Четвероногие детдомовцы

Прежние владельцы решили усыпить Барсика, но его пожалели врачи.

Настоящий весенний день – солнце, капель и бегущие по улицам грязные ручейки. Картинка напоминает кадр из жизнеутверждающей мелодрамы о жизни отечественного среднего класса: по снежной каше навстречу нам стремительными шагами движется ухоженная женщина слегка за тридцать в светлом пальто, двое детишек младшего школьного возраста сияющими глазами смотрят на голубую пластиковую корзинку у нее в руках: «Там Б-а-а-арсик». Из-под крышки показывается огромная, поперек себя шире, морда могучего серого котяры, янтарные глаза скептически нас оглядывают. Евгения – пиар-менеджер в крупной компании, завести кошку они с семьей решились, увидев в интернете фотографию роскошного сибиряка. Впрочем, когда позвонили в приют, выяснилось, что того кота уже забрали, взамен как раз и предложили Барсика. Оленька и Никита наперебой гладят густой мех, вся процессия удаляется к машине. Хеппи-энд.

По клинике плывет густой дух варящейся требухи, в гулких, выложенных кафелем коридорах отдается собачье гавканье. В ноги нам тыкается старый знакомый – практически слепой и глухой Деда, этакий дружелюбный лохматый валенок. За Дедой семенит, поджимая лапу, новенькая – Дэзи. У маленькой серой собачки убили хозяев, три дня она просидела одна в квартире, потом ее выкинули в подъезд, и кто-то из соседей решил-таки отдать осиротевшую псину в приют. Когда ее привезли, она была покрыта плотным коконом свалявшейся шерсти, грязи и нечистот. Шерсть состригли, и Дэзи оказалась милейшим существом с блестящими глазами, которые с тоской и надеждой заглядывают в лицо каждому человеку. Она совершенно здорова, ей восемь лет. «Но напишите «пять», – с невеселой иронией хмыкает Вероника, директор клиники, – чем старше собака, тем меньше шансов у нее найти хозяина».

В холодноватых, неуютных помещениях, смахивающих на производственный цех какого-нибудь завода, вдоль стен выстроились клетки. Прутья с ободранной краской, кафельный пол, на полу миска с водой и пластмассовое корытце, которое служит и лежанкой, и игрушкой. У большей части обитателей клеток нет имен – да и история их жизни не всегда известна. Это своего рода детдомовцы мира четвероногих. Кто-то всю жизнь прожил на улице, а сюда попал, серьезно заболев или попав под машину. Кого-то бросили хозяева, кто-то сам сбежал от них, испугавшись раскатов праздничного фейерверка или отправившись на поиски приключений в пору собачьих свадеб. Кто-то поступил из «усыпалки» – у врачей не поднялась рука усыпить молодое, здоровое, часто породистое животное, которое просто больше не нужно хозяину.

«Ну вот, например. – Вероника присаживается на корточки и протягивает сквозь решетку руку к распластавшейся по полу большой черной ротвейлерше. – Ее вечером привязали к ограде одного из московских приютов, она целую ночь провела на снегу, заработала остеохондроз. Имени ей не дали пока – вдруг кто-то захочет ее взять, тогда сам и придумает». Безымянная жертва человеческой жестокости смотрит добрыми глазами и виляет обрубком хвоста.

«Ну что ты рычишь и трясешься одновременно, девушка ты наша замечательная?» В кровях у замечательной девушки явно был стаффордширский терьер, и до поры до времени жизнь ее текла спокойно и размеренно, пока тяжело не заболел хозяин. Из больницы он, видимо, уже не вернется, теперь домашняя, воспитанная псина живет в приюте – и в ее глазах тоже тоска по дому.

«А вот ее если расчесать да подстричь, вообще фантастической красоты собака будет». Белый кудлатый комок шерсти заливисто гавкает, подтрунивая над соседом по клетке. В родителях тут, судя по всему, ходил королевский пудель. Молодая, веселая собака – года полтора от силы. Она сама прибилась к приюту – либо ее выбросили, либо с хозяином что-то случилось, таких на улице не бывает. Та же судьба, наверное, у меланхоличного чау-чау, который задумчиво гоняет взад-вперед лапой свое пластмассовое корытце.

В комнатке по соседству громоздятся одна на другой клетки с кошками, почти все из «усыпалки». Обычное дело – у ребенка появилась аллергия на шерсть, и, вместо того чтобы забивать себе голову поисками нового дома для кошки, хозяева предпочитают ее усыпить. Если называть вещи своими именами – убить. Некоторым повезло, как этому чистокровному британцу красного окраса, который уныло смотрит в угол, или бежевому коту персидских кровей.

Телефон в клинике звонит постоянно. Люди рассказывают, какую собаку или кошку они хотели бы взять – молодую или постарше, большую или маленькую, породистую или дворнягу, ласковую или с норовом (таких обычно берут для охраны загородных домов). Впрочем, многим в клинике сразу дают от ворот поворот – среди них полно совершенно неадекватных людей с больной психикой, которым нельзя доверить живое существо.

Бывают и трогательные на первый взгляд случаи, которые заканчиваются трагедией. Например, как-то раз пришел мальчик с запиской от мамы – мол, разрешаю сыну взять собаку из приюта. Выбрал трехмесячного щенка, а через несколько дней сердобольные соседи позвонили в клинику: щенок этой семье уже успел наскучить и сидит теперь неприкаянный в холодном подъезде. Приехали, забрали обратно, потом удалось пристроить его в хорошие руки.

Девушка в зеленой одежде врача заглядывает в дверь: «Сейчас Мамку привезут, отказались от нее». Трехлетняя беспризорная Мамка какое-то время жила здесь, для нее нашлись хозяева, но спустя несколько дней они тоже передумали. В коридор протискивается аккуратная старушка в пальто и ботиках, на поводке у нее черная гладкошерстная дворняга, рядом переминается с ноги на ногу слабоумный старушкин сын. «Тяну-тяну ее, а она-а-а ннне иде-е-ет», – мычит он, сжимая в руках шапку. Старушка с ходу начинает жаловаться: «Ох, это же невозможно, ей три года, а она ни одной команды не знает, что за собака такая!» – «Ну конечно, она всю жизнь на улице прожила, а команды знать должна», – девушка уводит Мамку обратно к клеткам, которых она надеялась никогда больше не увидеть, а старушка негодующе качает головой ей вслед.

Самая большая радость для этой собаки – когда сотрудницы соседних офисов выводят ее на прогулку. Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)	Она тоскует по хозяину, который больше не вернется.
Мир ограничен решетками.	Дэзи боится снова остаться одна и ни на шаг не отходит от человека.