Мария Белова
Фото Reuters
Депутат иранского парламента Джавад Карими Кодуси внес в конце минувшей недели на рассмотрение коллег законопроект о закрытии для судоходства Ормузского пролива, через который на рынки поступает примерно 20% добываемой в мире нефти. Иранские официальные лица пока никак не комментируют инициативу, заявляя, что окончательное решение по этому вопросу останется за верховным лидером страны – великим аятоллой Али Хаменеи. В МИД Исламской Республики дали понять, что сейчас аятолла относится к идее перекрытия скептически, но его мнение может измениться.
С начала июля из Ирана поступали сведения о намерениях страны в отношении Ормузского пролива. С одной стороны, это жесткие заявления иранских военных о готовности полностью перекрыть пролив, а также экстренная подготовка законопроекта, который позволяет Ирану закрыть пролив для прохода нефтяных танкеров, направляющихся в присоединившиеся к санкциям стран. С другой стороны, министр иностранных дел Ирана заявляет, что перекрытие Ормузского пролива властями является нереалистичным сценарием развития событий в регионе, а начальник Генштаба иранской армии разъясняет, что подобный шаг может быть предпринят только по распоряжению верховного лидера Исламской Республики Али Хаменеи и что «у военных нет никакого влияния на принятие данного решения».
Подобные громкие заявления о блокаде самого загруженного в мире пролива звучали и до и после принятия ЕС нефтяных санкций в отношении Ирана в январе этого года. Однако обещания до сегодняшнего дня сдержаны не были. Похоже, что сама эта страна, полностью зависящая от пролива в плане экспортно-импортных поставок нефти и товаров, не заинтересована в полной блокаде Ормуза. Поэтому даже во время войны с Ираком в 1980-х Иран не пошел на перекрытие пролива. При этом очевидно, что сейчас обстановка в регионе накалена до такой степени, что, например, пожар на танкере или его затопление в проливе (то есть инцидент, не обязательно инициированный иранской стороной) или начало военной операции против Ирана (например, Израилем или США) может привести к блокаде Ормузского пролива. Напомню, на долю этой водной артерии приходится транспортировка примерно 20% торгуемой нефти в мире, 35% ее международной морской транспортировки и 28% мировых поставок сжиженного природного газа (СПГ).
Помимо критической важности пролива для мирового энергетического рынка (его перекрытие может привести к прекращению поставок на международный рынок около 17 млн. баррелей нефти) существуют два ключевых момента, непосредственно относящихся к данному проливу и касающихся его взаимосвязи с Ираном. Первый – это его географическое положение. Второй – роль Ирана в совместном управлении этой стратегической водной артерией в соответствии с нормами международного права и своими суверенными национальными правами.
Дело в следующем. Чтобы пройти через Ормузский пролив, все морские суда, включая военно-морской флот США, должны пересечь воды, объявленные Ираном своими территориальными. Многие государства, пользующиеся проливом для прохождения судов, так не считают. Пока Иран позволяет иностранным судам пользоваться ими на добровольной основе, а также на основании части III Конвенции ООН по морскому праву о транзитном прохождении судов. В ней говорится, что суда могут свободно проходить через Ормузский пролив и другие водные пространства с целью непрерывного, быстрого и беспрепятственного транзита из открытого порта в открытое море и обратно. Хотя Тегеран обычно следует принятой в морском праве практике мореходства, по закону он не обязан этого делать, поскольку подписал конвенцию, но не ратифицировал ее.
Согласно данным исследования, подготовленного энергетическим центром бизнес-школы «Сколково», в случае полного прекращения поставок нефти через Ормузский пролив существуют следующие взаимодополняющие варианты замещения этих объемов: выделение нефти государственных запасов стран Международного энергетического агентства (МЭА) и Китая, перенаправление потоков нефти стран Персидского залива, увеличение добычи.
По истечении квартала «простоя» Ормузского пролива мировой рынок (без учета региональной специфики расположения запасов МЭА) исчерпает указанные выше возможности, что приведет к возникновению дефицита, который, по нашим оценкам, к концу шестого месяца может достигнуть 5,7 млн. баррелей в сутки. Однако это без учета возможности по открытию промышленных запасов нефти стран МЭА, которые в 1,7 раза превышают объем государственных запасов. Кроме того, сложно ожидать, что страны-потребители не будут прилагать усилия по стабилизации ситуации и восстановлению судоходства в Ормузе.
Возможное прекращение судоходства в проливе более серьезным образом скажется на газовом рынке, который может лишиться четверти объемов торгуемого СПГ. Этот дефицит невозможно будет восполнить, так как в мире на сегодня не существует стратегических запасов газа и дополнительных мощностей по производству СПГ.
Что касается России, то, по нашему мнению, негативные долгосрочные последствия в виде усиления конкуренции на рынке углеводородов не компенсируют ей краткосрочных выгод в виде роста цен на нефть и газ в результате проведения военных действий в районе Персидского залива.
