Неделей позже сотбисовской феерии свой аукцион с названием "Important Silver, Russian Works Of Art and Paintings" провела фирма Кристис. Как явствует из названия торгов, они не были исключительно русскими, однако русское искусство превалировало. Проводился аукцион, впервые после долгого перерыва, в главном офисе Кристис на Кинг-стрит, что, видимо, должно было символизировать возврат на русский антик-рынок (последние годы русское направление здесь явно было "в загоне", однако шумные успехи конкурентов из Сотбис заставили обратить на этот сегмент более пристальное внимание).
Общий результат выглядит впечатляюще: сумма продаж составила около 1,1 млн. долл. Правда, надо учесть, что из 450 лотов русские заняли менее четверти пространства: 131 лот. Так как я не присутствовал в здании на Кинг-стрит, то счел возможным обратиться за комментариями к непосредственному свидетелю и участнику торгов 25 ноября, известному коллекционеру, исследователю и меценату Никите Лобанову-Ростовскому. По его словам, "у Кристис был повтор Сотбис в миноре".
- Результаты Кристис так же ошеломительны, как Сотбис, только в меньшем регистре. Почему? Потому что русских вещей было меньше, да и вообще в последние пять лет Кристис перестал делать ставку на русские аукционы, а в последние три года вообще практически прекратил их проведение в Лондоне. Администрация дома не считала русские аукционы доходными, а заведующий русским отделом (имеется в виду Алексис де Тизенгаузен. - Д.Б.) считал более выгодным вкладывать свое время и усилия в прикладное искусство. Точнее, в Фаберже. А основные покупатели Фаберже находятся в Нью-Йорке.
- В этот раз, по-моему, также основной упор был сделан на прикладное и Фаберже?
- Да, но картины приходится прилагать к прикладному. Явно, что успех последних Сотбис, который завоевал русский рынок на 90%, заставил кого-то из администрации Кристис задуматься: а почему мы теряем где-то миллион долларов за торги?
Хотя, думаю, что Кристис уже потерял позицию. Им нужны новые люди с энергией и знаниями, которые могли бы развивать этот рынок. А нынешняя ситуация бесперспективна.
Вообще, русское искусство атипично на мировом рынке тем, что оно дороже вне своей страны, а не наоборот. Всегда еврейское искусство дороже всего продается в Тель-Авиве, китайское в Гонконге и так далее. И Сотбис, когда делал свой первый рекламный аукцион в Москве (1988 год. - Д.Б.), конечно, рассчитывал, что Россия также попадет в тот же диапазон. Но русское таможенное и налоговое законодательство настолько сложное, что делает абсолютно невозможным устройство таких аукционов внутри страны. Я предполагаю, что лет через 20, когда Россия, может быть, приблизится к Евросоюзу, из-за его нажима придется привести законы в соответствие с общеевропейскими, и тогда Россия войдет в нормальную колею. Потому что главные покупатели - русские из России или живущие за границей.
Ведь, согласитесь, платить полтора миллиона долларов за Кустодиева (на прошлых майских торгах Сотбис. - Д.Б.), когда за эти же деньги можно купить выдержавшую проверку временем картину какого-нибудь хорошего голландца... И происходит такой дисбаланс: люди, которые получили огромные деньги, не заработали их, а "нахватали", имеют возможность ими "сорить". И они покупают произведения искусства по ценам, которые не сравнимы с их настоящим качеством. Возьмем, например, Шишкина. Он - хороший художник, но барбизонцы писали похожие пейзажи интереснее. А стоимость работ барбизонцев вдвое меньше, чем платят за Шишкина.
Исключение составляет, конечно, Айвазовский, что и подтвердили опять торги Кристис (самое дорогое полотно ушло за 1,25 млн. долл., без премии. - Д.Б.).
- Скажите, Никита Дмитриевич, а покупателями на Кристис также были русские? Я имею в виду самые дорогие вещи: того же Айвазовского или маленький столик работы Фаберже, который ушел за 390 тысяч долларов?
- Только русские. Потому что местные такие суммы поддержать не могут. Здесь есть владелец крупнейшего магазина, который торгует именно такими предметами, Николай Гедройц. Он княжеской курляндской фамилии, а по матери бельгиец и человек очень богатый, у него замок во Франции. У него есть средства, и он присутствовал на аукционе и торговался... Но он интеллектуально не может вложить в такую вещь подобные средства, потому что он никогда не продаст этот предмет у себя в галерее. Те люди, которые покупают на аукционе, никогда не купят в магазине даже за меньшую сумму. Не купят без аукционного ажиотажа, когда никто их не видит. Кстати, подобное уже происходило 30 лет назад, когда греческие корабельные магнаты покупали импрессионистов, хвастая друг перед другом тем, сколько они могут заплатить.
- Никита Дмитриевич, а каковы ваши прогнозы дальнейшего развития русского рынка искусства? Будет ли продолжаться ажиотажный спрос? И если да, то как долго?
- Будет, до поры до времени. Товара больше становиться не будет. Ведь чем выше цены, тем больше соблазна у владельцев вещей их немедленно продать. Я это чувствую на себе. Когда костюм Бакста уходит за 700 тысяч, а у меня на стене висят похожие, но лучшего качества... Не то чтобы мне очень нужны были деньги, но интеллектуально осознавать, что у меня на стене пять миллионов...
А вот когда товар кончится, неизбежно произойдет то, что сейчас происходит на рынке импрессионистов. Сейчас на 50 предлагаемых работ лишь 2-3 действительно хорошего уровня. Остальные - посредственные, однако большие деньги платят и за такие, не самого высокого качества, работы, лишь бы были хорошие фамилии.