Константин Райкин Кумир ≈ слово экзальтированное. Не зря же говорят «Не сотвори себе кумира». Но есть люди, которыми я увлекался и которые на меня повлияли: в свое время ≈ Марсель Марсо. Помню потрясение, которое испытал, когда увидел его. Мало кто создавал такое пронзительное ощущение театра, как этот великий артист. Я был просто очарован. Надо сказать, вся страна была очарована. После его приезда начался настоящий пантомимический бум, когда все стали осваивать этот странный фантастически-выразительный язык пантомимы. Гениальной пантомимы. Я тоже был во власти этого бума. Потом благодаря отцу мы подружились с Марсо, и он бывал у нас в гостях.
В свое время на меня произвел очень сильное впечатление Иннокентий Смоктуновский. Я увидел его в роли князя Мышкина в спектакле «Идиот» Георгия Товстоногова и запомнил артиста на всю жизнь.
На меня оказал очень сильное влияние папа. Как феномен. Аркадий Райкин ≈ очень интересная фигура в театре. Он совершенно ничему не мог научить, не обладал никакими педагогическими способностями ≈ мог только гениально показать. Его показ годился только для него и был совершенно противопоказан любому другому артисту. Отец жил профессией, обладал природным, врожденным профессионализмом и не знал, что такое технические трудности. Уникальный человек, в связи с которым понятие «работа» теряло смысл. Он работал все время ≈ с момента, когда просыпался, и до момента, когда засыпал. И даже во сне. Работа была его способом существования.
По отношению ко мне папа не был строгим судьей. Папа меня просто очень любил и очень┘ очаровывался мной. Поэтому его мнение мне было не очень важно. Мне гораздо сложнее с самим собой. Когда мною очаровываются, мне приятно, но очень быстро мне это становится неинтересно. Мне интересны всякие гадости. Поэтому я очень прислушиваюсь к критикам, все читаю.
На меня очень повлиял и продолжает влиять Чарли Чаплин.
В свое время находился под огромным впечатлением «Современника». Я застал лучшие годы этого театра. Я тогда был еще молодым. Меня несколько раз потряс своими актерскими творениями Олег Павлович Табаков. Евстигнеев Евгений Александрович, который был просто гением. Гениальным, необъяснимым, природным артистом. Театральным неповторимым существом. Павел Луспекаев, которого я видел всего два раза.
На меня, несомненно, повлиял БДТ эпохи Георгия Александровича Товстоногова. Тогда это был лучший театр в мире, как говорил папа. Я видел самые лучшие его спектакли ≈ примерно спектаклей двенадцать. «Мещане» ≈ четыре раза, «Идиот», «Я, бабушка, Илико и Илларион», «Поднятую целину», «Холстомера» и другие. Это был фантастический театр с фантастическим букетом огромных артистов.
На меня, безусловно, повлияли мои коллеги. Конечно, Валерий Фокин, который меня сделал артистом, Роберт Стуруа, Петр Наумович Фоменко и Юрий Бутусов.
Записала Ася Кравченко
КЕМ ВОСХИЩАЛСЯ МАРСЕЛЬ МАРСО (1923–2007)
Об Этьене Декруа
Этьен Декруа разработал с Жан-Луи Барро основы сценического движения, которые он назовет «мобильная скульптура». Я показал Декруа пантомиму «Убийца», и он спросил, как меня зовут. «Марсель Марсо», ≈ ответил я. И тогда он воскликнул: «О! Прекрасное имя, имя генерала Революции!» Он не мог сказать лучше. Он гордо добавил: «Моего сына зовут Максимилиан», имея в виду Робеспьера...
Декруа был грамматистом. Его обучение подразумевало самую суть пантомимы: искусство равновесия, искусство элементов, искусство владения телом, походками, движением рук. Я ему показал историю японских заговорщиков, пантомиму, в которой играл сразу трех персонажей, с походкой, которую Декруа использует впоследствии. Был ноябрь 1944-го. Стояли холода, зал не отапливался. Я был почти голым перед тепло одетыми людьми, с которыми Декруа создавал кино: братьями Превер, Марселем Карне, режиссером фильма «Дети Райка»┘
В 1944-м я присягнул на верность мастеру.
О Жане-Луи Барро
Я с детства восхищался Жан-Луи Барро, в фильмах «Пуританин», «Забавная драма» и «Фантастическая симфония», в котором он играл Берлиоза. Фильм «Дети Райка» тогда еще не вышел. Я хотел учиться у мастера, который учил его, поэтому выбрал школу Шарля Дюллена. К тому же эта школа была очень известной.
Я был принят с отрывком «Смердяков» из «Братьев Карамазовых» Достоевского. Меня взяли сразу на второй курс. Три года спустя я был среди первых и выпустился с ролью Созия из «Амфитриона» Мольера, что, конечно, удивительно для будущего мима, который в течение 50 лет будет на сцене молчать.
Из интервью Валери Бошенек (1996).
