Ирина Осипова
«Изокритик» (1950; бумага, гравюра на картоне).
О Калмыкове-человеке много и горячо говорили на открытии и писали в пресс-релизах. О том, что ярко одевался, сам шил себе широкие штаны и носил ярко-красный берет с бубенчиками – волновался, что миллионы глаз из глубины Галактики, глядя на Землю, увидят лишь серую массу. О том, что верил в иные миры и, остановив случайных прохожих на улице, мог долго рассказывать о космосе, точке и линии и каких-то геометрических построениях, которые еще должны быть развиты. О том, что писал письма на Марс специально выдуманным алфавитом. О том, что работал не для современников, не для ХХ века, и даже не для XXI, а сразу для XXII. О том, что умер в психиатрической больнице одиноким и нищим. Все это создавало в голове определенный образ, но то, что открылось в зале музея, образ этот разрушило напрочь. В работах его, живописных и графических, нет эпатажа, как нет и безумия. Они вполне укладываются в представления об искусстве I половины ХХ в., представляя в то же время самобытную и яркую его страницу.
Сергей Калмыков родился в Самарканде, рос в Оренбурге, но учиться живописи поехал, разумеется, в Москву. Здесь посещал художественную школу К.Юона и подготовительный курс Московского училища живописи, ваяния и зодчества, но вскоре уехал в Петербург. Желая поступить в Академию художеств, стал искать школу для подготовки к поступлению и среди многих выбрал школу живописи и рисования Елизаветы Званцевой под руководством Льва Бакста и Мстислава Добужинского. Преподавал в ней и Кузьма Петров-Водкин. Уроки Добужинского будут и много лет спустя читаться в графике Калмыкова, ну, например, в ироничном «Изокритике» 1950 г. А с Петровым-Водкиным вышла история и вовсе необычная. Как писал Калмыков в дневниках, осенью 1911 года он среди прочих этюдов принес Петрову-Водкину своих «Красных коней». В следующем же году появилось одно из ключевых и, безусловно, самое известное полотно Петрова-Водкина «Купание красного коня», на котором в образе обнаженного томного юноши маститый педагог изобразил своего молодого ученика.
Дальше были многочисленные выставки в Москве и Оренбурге и неприятие его работ критиками, членство в Союзе художников и оформительская работа. С 1935 г. он работал в оперном театре Алма-Аты. По воспоминаниям современников, театр он любил страстно.
Его наследие, не только художественное, но и литературное, огромно – сотни живописных и графических работ, многие тома романов, либретто оперетт с интригующими названиями: «Фабрика бумов», «Отель «Сюлли», «Кавалер Мот», «Лунный джаз», эскизы занавесов к ним, отдельных сцен и персонажей, круглые и треугольные альбомы с рисунками, а также дневники и афоризмы. Свои работы он никогда не продавал, считая, что именно в совокупности они раскроют феномен его многогранного дарования. Оценить его по достоинству смогли лишь спустя десятилетия. Большая часть его наследия хранится в Алма-Ате, в Казахском государственном музее. Часть этих работ приезжала в Москву в 2001 г. на выставку в Манеже во время «Дней Алма-Аты». Что же касается экспозиции в Пушкинском музее, то более 70 работ, представленных здесь, – из коллекции галереи-музея «Новый Эрмитаж-один», и лишь две монотипии – из собрания ГМИИ. Всех граней таланта выставка, наверное, не раскрывает, но представление о творчестве дает во временной перспективе от ученических 1910-х до поздних 1960-х.
Самая ранняя работа – «Весенние грезы» 1916 г. – чистой воды символизм с призрачными девушками у пруда. А дальше – полет фантазии и переосмысленная реальность, романтические «Алые паруса» и словно залитый алой краской «Военизированный поцелуй», изящные балерины и забавные инопланетяне, возникшие из театральных постановок дворцы и кареты и словно иллюстрация к русской народной сказке «Натюрморт с лебедями». Из художественных впечатлений ярче всего читается Ван Гог – в экспрессивной живописной манере и композиции «Точильщика ножей».
Сам о себе Калмыков писал: «Необычайные абзацы, чудовищные преувеличения, написанные и нарисованные самым элегантным мужчиной земного шара, гением первого ранга междупланетной категории, магистром цветной геометрии и гроссмейстером линейных искусств, великим, наивным и совершенным Сергеем Калмыковым». Ничего, что так нескромно о себе? Да ничего, наверное, гениям простительно...
Дарья Гармоненко