ОБЩЕИЗВЕСТНО, сколь значительные жертвы понесли во время второй мировой войны поляки. Причем из шести миллионов погибших около половины составили здешние евреи. Многие крупнейшие нацистские концлагеря располагались именно на территории Польши. Обо всем этом знает каждый школьник. О трагических страницах в истории страны напоминают мемориальные комплексы, кинофильмы, книги.
В ряду последних только что появилась исследовательская работа историка Яна Томаша Гросса, ныне работающего в США, носящая ничем не примечательное название "Соседи". Но книга эта сразу взбудоражила все польское общество, расколов его на верящих ее содержанию и отрицающих правоту автора. Уж больно неприглядные для каждого поляка факты собрал в своей небольшой книжке историк Гросс.
Действие его исследования развивается в маленьком, бедном и абсолютно неинтересном городке Едвабне в северо-восточной части страны. Собрав документы начала 40-х годов и опросив десятки проживавших в то время в городке жителей, а также людей, занесенных сюда миграционными волнами, поднятыми немецкой и советской оккупацией Польши, Гросс сухо, скрупулезно и детально рассказывает о малюсеньком эпизоде колоссальной войны, охватившей ко времени излагаемых событий практически всю Европу.
10 июля 1941 года на окраину Едвабне, в район, где граничат католическое и еврейское кладбища, было согнано около 1600 местных евреев разного возраста и пола. Затем некоторые из них были расстреляны, но большинство сгорело заживо в забитом сваями и подпаленном с разных сторон сарае, после чего останки тел были сброшены в одну общую могилу. Надпись на стоявшем до недавнего времени на месте захоронения памятнике сообщала о зверском акте гестаповцев. Сейчас никакого памятника здесь нет. Пока. Предполагается, что он появится через три месяца, к 60-й годовщине массового убийства. И на памятнике будут указаны его истинные исполнители - соседи-поляки. Не поименно, хотя призывы об этом тоже сейчас можно услышать.
Президент Александр Квасьневский намерен лично участвовать в этой скорбной церемонии и попросить от имени нации прощения за все преступления, которые поляки совершили по отношению к евреям.
"В нашей истории тоже есть темные пятна, и мы не можем их далее замалчивать",- заявил на днях Квасьневский в интервью израильской газете "Йедиот Ахронот". - Как бы это ни было для нас больно, все тайны прошлого должны быть открыты. Подобные страшные события могут иметь разное происхождение, но не должно быть забыто главное: массовые убийства евреев поляками. Евреи должны услышать из наших уст, из уст поляков, просьбу о прощении".
Многие в Польше считают несправедливыми обвинения в антисемитизме, указывая на многочисленные примеры самопожертвования поляков, укрывавших в годы нацистской оккупации с риском для себя соотечественников-евреев. В частности, премьер Ежи Бузек, историк по профессии, в отличие от президента, не спешит с извинениями. По его мнению, "нельзя один случай подавать в качестве доказательства врожденного польского антисемитизма". Бузек ожидает серьезного расследования событий 1941 года в Едвабне. Сейчас этим занимаются, в частности, эксперты недавно созданного Института национальной памяти.
Убийство 1600 человек в Едвабне, судя по всему, является крупнейшим в истории Польши актом насилия над еврейскими согражданами, хотя существует еще огромное число случаев расправы партизан с евреями в годы второй мировой войны. И если староста Едвабне Кшиштоф Гродлевский считает, что документальное повествование Яна Томаша Гросса носит вполне правдоподобный характер и под влиянием таких фактов жизнь его земляков не может отныне не измениться, многие из них его мнение не разделяют. В частности, здешний ксендз Эдвард Орловский полагает, что история 60-летней давности является всего лишь еще одним свидетельством зверств нацистов, ну, а поляки, может быть, лишь вынуждены были в данном случае помогать им. "А возможно, это вообще совершили какие-то бандиты,- говорит Орловский. - Мы не можем просить прощения за то, что тогда здесь произошло, до тех пор, пока сами евреи не извинятся перед нами за свое поведение по отношению к полякам после оккупации Польши Советским Союзом. И вообще то, что случилось в Едвабне, можно скорее назвать борьбой с коммунистами, но никак не с евреями".
Этот аргумент - участие многих евреев в советском терроре против поляков - был весьма распространен в послевоенное время и ожил сейчас, когда потрясенная правдой о происшедшем в Едвабне общественность Польши как бы заново пересматривает некоторые события своей новейшей истории. С большими сомнениями факты об убийстве 1600 евреев восприняли политики правых партий. "Эта книга сейчас стала своего рода новой библией,- сетует депутат парламента Михал Каминский.- Кто-то ее написал, и теперь каждый ей верит. А того, кто верить не спешит, сразу записывают в антисемиты". Большинство его коллег предпочитает винить в происшедшем в Едвабне исключительно гитлеровцев, не поддерживая распространения информации об иных еврейских погромах военного и послевоенного периода, которую десятилетиями затаивал коммунистический режим. Многие в Польше считают, что новые разоблачения лишь повредят международному имиджу республики.
О том, что поляки должны повиниться за свои преступления против евреев, пришлось недавно услышать от одного из депутатов израильского кнессета министру иностранных дел Польши Владиславу Бартошевскому, кстати, имеющему награды за личное мужество при спасении евреев в годы войны. Ожидается, что широкая общественная дискуссия на эту тему скоро может начаться и в США, где тоже выходит книга Гросса. Не исключено ее обсуждение и на международных форумах.
Последние опросы общественного мнения в самой Польше продемонстрировали неохоту или, может быть, неготовность широких кругов населения страны пересмотреть свое отношение к сложившимся историческим стереотипам. В частности, на прямой вопрос агентства "Пентор": "Должны ли поляки попросить прощения у евреев за свои прошлые прегрешения перед ними?" - три четверти опрошенных ответили категорическим "Нет!" и только 13% согласились с этим. Другие исследования выявили к тому же, что почти половина поляков и ныне полагает, что евреи оказывают слишком большое влияние на события в стране.
Общественную ситуацию весьма четко охарактеризовал историк Ежи Едлицкий, заявивший, в частности, что как только общественность встречается с текстовым или художественным материалом, бросающим тень на поведение поляков по отношению к евреям во время нацистской оккупации, всегда возникают эмоции самого разного вида и формата. Кто-то переживает чувства стыда и неловкости, иной возмущен допущенными, на его взгляд, искажениями действительности или прямыми оскорблениями в адрес поляков. А где-то посередине находится, видимо, большинство, предпочитающее искать смягчающие вину обстоятельства.
О том, что процесс пересмотра собственной истории для поляков не будет простым и кратким, свидетельствует и еще один "скелет в шкафу", только что вытащенный здесь на свет божий.
Перед судом в Ополе предстал бывший начальник лагеря в южнопольском городке Ламбиновице Чеслав Геборский, обвиняемый в смерти не менее 48 человек. В конце 40-х годов по всей территории Польши существовало несколько десятков подобных лагерей, в которых содержались граждане немецкой национальности. Для многих из них лагеря были как бы перевалочными пунктами перед изгнанием из страны, где они родились и выросли и где главной и зачастую единственной их провинностью стало их непольское происхождение.
Жизнь в лагере Ламбиновице, судя по свидетельствам работавших здесь поляков и самих заключенных, носила чрезвычайно репрессивный характер. Охранники имели право убивать любого, кто осмеливался приблизиться к ограждениям с колючей проволокой. Сам Геборский обосновывал на суде крутость царивших здесь нравов тем, что первыми клиентами лагеря были исключительно военные преступники, лишь позднее к ним присоединились изгоняемые из страны немцы. Однако в ходе самого первого расследования, происходившего более полувека назад, он заявил нечто иное: "Вся деятельность в лагере была подчинена только одной цели - отомстить немцам".
Ныне экс-начальник обвиняется в том, что в октябре 1945 года приказал своим подчиненным поджечь один из бараков, чтобы позабавиться зрелищем, как заключенные будут тушить его. Во время этой акции сам Геборский и некоторые охранники стреляли в ошеломленно бегавших по территории лагеря немцев, били их прикладами и заталкивали в пылавший огромным костром барак. Естественно, что все эти обвинения подсудимый категорически отвергает.
Хотя Геборскому в период его руководства лагерем было немногим больше двадцати лет, жизнь уже успела насолить и ему. Геборский тоже побывал в нацистских концлагерях, в некоторых из которых впоследствии поляки и разместили немцев, в лагере был замучен его отец. Матери Геборского фашисты отказали в экстренной медицинской помощи, из-за чего ее здоровье резко ухудшилось, и она скончалась вскоре после войны, не дотянув до пятидесяти лет.
Чеслав Геборский в свои нынешние преклонные годы здоровье имеет тоже весьма слабое, однако на память не жалуется. Многие события конца 40-х описывает с удивительными подробностями, в материалах его допросов почти не встречается слов "не помню", "не знаю" или "забыл".
К истории с пожаром прокуратура Ополе обратилась ныне в сотрудничестве с немецкими коллегами. Этот случай оказался единственным, позволявшим возобновить следствие с Геборским. Судебный процесс, состоявшийся в середине 60-х, простил все его прежние прегрешения, но почему-то именно дело о пожаре оставил недорешенным до конца. За эту соломинку и уцепились ныне следователи двух стран.
Однако не только пожар остался в памяти узников лагеря. Около четырехсот фигурирующих в деле Геборского свидетелей практически единодушно подтвердили, что именно те десять недель, в течение которых он занимал должность начальника, были самыми страшными в 17-месячной истории лагеря. Ежедневные издевательства, пытки, изнасилования, убийства превратили жизнь заключенных в невыносимый кошмар. Сколько людей здесь погибло, известно лишь одному Богу. На суде же звучали цифры - от одной до шести тысяч человек.
Следствие по делу Геборского оказалось чрезвычайно суровым испытанием для его участников, но также и для всей польской общественности. Выяснилось, например, что помимо немцев в лагерь без суда и следствия были брошены сотни поляков, в том числе армейские офицеры и участники силезского восстания. Порой сюда доставлялись обитатели целых деревень.
В памяти же изгнанных из Польши немцев осталось немало других подобных лагерей в Бытоме, Хорцове, Катовицах, Крушнице. В течение первых пяти послевоенных лет родные края вынуждены были покинуть около трех с половиной миллионов немцев. Пребывание в лагерях, длительную транспортировку на территорию Западной Германии в условиях, порой схожих, а то и более худших по сравнению с тем, в каких перемещается скот, многочисленные нападения разъяренных толп или просто хулиганов по пути следования не смогли пережить около четырехсот тысяч человек.
Прага