТИС, являясь артистом Театра Пушкина. В театре меня никто не спросил, что я окончил. Меня это потрясло. Я приехал из провинции и всего боялся. Я думал: «Это же Москва. Стоит мне рот отрыть, и московские артисты с ужасом спросят: «Кто это? Откуда он?» Я проработал в театре год или полтора, и меня наконец спросили: «Слушай, Андрюха, а ты, кстати, где учился?» И я признался, что только сейчас заканчиваю ГИТИС, хотя в это время репетировал Креона в «Антигоне» с Володей Агеевым. Все долго веселились по этому поводу. С тех пор комплекс необразованности меня покинул.

Провинциальность

В течение шести лет в Кемерове я играл «Маленькие трагедии» и «Дядю Ваню». А для провинциального театра это много, чтобы четыре раза в месяц шёл спектакль и он посещался. Приходили студенты, учителя, простые рабочие. Иногда они ждали меня у служебного входа, чтобы поблагодарить. Я понимал: им это необходимо.

Я приехал в Москву в 36 лет, и это был страшный риск. Мне потребовалось десять лет труда, чтобы сейчас сидеть и давать интервью. Сейчас могу сказать, что я ≈ везунчик. Мне довелось работать с очень хорошими режиссёрами: с Ниной Чусовой, Владимиром Агеевым, Кириллом Серебренниковым, Романом Козаком, Декланом Доннелланом. Сейчас выпустил с Владимиром Панковым пятый спектакль ≈ «Гоголь. Вечера. Часть II». Но за всем этим стоят огромные мои сомнения и страх. Потому что надо пахать. Сделал раз, значит, в следующий раз нужно сделать ещё лучше.

Поначалу мне было очень трудно. Например, Володя Агеев может сформулировать для тебя задачу: «Сыграй мне этот кусок прозрачно». Кирилл Серебренников может сказать: «Не играй здесь ничего, но мне должно быть плохо». Я знаю, что это такое. Владимир Панков ≈ один из немногих режиссёров Москвы, который помимо режиссёрских качеств обладает талантом педагога. Он может тебя незаметно-незаметно подвести к результату: «Я вижу, что тебе здесь трудно, ну, попробуй с этой стороны». У каждого режиссёра есть свой язык, сначала его трудно понять. Но если ты сам не смог раздвинуть пространство, куда тебе нужно проникнуть, ≈ они помогут.