Суровый хор в приятном интерьере

«В какой театр ты хочешь пойти?» ≈ спросила меня американская подруга, когда мы составляли мое туристическое расписание по прибытии в Нью-Йорк. Не боясь показаться банальной, я сказала: «В «Метрополитен-опера» и на бродвейский мюзикл». Поскольку моя подруга в прошлом актриса мюзикла, то мое последнее желание она особо поддержала. При этом Дороти сразу позвонила в «Метрополитен-опера» и спросила, какие спектакли идут в ближайшие числа, объяснив, что приехала ее подруга из Москвы, театральный критик, и она очень бы хотела побывать в этом знаменитом театре. «О, вам очень повезло, ≈ сказали на другом конце провода. ≈ Только сегодня сдали два билета на «Травиату» по цене 350 долларов». ≈ «На эти деньги моя русская подруга может еще раз прилететь в Америку», ≈ пошутила Дороти. От такого и впрямь дорого удовольствия мы поспешили отказаться, и сами направились в театр. Позднее в беседе с молодым американским актером драматического театра мне пришлось услышать его сетования на дороговизну театральных билетов. Высокая цена зачастую является для него препятствием для похода в театр, и он считает, что общество должно каким-то образом учитывать интересы небогатых людей и позволять им реализовывать свое право на поход в театр. Но пока цены на театральные билеты высоки. Правда, дифференцированы. В афише «Метрополитен» нас заинтересовала премьера спектакля «Питер Граймс» ≈ опера Бенджамина Бриттена в постановке английского режиссера Джона Дойла, лауреата премии «Тони».

В просторном холле вы встаете в небольшую очередь к окошку кассы, к которой подходите строго по одному. За этим порядком наблюдает распорядитель от театра. Мы купили самые дешевые ≈ последний ряд балкона, заплатив по 46 долларов за билет на дневной спектакль. Однако если бы мы не пошли в субботу, то билеты встали бы нам дешевле. А еще можно купить входной за 10 долларов и встать за последим рядом балкона. После первого акта все равно кто-то уйдет, и можно спокойно сесть. Если у вас нет потребности наблюдать за психологической нюансировкой актеров, то видно хорошо и с балкона. Прямо перед каждым креслом вмонтировано устройство, позволяющее при его включении читать титры (на английском и немецком).

Программки вручаются бесплатно. Гардероба нет. Одеваются все по-разному. Кто-то подчеркивает в своей одежде, что пришел в театр: бабочка у мужчин, черные элегантные платья у женщин, а кто-то одет буднично. На каждом этаже буфет. Выпить кока-колу ≈ 5 долларов. Но можно попить воды бесплатно: установлены изящные фонтанчики для питьевой воды с разовыми стаканчиками. Есть место и для курильщиков, к которым, как известно, в США самое строгое отношение. Для них ≈ просторный балкон фасада «Метрополитен». Публика настроена на удовольствие. В переполненном лифте непременно последует шутка, которую подхватят и стар и млад.

Опера, которую Бриттен написал в 1945 году, ставится в «Метрополитен» не в первый раз. Обозреватель New York Times Энтони Томмазини в своей рецензии вспоминает легендарный спектакль, поставленный на этой знаменитой сцене в 1967 году, который был обречен стать каноном. Каков же новый взгляд нынешнего театра на произведение, ставшее классикой ХХ века?

Герой оперы Питер Граймс ≈ рыбак в небольшом морском городке на восточном побережье Англии, в котором большинство жителей промышляют ловом рыбы. Граймс ≈ изгой этого сообщества, злого, несправедливого, но Граймс совсем не ангел. Он презирает всю рыбацкую округу, но вместе с тем хочет доказать всем свою незаурядность. Опера начинается с того, что суд подозревает Граймса в том, что по его вине погиб мальчик, его подручный. Однако этого угрюмого рыбака оправдывают. Подозрение отклонено, но не снято у горожан. Сюжет закольцовывается: новый подручный тоже гибнет не по вине Граймса, но и не без его невольной помощи. Он груб с ребенком, мальчишка в страхе бежит от хозяина, случайно падает с обрыва на скалы и гибнет. В шторм Граймс хотел выйти в море и собрать небывалый улов, чтобы доказать всем свою героическую неординарность. Гибель подручного вызывает бурю нового возмущения поселка. Граймс уплывает в море, чтобы рассчитаться с жизнью навсегда. Таково либретто.

Можно сказать, что в спектакле два главных героя: хор и Граймс. Толпа в спектакле Джона Дойла ≈ единое тело, в котором живет агрессия, готовая вот-вот вырваться наружу, обывательская фальшь религиозного смирения. Одетые в черное, мужчины и женщины хора кажутся темной, косной силой, которую не побороть не то что человеку≈ никакому великану. В спектакле царствуют два цвета ≈ черный и насыщенно-голубой, морской. Сначала к авансцене приближается огромная сколоченная из черных досок стена дома ≈ то ли торец сарая, то ли фасад мрачного дома, в котором откроются окна для главных исполнителей. Нашему взору также предстанет в этих проемах морской горизонт то ли сумерек, то ли раннего туманного утра. Сценограф Скотт Пак выразит атмосферу оперы Бриттена: это и рыбацкий городок, но и грандиозная картина столкновения, битвы человека с людьми, в которой есть еще третья сила ≈ непредсказуемая природа, что особенно подчеркнули дирижер Дональд Ранклс и оркестр.

Бриттен в душу английского рыбака вложил душу ницшеанца. Вот он, сверхчеловек, совсем не интеллектуал, а простой обыватель, который ставит себя выше толпы, но и зависит от толпы. Дойл оставляет это противостояние, но, кажется, перемещает акценты с умозрительного ницшеанства в сторону сложной природы человека как такового. Его Питер Граймс без вины виноватый, эдакий чеховский Иванов, живущий в обличье английского рыбака, мощного, плотного богатыря ≈ тенор Антонии Дин Гриффи, ≈ его судят по поступкам, за которые он не в ответе. Куда большее раздражение и неприятие режиссера вызывает толпа городка с ее религиозной фальшью. Эти христиане, что ежедневно молятся в церкви, помогают самоубийству Граймса. Они подталкивают человека к тому, чтобы он отчалил от этого берега навсегда. Такое сплоченное большинство ≈ куда большая угроза гуманности, поскольку эта сила лишена сострадания к ближнему, а молитву воспринимает как еще одну силу над человеком, а не во имя его.

...Театральный разъезд в Нью-Йорке мало чем отличается от нашего с той лишь разницей, что публика не превращается в толпу, способна как-то сама себя регулировать и не создавать толчеи. Поход в театр, даже такой главный, как «Метрополитен», для американца - удовольствие, но... и работа, которую в этой стране умеют ценить и оценивать.

Нью-Йорк≈Москва