Эту пьесу нельзя назвать строго исторической. Это зарисовка вне пространства и времени по мотивам малоизвестных исторических реалий. После героических событий 1612 года Минину и Пожарскому недолго оказывали почет. Государство не одарило их ни славой, ни высокими почестями.
Димитрий Пожарский после окончания Смуты жил долго, но не был ни особенно близким к государю советником, ни главным военачальником. Царь не считал за Пожарским особых заслуг, которые бы выводили его из ряда других. К тому же Пожарский страдал «черным недугом» ≈ меланхолией.
Кузьма Минин скончался в 1616 году, вскоре после Смуты. Новые цари, Романовы, довольно быстро забыли Минина, вольно или невольно они не хотели помнить о посадском человеке, который «расчистил для них площадку».
Предполагаемый спектакль представляет собой три встречи двух условных ветеранов с фамилиями Минин и Пожарский. В ходе этих встреч Пожарский все глубже погружается в свою «черную болезнь». Навещающий его Минин оказывается отлучен от бизнес-истеблишмента и вообще разочаровывается в жизни. Они пытаются «переиграть» по новой минувшие события. Все это перемежается кадрами из черно-белого фильма «Минин и Пожарский», которые транслируются на задник сцены. В третьей сцене Пожарский ведет себя как счастливый юродивый. Плетет что-то из длинных хворостин. Минин снова приехал к нему в гости. Теперь он сам довольно мрачен.
М. А вчера я сломался, понимаешь? В ряды за молоком пошел. Тюрю сделать хотел. А там народу, ну, как обычно. А меня ноги уже не держат. Жара еще эта┘ Я думаю, ну, протиснусь как-нибудь, может, без очереди дадут. Ветеран все-таки. Не, ну, ты сам знаешь, я это не люблю и никогда не любил, но тут как-то совсем уже┘ В общем, подхожу я к прилавку, а там пацан мелкий такой. Я ему говорю: пропусти, мальчик. А он мне: куда прешь, дед? Горя захотел? Дуй в конец, пока не дали. И стоит, щерится. Я ему опять вежливо так: ты кому, сопля, десны показываешь? Ты еще титьку в рот не брал, когда я полякам кадыки откусывал. Я не для того, гаденыш, землю жевал, чтоб на рожу твою теперь любоваться, локти убери, щенок. А за мелким этим харя стоит такая здоровая, хорёк тыловой, блестит губами жирными. Ты чё, говорит, старый, на ребенка пылишь? И я смотрю, значит, все на меня вылупились, и ни одна сволочь не узнает. И я, чтоб голос не дрожал, громко так отвечаю: я ветеран Великой Отечественной войны тысяча шестьсот двенадцатого года Кузьма Минин!.. Ветераны ВОВ имеют право без очереди. А всё равно дрожит. И подбородок не слушается. А мелкий этот лыбу на рожу натягивает и говорит: видали мы таких ВОВ, ага. В конец иди, Вова. И тут все грохнули. Харя меня аж слюной забрызгал. Я чувствую, у меня лицо мокрое, и думаю, только бы это не слезы, только бы не слезы, уж лучше слюни, понимаешь?
П. (весело). А чего ж не понять, Кузя? Слюна всякую заразу убивает, слюнки ≈ это дело такое┘
М. (взрывается). Да ты придурок, что ли? Ты хоть слушал меня вообще?!
П. Слушал, Кузенька, слушал. Да только вот главного не пойму: купил ты молочка в итоге или нет?
Минин хватает Пожарского за грудки, трясет его.
М. Я тебя, сука, убью, если ты обратно нормальным не сделаешься! Ты хоть понимаешь, что мы на хер никому не нужны, а? На хер нас послали, понимаешь?
Пожарский собирает с пола рассыпавшиеся хворостины.
П. Так я тебе, Кузенька, еще когда об этом говорил?
М. Дима┘ Зачем тогда все? Зачем были эти сабли, косы, топоры? Зачем кишки на вилах? Объясни мне, Дима?
П. Сам-то как думаешь?
М. Я не знаю, Дима. Я раньше думал, что мы людей спасаем. Чтобы они дальше нормально жили. А это же не люди, ты понимаешь?
П. Мы не людей спасали┘
М. А кого? Родину? Страну? Землю, да? Землю вот эту? (С остервенением прыгает несколько раз.) Так она ж никуда и не делась бы. Я теперь, знаешь, землю эту ненавижу. Потому что она такая же, как везде, понимаешь? Нету разницы никакой. Нету!
П. Мы не землю спасали. Глубже копай.
М. Куда глубже? В недра? К золоту? К алюминию?
П. Еще глубже, Кузя. Вспомни, на чем земля наша держится?
М. На вере православной?
П. Глубже. На традициях. Мы с тобой традиции спасли.
М. Какие традиции?
П. Великие. Русские. Традиции. Спасли и сохранили. За это и кишки на вилы намотать не жалко. Мы герои с тобой. Мы подвиг совершили.
М. Так почему же нас с тобой после этого на хер послали, Дима? За что?
П. Да потому что, Кузя, это и есть Великая Русская традиция ≈ на хер друг друга посылать. И чем больше ты для людей сделаешь, тем крепче тебя на хер посылают.
М. Ты совсем больной.
П. Нет. Я, наоборот, только вылечился. Мы ж на том и держимся, Кузя. Друзей мы посылаем на хер по-дружески, а врагов ≈ беспощадно. Поэтому мы непобедимы. Мы завоюем новые земли, присоединим народы и пошлем их на хер. Мы пошлем на хер настоящих героев, придумаем вместо них новых ≈ и пошлем туда же... Эта страна будет вечной! Мы пошлем на хер самих себя и станем бессмертными, Кузя!
М. Что ты плетешь, Дима?!
Пожарский поднимает с колен связку хворостин и ставит ее рядом с собой.
П. Я плету Царь-веник.
М. Чего?!
П. Ты помнишь Серегу, который с тобой в одном доме жил, пока вы с родителями не переехали? Когда тебе было семь, вы построили во дворе шалаш, порезали себе ладони и дали клятву дружить до самой смерти.
М. Не помню.
П. Ни единого воспоминания? Ни лица, ни голоса, ни клятвы?
М. Нет.
П. Вот их как раз Царь-веник вымел.
М. Вот этот?
П. Нет, конечно. Я же не сумасшедший. Этот ничего не метет. Я его только что сделал. Это жалкое подобие настоящего Царь-веника. Образ рукотворный. Настоящий Царь-веник нельзя увидеть. Его даже почувствовать нельзя. Помнишь, тебе одиннадцать и вы с мамой идете на рынок за мясом. Вы все идете-идете-идете мимо свиных голов, а ты все смотришь туда, где мандарины. И когда вы оказались рядом, ты просто смахнул один к себе в сумку.
М. Вот это помню.
П. А помнишь, тебе потом было так стыдно, что ты лет до пятнадцати вообще не мог мандарины есть?
М. Разве?
П. Вот тебе и разве. Тоже Царь-веник все подмел.
М. А вот то, что┘ сначала, например┘ ну┘ когда убиваешь, на шее так тяжело становится┘ а потом вроде ничего┘ это тоже он?
П. Конечно! Он всякую тяжесть сметает. Полезная штука, да? Только это все ерунда. Он сам по себе только мелочь всякую подметает, а если его в руки взять, он знаешь что может?
М. Что?
П. Что угодно! Слова, людей, события. Вжик ≈ и все. Нету! Целые города вымести можно. Целые страны. Бога вымести можно. Все, что мешает праздновать.
М. Что праздновать?
П. Да не важно, Кузя. Какая разница? Ты вот что: как в Москву вернешься ≈ отнеси его царю, в Кремль. Если он тебя лично не примет, во дворе оставь. Пусть государь в окно смотрит и не боится. Его не надо бояться, его любить надо, привыкать. Он здесь главный. Возьми, я тебя прошу, возьми. Передай. Это важно.
М. Да иди ты на хер!
П. (дружелюбно). И ты иди на хер, Кузя!
И ты иди!
Пожарский крепко обнимает Минина. Минин обнимает Пожарского.
Могила Минина в Нижнем Новгороде долгое время была забытой. Весной 1695 г. туда прибыл Петр I для строительства флота. Он спросил, где похоронен Минин. Могилу нашли с трудом. По распоряжению Петра прах Минина перенесли в Нижегородский кремль и с почестями захоронили в усыпальнице Спасо-Преображенского монастыря. 20 февраля 1818 года состоялось торжественное открытие памятника Минину и Пожарскому на Красной площади. Заброшенная могила Пожарского в Суздале была обнаружена только в 1852 году. А еще через полтора века появился новый праздник: День Народного Единства.