Страдание как итог

Полагаю, что мы стоим на пути к еще большей свободе и демократии, с которого невозможно свернуть. Но все может измениться.
Джордж Буш, 22.05.98

Один мой приятель хранил коллекцию плакатов из Афгана. Среди них были даже забавные (злой душман с ножом в зубах, похожий на персонажа Чуковского, сзади прыгает на мирного крестьянина). Но самым потрясающим было скромное блеклое издание на плохой бумаге, изображающее, чем советские воины занимаются на афганской земле: они сажают деревья, помогают учителям и т.п...

У каждой рекламы есть свое "послание". То, что рекламист хочет внедрить в сознание обывателя. Вот пример пропаганды, которая несла за собой результат, прямо противоположный ожидаемому. Потому что трудно было в 1981 году найти наивного человека, который бы думал, что советские войска в Афгане березки сажают...

В СССР существовала проблема двоемыслия. Ключевая для понимания реальности эпохи развитого маразма. Говорили одно, а делали другое. Та же проблема стоит сегодня перед Америкой в ее войне с Ираком.

Войска коалиции пришли в Ирак, чтобы сместить Хусейна и распространить демократию... Однако вместо антисаддамовских повстанцев их встречают ополченцы из Иракской народной милиции. А сестра погибшего англичанина Олсоппа уверяет газету "Дейли миррор", что Блэр - лжец. По словам Блэра, Олсопп со товарищи были взяты в плен иракцами, а затем британцев убили. Госпожа Олсопп рассказывает, что ее брат погиб в ходе перестрелки. "Не могу понять, зачем лгать", - говорит Нина Олсопп.

Способы пропаганды изменились. Суть двоемыслия осталась прежней. "Убедительные доказательства" наличия химического оружия означают отсутствие конкретных свидетельств его присутствия. "Законные основания для военной операции" - отсутствие твердой юридической базы для нее. "Работать над гуманитарными нуждами иракцев" значит бомбить, бомбить и бомбить еще раз. Война в Ираке показывает, что американское стремление к мировой гегемонии решающим образом противоречит способу его языкового выражения.

Существует проблема политического языка. Она состоит в том, что в эпоху неоколониализма нельзя говорить языком либерализма. Можно прийти с дипломатией "большой дубины", но "дубину" в эпоху СМИ нельзя назвать "миртовым венком". То есть "дубину" можно называть "венком" некоторое время - ровно до тех пор, пока "отдельные противоречивые факты" не станут потоком информации, а этот поток - твердой убежденностью масс в том, что народу врут. Проблема в том, что у языка пропаганды есть свой предел. Когда он перейден, то пропаганда начинает работать сама против себя.

Америка сегодня как никогда близка к обществу "Большого брата". Проблема в том, что антиутопию Оруэлла реализовать пока нельзя. Потому что невозможно остановить поток информации, который препятствует тотальному единомыслию... И поскольку оруэлловское общество пока остается недостижимым идеалом, из этой ситуации существует два выхода. Один - изменить политическую практику. Другой - сменить политический язык. Что реализовать сложно, потому что изменение "демократической" риторики на неоколониальную будет означать также решающее "поправение" во внутренней политике США. Вплоть до отказа от "политической корректности" (сказал "А", говори и "Б")...

Руководители США оказались в плену собственной риторики. Это - другая грань проблемы. Язык неолиберализма заслонил для них факты. Что признают даже американцы. Генерал Барри МакКафри обвиняет Дональда Рамсфелда в том, что его "идеологические представления" подменили простой военный расчет. А Робин Кук, бывший министр иностранных дел Великобритании, заявил в "Санди миррор": "Не стоит начинать войну, ожидая, что армия противника будет с вами сотрудничать, но это именно то, что сделал американский президент".

Нам эта история знакома. Рамсфелд сегодня - это Троцкий вчера. Доблестная Красная Армия входила в Польшу с лозунгом: "Даешь Берлин!" Мы верили в мировую революцию, но поляки, как оказалось, верили в то, что "еще Польска не сгинела". А в результате вместо рабочих, встречающих с цветами солдат-освободителей, на улицы вышло ополчение из гимназистов и домохозяев. И послали они вместе с французским генералом Красную Армию далеко и надолго. Советско-польская кампания 1920 года осталась в истории как пример героической неудачи, обусловленной неверным идеологическим представлением. Та же история происходит сейчас. Просто язык сменился.

"Демократия" - это американский брэнд. Война - способ его продвижения на новом рынке. А СМИ - поле для мегарекламной кампании. Вот с каким идеологическим багажом новая администрация вошла в новый век. Под руководством менеджеров, которые были убеждены в том, что реклама решит все (так, Шарлотта Бирс, в недавнем прошлом - заместитель госсекретаря по общественным связям и общественной дипломатии, была единственным человеком в истории рекламной индустрии, занимавшим посты президента в двух - последовательно - из топ-десятки мировых рекламных агентств). Победа в холодной войне убедила американцев, что продавать демократию можно так же, как "Анкл Бен'с". И эта стратегия была успешной. До большой крови.

"Военно-развлекательный комплекс". Так американский писатель-фантаст Брюс Стерлинг сформулировал ситуацию будущего в своем романе "Дух времени". И настоящее, казалось, идет к такому будущему семимильными шагами. Дипломатия стала маркетингом, а военная журналистика времен Первой войны в Заливе - мыльной оперой в жанре реалити-ТВ. Никогда еще писатель-фантаст не был так близок к реальности...

Но факты упрямы. И каждый новый американский труп приближает конец военно-развлекательного комплекса. Там, где льется настоящая кровь, развлечение постепенно уступает место страданию. А оно никак не заложено в парадигму рекламы. "Страдание" - это слово из другой политической лексики. И вместе с ним приходит конец эпохи неолиберализма.