Писательский поселок в Красновидове изначально назывался «Творческие мастерские» и предназначался для литераторов, чтобы они могли спокойно творить на лоне природы. Начал строиться он в конце 60-х, и через двадцать лет работники пера наконец заселили его. Писатели призывали соблюдать тишину и не разрешали детям кричать под окнами. Но дети, а потом и внуки постепенно отвоевывали свои права.
Тут обнаружилось, что детей на даче много, а занять их нечем.
И было решено построить театр. Тот самый дачный театр, осмеянный и воспетый Чеховым, где жены шьют себе костюмы и репетируют до поздней ночи, а голодные мужья обиженно чувствуют себя лишними.
Из манифеста дачного театра «Олимп»:
«14 июня 1897 года в «Славянском базаре» состоялась встреча К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко. Результатом этой встречи стало рождение Общедоступного московского художественного театра.
14 июня 2006 года на базаре, точнее, на рынке стройматериалов, состоялась историческая встреча Ани Озеровой и Ирины Глущенко. Результатом этой встречи стало строительство Общедоступного дачного театра «Олимп».
«Олимп» является общедоступным театром, потому что на его спектакли может приходить кто хочет, потому что в нем может играть кто хочет. Общедоступен он и потому, что на репетицию может прийти кто хочет, а кто хочет, может с нее уйти, никого не предупредив.
Только в этом театре никогда не знаешь, сколько актеров выйдет сегодня на сцену.
Только в этом театре режиссер никогда не видел всю труппу целиком.
Только в этом театре состав участников все время меняется, а роли передают из уст в уста.
Только в этом театре генеральная репетиция может оказаться для кого-то первой.
Но только в этом театре артисты от трех до семидесяти лет впервые узнали, что такое радость сцены.
Кем мы были раньше? Группой квартиросъемщиков, которых судьба поместила в коммунальный рай под названием «Красновидово». Разговоры наши были в лучшем случае о погоде, в худшем ≈ о повышении квартплаты. И лишь благодаря театру «Олимп» многие наконец смогли познакомиться друг с другом┘
У нас было трудное и яркое лето. Мы строили театр, собирали средства, ругались с рабочими и друг с другом, таскали на себе мусор. Зато теперь кажется, что театр на этом месте стоял всегда.
Мы с удивлением обнаружили, что у нас, оказывается, столько детей! И если вначале мы все были лишь дачной толпой, то теперь, надеемся, стали труппой».
Если коттеджные поселки по соседству декларируют свою обособленность и безлюдность ≈ там, за высокими заборами, редко встретишь живого человека, то на «коммунальной» красновидовской территории, объединяющей длинные двухэтажные дома, которые кто-то называет бараками, а кто-то таунхаусами, возрождается былое дачное сообщество.
В первое лето взрослые и дети вместе познавали процесс строительства театра и театрального общежития, формирования труппы и понимания законов сцены. Было выпущено пять спектаклей, в конце сезона даже торжественно вручили премии; в номинациях были и такие: «Лучшая мужская роль второго плана в возрасте от двух до шести лет». Во втором сезоне упор делался на проработку роли и создание образа. Аня Озерова репетировала «Ромео и Джульетту», дети учились произносить шекспировский текст и пытались понять природу трагедии. Эти репетиции позволяли им уйти из привычного мира современных технологий в эпоху, когда люди еще умирали от любви.
Новым была и попытка сыграть музыкальный спектакль ≈
в мультяшной опере «Голубой щенок», поставленной Ольгой Шмид, маленькие артисты радостно плясали, изображая собак, кошек и рыб.
У Ирины Глущенко были другие интересы. В ее интерпретации история о Буратино превратилась в почти барочную трагикомедию, где Порок и Добродетель боролись за душу деревянного человечка. Ведь, по сути, эта история ≈ постоянный выбор, размышления, куда идти: по плохой дороге или по хорошей, поддаться соблазну или нет ≈ сугубо трагична.
«ДОБРОДЕТЕЛЬ. Я Добродетель. Меня любят и взрослые, и дети.
ПОРОК. А я Порок. Сбиваю человека с хороших дорог.
ДОБРОДЕТЕЛЬ. Все вы, наверно, читали книжку┘
ПОРОК. Про то, как глупый старик сделал себе деревянного мальчишку.
ДОБРОДЕТЕЛЬ. Мальчика так хотели приучить к труду...
ПОРОК. Что он чуть было не утонул в пруду.
ДОБРОДЕТЕЛЬ. Впрочем, сейчас вы увидите сами┘
ПОРОК. Куда приводит непослушанье».
Как и положено в театре барокко, здесь огромную роль играли внешние эффекты. Конечно, сценической машинерии не было. Зато какие были костюмы, грим, которыми заведовала художница Елизавета Таль.
Гримирование детей перед спектаклем «Буратино» длилось час и само по себе было зрелищем. Раскрасневшиеся мордочки постепенно скрывались под слоем белой пудры, лица получали новые брови, щеки и губы. Возникали японские и китайские куклы, восточные красавицы и ренуаровские девочки, паяцы и принцессы.
В финале пьесы папа Карло должен был умереть, так что вернувшийся блудный сын не заставал его в живых. Но художественный совет постановил, что это слишком мрачно для детского спектакля, поэтому конец был счастливым.
В таких затеях важны и актеры, и зрители. Среди зрителей здесь ≈ драматург Леонид Зорин, актер Саид Багов, скульптор Александр Бурганов, короче говоря, родители, ближайшие и дальние родственники актеров.
Звезды нашего театра ≈ внук Василия Шукшина Макар
Касаткин, Саша Колесникова, Юра Викторов, дочка Саида Багова Марфа Багова ≈ блистали на фоне почти оперной массовки. «Взрослый» артист ≈ Павел Сеплярский ≈ сыграл ироничного и утонченного Карабаса-Барабаса. А танцы кукол его театра
были поставлены Натальей Шереметьевской, балериной и театральным критиком, торжественно отметившей в прошлом году свое 90-летие.
Постановка по сценарию Евгения Шварца «Первоклассница», придуманная Ириной Глущенко, племянницей Леонида Зорина, была посвящена девочкам, которые должны были этой осенью пойти в первый класс ≈ а их было шесть.
То был спектакль в стиле ретро. Очень уж хотелось одеть девочек в коричневые школьные платьица и белые фартуки, дать им букеты из астр и гладиолусов, поставить на сцену ведро, в которое эти букеты потом поместят, написать на доске каллиграфическим почерком «Первое сентября». В качестве фонограммы были использованы советские школьные песни.
Этот спектакль мог родиться только в поселке с уже своей историей, там, где сосуществуют несколько поколений. Вещи разных эпох, которые хранятся у самых старших обитателей, ворох, казалось бы, ненужного тряпья, предметов быта ≈ утюги, шляпки, блузки и сумочки ≈ все пошло в дело, и неожиданно среди деревьев на дощатом помосте сцены перед зрителями предстала эпоха.
Действие пьесы происходит в 1949 году. В этом году в Советском Союзе была введена школьная форма. Это был недолгий период раздельного обучения. Именно поэтому первоклассница Маруся идет в «женскую школу». Между ней и Сережей, соседом по двору, тоже теперь школьником ≈ целая пропасть. Поэтому они перекрикиваются через всю сцену. Это два непересекающихся мира, два лагеря. Учительница (Ольга Шмид), заставлявшая девочек повторять «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали», эту квинтэссенцию советского образования, мамы, гладящие фартуки в ночь на первое сентября, Маруся, которая просыпается каждые пять минут, потому что уже «пошли первые трамваи», дворник с метлой, задник с изображением дома сталинской архитектуры (художник Мария Маевская), белые фартуки, виртуозно сшитые Ириной Багратион-Мухранели┘
Зрители плакали, сидя на деревянных скамейках греческого амфитеатра, под деревьями с начинающими уже желтеть листьями.