Майя Крылова
Идею нового балета «Милосердные» молодому хореографу Кристоферу Уилдону навеяла музыка Арво Пярта.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
13–15.02. Вечера американской хореографии. Большой театр.
Задумав обновить афишу иностранными балетами, Большой театр не случайно обратил взор в сторону Америки. Какие-нибудь сто лет назад, когда по миру уже гремела слава русского балета, в США этот вид искусства откровенно прозябал. Но в XX веке все быстро переменилось, и ныне Америка – одна из ведущих балетных держав. Не в последнюю очередь это заслуга великого хореографа Джорджа Баланчина, выходца из Петербурга. Его балет «Серенада», московская премьера которого не за горами, – изысканный танцевальный опус с обилием танцующих девушек в атмосфере элегии. При постановке балета в тридцатые годы Баланчин взял музыку Струнной серенады Чайковского и сделал в ней сокращения, но в 1966 году хореографу неожиданно приснился композитор, выразивший недовольство. Пришлось Баланчину восстанавливать купюры.
Если про прекрасную «Серенаду» любители танца знают все, то со вторым балетом вечера иная ситуация. Долгое время у него не было даже названия. На сайте Большого театра писали: «новый балет Кристофера Уилдона». Ходили, правда, разговоры о том, что балет сочиняется по мотивам «Гамлета». Но в ответ на прямые вопросы молодой хореограф многозначительно улыбался и говорил, что Гамлет здесь не более реален, чем призрак отца в шекспировской пьесе, потому что балет не о прогнившем Датском королевстве, а об ассоциациях Уилдона, связанных с музыкой Арво Пярта. Теперь у премьеры наконец-то появилось имя – балет называется «Милосердные». От Гамлета и его истории не осталось ровным счетом ничего, если не считать некой атмосферы Средневековья. Вы, уважаемые зрители, придете на спектакль-загадку. С премьером балета Дмитрием Гудановым в главной роли.
Третья постановка, балет хореографа Твайлы Тарп – вообще из разряда «тушите свет» (в смысле технической заковыристости). Мало того, что половина исполнителей, презрев каноны классики, пляшет что-то дискотечное в теннисных туфлях. Другие шесть человек тоже не прохлаждаются. Темп музыки Филиппа Гласса таков, что даже сверхзвуковой самолет запросит пощады. А тут еще ворох хореографических комбинаций, похожих на кубик Рубика: надо долго крутить части, и еще неизвестно, как сложится целое. На репетициях артисты самоотверженно гоняются за партитурой и называют спектакль «героическим» в том смысле, что лишь герой может такое исполнить. Есть загадка и в названии балета – «In the Upper Room». Это буквально переводится «В верхней комнате», а небуквально – как отсылка к Тайной Вечере. Вот и думай, с какого бока исполнять бессюжетный опус: то ли просто гнать технику, то ли задуматься о вечном.
Дарья Гармоненко