Владимир Малягин Необходимое предисловие
Мне кажется, в подтексте заданного вопроса подразумевается, что речь идет о политическом выборе. Это и примем за исходный момент. Стоит также определить, что именно мы называем выбором. Наверное, выбор ≈ это осуществление, актуализация нашей человеческой свободы. Но тогда надо еще уточнить, какая вообще бывает свобода.
Я думаю, вполне очевидно, что есть разные уровни (а может быть, виды) свободы и соответственно выбора.
Первый уровень ≈ бытовой, обиходный, когда каждый из нас ежедневно решает, например, какой сорт молока, пива или колбасы купить, куда пойти вечером и т.д.
Второй уровень свободы ≈ социальный (выбор образования и профессии в юности, выбор места работы, хобби и т.д.).
Третий уровень ≈ политический, когда мы можем (или не можем) участвовать в выборе пути для целого народа, государства.
Эти уровни свободы, наверное, можно обозначить как общественные, ведь в них человек может осуществлять свой выбор только вместе, сообща с другими. Понятно, что из общественных уровней свободы именно политический ≈ самый глобальный и всеобъемлющий.
Человека можно лишить любого из этих трех уровней выбора. Люди постарше помнят времена, когда пиво, например, было одного-единственного сорта ≈ «Жигулевское», а колбасы в магазинах и вовсе никакой не было. Насчет политического выбора тоже не надо напоминать: какой он был у народа при советской власти, знают все. Но при этом социальной свободы было достаточно, и каждый из нас реально мог выбрать в молодости профессию по душе, получить образование (что мы и делали). А вообще эти три свободы в реальной истории могут сосуществовать в самых разных сочетаниях.
┘Теперь уточнить бы, что такое народ в его отношении к свободе. Народ в любом обществе, при любом политическом устройстве ≈ консервативная, сохраняющая сила, и такой она должна быть по определению. Народ ≈ прошу прощения за тавтологию! ≈ это, если можно так сказать, сила сохранения жизненной силы. И пока в обществе, в государстве жизнь идет более-менее нормально ≈ никакой политической свободы, я это подчеркиваю, народу не нужно. Ну разве так, иногда надо лишний пар выпустить. Но!..
Но все это ≈ до поры до времени.
А точнее ≈ до переломного момента Истории. И когда этот переломный момент наступает ≈ вот тут уж выбор народа как политическая свобода актуализируется до «дальше некуда».
А что думают классики?
Классики великой русской литературы ≈ это не только художественные гении, это еще и очень умные люди, великие мыслители. Зеркала, которые они держат «перед природой» (У.Шекспир), никогда не кривы, всегда реально отражают историю. Поэтому, если предметом классической драмы становится именно переломный момент, читатель видит, что этого самого выбора у русского народа хоть захлебнись.
Надеюсь, кому-то уже понятно, что теперь логично и естественно перейти к «Борису Годунову» ≈ самой народной и самой свободной драме всей русской литературы. Но почему она такая? Потому что Пушкин ≈ гений, это понятно. Но еще потому, что предмет ее ≈ самый переломный момент всей русской истории. Ни до, ни после не было у русского народа такой бездонной, такой космической свободы, как в Смутное время. Потому что в эти 10–15 лет вопрос стоял просто и конкретно: быть или не быть России. И народ вполне мог выбрать второй вариант ответа. И хотя в «Борисе Годунове» нет самого Смутного времени с его почти буквальным пожиранием людьми друг друга, но вызревание этой бездонной свободы выбора ≈ о нем-то и написана драма.
Что же это за выбор?
Это выбор всего строя жизни, исторической судьбы и самого миропорядка. А в рамках «Бориса Годунова» ≈ это избрание на трон Самозванца. Но нет, не Самозванца! Настоящего царевича Димитрия, который чудом спасся от смерти. Ведь именно так эта ситуация воспринимается и оценивается народом. Это бояре знают, что он фальшивый наследник, но принимают его из политических интересов, а народ верит в его подлинность.
Но ≈ до поры до времени. До того времени, как по приказу Самозванца на глазах у всех убивают малолетних Федора и Ксению Годуновых. С этой минуты настроение и «приоритеты» народного сознания меняются резко и бесповоротно. «Мнение народное», которое раньше так горячо поддерживало Самозванца, в одно мгновение выносит ему приговор. Этот приговор Пушкин передает одной ремаркой ≈ «народ безмолвствует».
(Кстати, маленькая сноска. Когда эту фразу цитируют как доказательство народного бесправия и покорности, становится и грустно, и смешно. Ведь надо же и тексты читать! Народ безмолвствует в ответ на призыв кричать: «Да здравствует царь Димитрий Иванович!» Довольно странная покорность, вам не кажется?)
С этого народного безмолвия и начинается, по Пушкину, ≈ да и в реальной истории тоже ≈ возрождение России после Смутного времени.
В ХIХ веке эта пора несколько раз становилась предметом исторических пьес ≈ в трилогии А.К.Толстого, в нескольких пьесах А.Н.Островского, в пьесах менее известных авторов. Только у всех перечисленных это были именно исторические пьесы. А у Пушкина ≈ современная, сегодняшняя. И не в смысле намеков и аллюзий, а в смысле вечности темы.
Но повторю: народ становится реальным коллективным героем Истории только в переломные ее моменты. И наши классики это понимали. А если мы изображаем жизнь в ее более-менее спокойном течении ≈ то где он, народ? А он ≈ глядь! ≈ рассыпался на миллионы отдельных людей.
Но разве эти отдельные люди, отдельные судьбы менее интересны? Вспомним Лермонтова: «История души человеческой, хотя бы и самой мелкой души, едва ли не интереснее и не полезнее истории целого народа, особенно если она ≈ плод размышлений ума зрелого».
А почему, собственно? Да потому, что личность обладает еще двумя уровнями свободы, а значит, и выбора, которых нет у народа, у общества в целом. Это выбор нравственный и духовный. Оба эти выбора могут осуществляться только в одиночку, только лично. Зато ни нравственного, ни духовного выбора у человека отнять нельзя никогда. Именно потому, что это личный уровень свободы. И даже когда человек лишается свободы во всех остальных (общественных) смыслах ≈ он остается свободным нравственно и духовно. В неволе продолжает действовать нравственная свобода (и сегодня мы об этом знаем в деталях из богатейшего опыта ГУЛАГа), а духовная свобода вообще остается у человека до тех пор, пока он сохраняет ясность ума, пусть даже он навсегда прикован к больничной койке. Потому что духовная свобода ≈ это возможность сердцем и умом обратиться в любой ситуации к Богу ≈ или к Его взбунтовавшемуся творению дьяволу. И это тот окончательный выбор, который и есть главное содержание нашей жизни и нашей судьбы.
┘И еще о русской драматургии. Наш самый великий драматург (не самый гениальный, а именно самый великий) А.Н.Островский все лучшие свои пьесы писал об одном ≈ о борьбе человека с властью денег. О его поражениях в этой борьбе, или же ≈ о редких победах, как в случае с Несчастливцевым. И в этом смысле все лучшие его драмы ≈ бытовые, плотяные, «денежные». Кроме одной, моей любимой ≈ «Грозы».
«Гроза» ≈ это как бы «Борис Годунов» Островского. Только у Пушкина главный герой ≈ народ, а у Островского ≈ личность. Личность, полностью осуществившая свою абсолютную человеческую ≈ нравственную и духовную ≈ свободу. И понявшая в итоге, что за абсолютную свободу приходится платить абсолютную плату. Если ты ошибся в выборе┘
Итого
Из сказанного, я надеюсь, следует, что политический выбор у народа (не только русского, а любого!) существует далеко не всегда, а лишь в переломные, кризисные моменты его истории. И это не хорошо и не плохо ≈ это объективная реальность миропорядка, только и всего.
Но свобода выбора нравственного и духовного для каждого человека существует, к несчастью, всегда. К несчастью, потому что каждый из нас так часто ошибается в этом выборе, а за ошибки неизбежна расплата.
Но зато какое счастье, что наша свобода не заканчивается на политическом уровне. Если б у человека вдруг был отнят нравственный и духовный выбор, если б главной нашей свободой стало ≈ за кого проголосовать в очередной день Х: за КПРФ, СПС или ЛДПР, ≈ какая беспробудная тоска наступила бы на земле! И так бессмысленна бы стала жизнь, что лучший выход был бы ≈ взять пистолет и застрелиться!
А так ≈ хотя и трудно, но можно жить.
