Хорошая

Предлагается выступить по женскому вопросу. Сразу хочется обрезать юбку аж выше щиколотки, отбросить всякую зависимость и бежать в народ. Но юбок мы почти и не носим, зависимый вид даже у актрис, изображающих крепостных девок, не выходит, а народ ≈ это мы сами и есть. Некуда бежать. Да и на сам «женский вопрос» ответ дали еще большевики ≈ отменили женщин. Что значит «уравнять женщин в правах с мужчинами»? Значит, что женщин приравняли к мужчинам, вроде бы женщина ≈ это тот же мужчина, только способный к деторождению. А в остальном ≈ могут делать одно и то же. Теперь, кажется, пытаются заново разделить, но поздно, поздно┘

В чем вообще состояла роль женщины? Ведь играли же мы прежде какую-то свою роль?

Нежное и наивное утро ХХ века! Как они, бедные, радовались электричеству, как надеялись, что женская эмансипация улучшит мир. «Заря женской свободы ≈ ущерб проституции, ущерб свободы ≈ полный расцвет проституции» (В.Розанов). Ах, все оказалось не так просто. А ведь зачинательницы женского движения к тому моменту стали уже бабушками.

Пожалуй, первая пьеса о женском своеволии ≈ «Поздняя любовь» А.Островского (1873). От поведения ее героини Людмилы Маргаритовой современников брала оторопь. Ведь она ради своей любви обворовала родного отца. Как раз тогда добились высшего образования для женщин ≈ в 1872 году в Москве и Петербурге открылись Высшие женские курсы. И не одни либералы этому радовались. Достоевский в своем «Дневнике писателя», обнаружив, впрочем, и некоторые недостатки современной женщины, и главный из них ≈ «чрезвычайную зависимость ее от некоторых собственно мужских идей, способность принимать их на слово и верить в них без контроля», надеется тут на помощь высшего образования и даже очень гордится нашими женскими курсами перед всей Европой. Но пусть высшее образование, пусть, если дамам так хочется. Но в остальном нельзя женщине заступать на мужскую территорию и кончиком туфельки. От высшего-то образования и следа на дамах не остается. Спроси любую дипломированную: увеличится объем жидкости в стакане чая, когда туда вредного для фигуры сахарного песка добавить? Дипломированная непременно скажет: да. И в доказательство предъявит блюдечко с натекшим чаем. А ведь нас всех равно, и мужчин и женщин, учили молекулярному строению вещества.

Героиня Островского Людмила Маргаритова высшего образования не имела. Она вовсе не стриженная нигилистка. Напротив, немолодая девушка сидит дома, помогает бедному, но честному отцу, подрабатывает шитьем. Иначе как ангелом Маргаритов свою дочь не называет. И вдруг┘ Любовь. А раз любовь, значит, все позволено. Кем позволено? Когда? Почему? Только, оказывается, можно самой признаться в любви мужчине, который и внимания на нее не обращает. Можно поставить цель и заполучить его в мужья, хотя герой Людмилу не любит. Важно только, что любит она. И, наконец, можно обокрасть собственного отца, погубив его деловую репутацию, а значит, и жизнь. Ерунда, любовь все спишет. Чтобы понравиться мужчине (а это главное для новой-то героини), надо, оказывается, вести себя как мужчина. Отбросить скромность, сделать первый шаг ≈ объясниться и, наконец, совершить кражу. Да еще предать родного отца. Вот она ≈ прабабушка Павлика Морозова. Значит, честную и чистую, ее никто не полюбит, а воровку и предательницу ждет счастливая свадьба в финале. С кем свадьба? Кого она так полюбила? Да лентяя, который назанимал денег, прогулял их и теперь страшится долговой ямы. «А женщина любящая, о, женщина любящая ≈ даже пороки, даже злодейства любимого существа обоготворит. Он сам не подыщет своим злодействам таких оправданий, какие она ему найдет. Это великодушно, но не оригинально. Женщин погубила одна лишь неоригинальность». Это герой «Кроткой» у Достоевского говорит – существо совершенно омерзительное, которого даже кухарка Лукерья вынести не может. То есть любовь жертвенная, всепрощающая ≈ идеал гаденького подпольного человека. Благородному рыцарю зачем прощение? Ему честь не позволяет ничего дурного совершить. Но бедная женщина подлую мысль, меж половиц просунутую, некритично (прав Достоевский!) подхватила. Буду любить черненького! Хотя почему бы ему, ради любви, хотя бы и не умыться? Оригинальность женщин губит. Из века в век нравственное состояние общества поверялось нравственностью женщин. Но непримиримость целомудрия с пороком, традиционная для женщин, так неоригинальна┘ А ежели я такого полюбила? Так долой целомудрие. Лет за 40 победили целомудрие. В ХХ веке придумали общество «Долой стыд». Теперь у нас и стыда нет.

И вот XXI век. Пьеса Павла Пряжко «Трусы». Героиня покупает красивые дорогие трусы, развешивает их на балконе, а кто-то их ворует. Василий Розанов рассказывает, что у декадента и эстета Дмитрия Философова в кабинете висел портрет матери, еще 60-х годов, времен ее юности. Когда Философов спросил ее однажды: «Мама, для чего же вы так низко опустили волосы на уши, так что даже края их не видно,≈ вы точно совсем без ушей», ≈ она густо покраснела и ответила негодующе: «Я не могла допустить мысли дойти до такого бесстыдства, чтобы открыть уши!» И это Анна Павловна Философова ≈ виднейшая деятельница женского движения. Значит, начинали с того, что уши открыть стыдно, а пришли к вывешиванию исподнего на всеобщее обозрение. Но вовсе не за это возненавидел весь город Нину. А за то, что покупает она эти разухабистые трусы исключительно для себя. Был бы у нее муж или любовник или оба разом, это теперь все равно, трусы были бы оправданны. Но для себя? Сначала, конечно, встаешь на сторону общества ≈ молодая женщина живет для себя, никого любить не желает, и неизвестно с кем врет по интернету. От такого образа жизни не только дети, кошки в России переведутся. А потом смотришь, смотришь спектакль (режиссер Е.Невежина) и понимаешь: вот она, современная героиня. Ведь люди-то, среди которых ей мужа искать, преступники. Они отца ее убили. Убили и живут дальше как невиноватые ≈ мало ли чего по пьянке не бывает? А Нинино целомудрие с пороком примириться не может. Трусы на балконе ≈ это пустяки, это стыда не хватает, ну нет у нас стыда и взять негде, только целомудрие выше стыда. И оказывается, оно живо. И Нина выше Людмилы, тщательно прятавшей уши по тогдашней моде, потому что она отца своего не предает.

Автор одной из рецензий на премьеру «Поздней любви» («Гражданин», 1873) восклицал: «О, г. Островский! Отчего вы не умерли до написания «Поздней любви»!» Вот как страшна показалась Людмила Маргаритова. С тех пор наш российский мир дважды перевернулся. Снова, как во времена Островского, воцаряется капитализм, и деньги норовят стать парусом и нового столетия. Но этическая безусловность героини Пряжко вселяет надежду. Выжила наша женщина, не съел ее нигилизм, не сгубило образование. И до тех пор, пока хоть одна не влюбляется без памяти в ближайшего подвернувшегося мужчину, не делает карьеру, не мечтает, закатив глаза, о богатстве, а покупает на последние деньги кружевные трусы и садится к компьютеру сочинять правильные, романтические отношения, до тех пор, пока на сцену выходит Нина (А. Маракулина), российский мир не погибнет.

Немножко в духе «Гражданина» получилось? Но уж так душа радуется на героиню, поглощенную кружевами. А ведь это бунт. Бунт не в том, что она трусы сверх бюджета покупает, а в том, что не готова на всё ради первых встречных брюк. Одна любит до преступления, другая никого не любит. Вот какой путь прошла героиня русской драмы.

«Кого любить, тебя, его, весь свет? Но ведь тогда выйдет бл┘ство!» В.Розанов. У него же замечательно сказано, что всякая вещь существует постольку, поскольку ее кто-нибудь любит. А вещи, которую совершенно никто не любит, ≈ ее и нет. Так, может, когда все до единой женщины со всем своим целомудрием перестанут любить воров, убийц, подлецов да просто грубиянов ≈ все эти ужасы из нашей жизни разом исчезнут?