Пушкин-игрок

Князь Павел Петрович Вяземский, сын знаменитого поэта и страстного игрока, заметил как-то: «Пушкин до кончины своей был ребенком в игре и в последние дни жизни проигрывал даже таким людям, которых, кроме него самого, обыгрывали все».

Князь Павел преувеличивал. Иногда и Пушкин выигрывал ≈ но редко. Гораздо чаще Судьба и Дама пик криво улыбались поэту, зловеще прищурив глаза.

Весной 1820 года Пушкин «полупродал, полупроиграл» Никите Всеволожскому рукописный сборник своих стихотворений. Вслед за стихами (в игре со штабс-капитаном Великопольским) чуть было «не съехала на тузе» вторая глава «Онегина», а за ней и пятая.

Весной 1823 года игра с прапорщиком Генерального штаба Зубовым закончилась дуэлью. Зубов стрелял первым, а Пушкин, пока тот целился, ел черешни. Зубов выстрелил ≈ и промахнулся┘ А ведь мог и попасть, будь он столь же искусен в стрельбе, как Сильвио, герой пушкинского «Выстрела», где и описана такая же дуэль┘

Летом 1825 года Пушкин написал брату отчаянное письмо: «┘мне деньги нужны или удавиться┘» Денег требовала игра. И Пушкин играл, а потом сетовал: «Во Пскове вместо того, чтобы писать

7-ю главу Онегина, я проигрываю в штос четвертную: не забавно».

Похожая история случилась и в Боровичах, где Пушкин обедал, наблюдая за игрой в банк какого-то господина и гусарского офицера. «При расплате, ≈ вспоминал Пушкин, ≈ недостало мне 5 рублей, я поставил их на карту и, карта за картой, проиграл 1600. Я расплатился довольно сердито, взял взаймы 200 рублей и уехал, очень недоволен сам собою». Но продолжал играть.

«Слышу от Карамзиных жалобы, что ты пропал для них без вести, а несется гул, что ты играешь не на живот, а на смерть. Правда ли?» ≈ вопрошал князь Вяземский. Это была правда.

В сентябре князь Вяземский опять забеспокоился: «В Костроме узнал я, что ты проигрываешь деньги Каратыгину. Дело нехорошее. По скверной погоде, я надеялся, что ты уже бросил карты и принялся за стихи».

Стихи Пушкин писал, как и прежде. Но и карты, к несчастью, не бросил. К весне 1829 года долги составили почти двадцать тысяч рублей. Безумные деньги. Худшее, однако, было впереди.

В ночь с 1 на 2 мая Пушкин отправился на Кавказ, в «путешествие в Арзрум», где офицер лейб-гвардии Павловского полка Владимир Астафьев обчистил поэта на тысячу червонцев, а сарапульский городничий Василий Дуров ≈ на пять тысяч рублей. Вернувшись в Москву и надеясь поправить свое материальное положение, Пушкин повел столь «сильную», то есть крупную и азартную игру, что в качестве «известного банкомета» попал под номером 36 в «картежный» полицейский список.

«Жалко было смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубою и глупою страстью┘» ≈ писал Ксенофонт Полевой, а карты между тем готовили Пушкину новые искушения, испытания и «дружеские объятия» серпуховского помещика и шулера Василия Семеновича Огонь-Догановского. В середине мая 1830 года, через неделю после помолвки с Натальей Николаевной Гончаровой, Пушкин проиграл ему 24 800 рублей.

Небольшое сравнение: 14 ноября 1831 года Николай I, вернув Пушкина на службу и позволив новопринятому коллежскому секретарю «рыться в архивах», определил ему годовое жалованье в пять тысяч рублей. Оно в семь раз превышало ставки чиновников такого же ранга.

Через год после женитьбы «свадебные» деньги, полученные за заложенное имение, кончились. О своих печалях Пушкин рассказал Михаилу Судиенке, бывшему адъютанту Бенкендорфа и «товарищу холостой жизни». Просил о займе: «Надобно тебе сказать, что я женат около года и что вследствие сего образа жизни моей совершенно переменился, к неописуемому огорчению Софьи Остафьевны и кавалергардских шаромыжников. От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою, я забастовал, будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои. Теперь обращаюсь к тебе: 25 000, данные мне тобою заимообразно, на три или по крайней мере на два года, могли бы упрочить мое благосостояние┘». Ответа Пушкин так и не дождался. И от карт «не отстал».

«Карты неудержимо влекли его, ≈ рассказывала (со слов матери) Александра Арапова, дочь Натальи Николаевны Пушкиной (Ланской) от второго брака. ≈ Сдаваясь доводам рассудка, он зачастую давал себе зарок больше не играть, подкрепляя это торжественным обещанием жене, но при первом подвернувшемся случае благие намерения разлетались в прах, и до самой зари он не мог оторваться от зеленого поля».

Когда положение стало отчаянным, Пушкин обратился к Бенкендорфу: «Граф┘ Из 60 000 моих долгов половина ≈ долги чести. Чтобы расплатиться с ними, я вижу себя вынужденным занимать у ростовщиков, что усугубит мои затруднения или же поставит меня в необходимость вновь прибегнуть к великодушию государя. Итак, я умоляю его величество оказать мне милость полную и совершенную: во-первых, дав мне возможность уплатить эти 30 000 рублей, и во-вторых, соизволив разрешить мне смотреть на эту сумму как на заем и приказав, следовательно, приостановить выплату мне жалованья впредь до погашения этого долга».

Царь деньги дал, но не тридцать тысяч, а восемнадцать. И тогда, в надежде исправить положение, Пушкин решился на тяжелый для себя шаг ≈ взялся за издание журнала. Но «Современник» не только не принес, как надеялся Пушкин, восьмидесяти тысяч дохода ≈ он оказался убыточным┘

В последние годы хроническая, отчаянная нехватка денег стала катастрофической, она сводила с ума. Кредиторы все чаще и чаще стучались в двери его дома, а когда он опустел после дуэли с Дантесом ≈ стали стучаться в двери «Опеки над детьми и имуществом Пушкина».

На погашение части долгов Первого поэта России Опека потратила 95 600 рублей.

Сколько из них составили «долги чести» ≈ точно сказать невозможно, а может быть, и не нужно, ведь не рублями же в конце концов измеряются талант, честь и достоинство человека.