Бахтияр Тузмухамедов
Фото сайта www.auswaertiges-amt.de
На прошедшей неделе МИД Германии под личным патронатом министра Хайко Мааса провел конференцию «2019 – Освоение технологий и переосмысление контроля над вооружениями», собравшую многочисленную группу высокопоставленных дипломатов и военных, известных ученых и журналистов. Возможно, это была прелюдия к предстоящему в апреле председательству ФРГ в Совете Безопасности ООН, в ходе которого в качестве одной из основных тем заявлено разоружение и укрепление режима нераспространения ядерного оружия. Возможно также, что нынешний министр пытался выйти из тени инициатив в области международной безопасности своего недавнего, несравнимо более опытного предшественника Франк-Вальтера Штайнмайера, ныне федерального президента.
Темами конференции были укрепление режима контроля над ракетными технологиями; системы вооружений с автономными функциями; киберизмерение международной безопасности; биотехнологии и международная безопасность. Понимая невозможность объять необъятное, я сосредоточился на первых двух темах, причем по второй я уже высказывался на страницах «НГ» (см. номера от 12.12.17 и 03.09.18), так что повторяться не буду.
Странно, что организованной германским внешнеполитическим ведомством на собственной площадке конференции накануне ее открытия предшествовала установочная презентация, проведенная американской RAND Corporation, которая даже не была заявлена среди партнеров МИДа. Если кто забыл, RAND – это мощный мозговой центр широкого профиля, ближе к концу Второй мировой войны образованный усилиями авиации Сухопутных войск США, стремившейся стать самостоятельным видом вооруженных сил, и одного из главных ее поставщиков, компании Douglas – промышленного гиганта того времени. RAND без преувеличения можно назвать аналитическим компонентом американского ВПК. С моей точки зрения, которую в беседах в кулуарах поддержали некоторые участники, это обстоятельство подрывало доверие как к самой конференции, так и к мотивам ее патрона-инициатора.
Другая странность – отсутствие, уж не знаю, по каким причинам, российских представителей среди основных выступавших. Притом что декларативная озабоченность поведением России, будь то в свете близящегося прекращения действия Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) или анонсированных работ над внедрением гиперзвукового блока «Авангард», звучала то и дело. Упорные попытки сотрудников российского МИДа с места заявить официальную позицию энергично пресекались ведущей двух пленарных заседаний – по ракетным технологиям и автономным системам, журналисткой Deutsche Welle Микаелой Кюфнер. Между тем среди главных участников дискуссии на этих пленарных заседаниях оказались высокопоставленные дипломаты трех из пяти постоянных членов СБ ООН – Китая, США, Франции, а также НАТО.
Наконец, уже по завершении конференции стало известно о принятии Маасом и его коллегами из Нидерландов и Швеции, участвовавшими в церемонии открытия, Политической декларации, для чего, как выяснилось, они специально собрались в Берлине. Некоторые формулировки декларации звучали так, как если бы не было горячих, порой непримиримых дискуссий военных и гражданских экспертов, дипломатов и журналистов, технарей и юристов, а прошла лишь конструктивная встреча министров-единомышленников.
Теперь о том, что касается озабоченности российскими действиями.
Рассуждая о дестабилизирующем эффекте гиперзвуковых технологий, никто почему-то не вспомнил, что к ним как возможному средству прорыва эшелонированной ПРО со стационарными и мобильными компонентами, вынесенными за пределы американской территории, пришлось вернуться после выхода США из Договора об ограничении систем противоракетной обороны. В свое время работы по гиперзвуку предпринимались в СССР в ответ на объявленную в 1983 году президентом Рональдом Рейганом программу Стратегической оборонной инициативы, но затем по финансовым (дороговизна) и политическим (разрядка) причинам были приостановлены.
Если я, дилетант в технике, правильно понял специалистов, боевой блок, летящий на гиперзвуковой скорости в облаке плазмы, может быть очевиден для средств обнаружения, но в силу скорости он труднодоступен для существующих кинетических, а возможно, и перспективных, основанных на иных принципах, средств ПРО. В то же время скорость и плазменное окружение изолируют блок от радиоволн, а потому связь с ним извне с целью изменения параметров полета или самоликвидации невозможна. Это в той же мере дестабилизирующее оружие, что и система ПРО, которую оно назначено прорвать. Так что, видя в чужом глазу соринку, не грех бы и в собственный заглянуть.
То же – с ДРСМД. Предпринимала ли американская сторона неустанные, пусть и безуспешные попытки урегулировать сложности с выполнением договора в рамках Специальной контрольной комиссии, созданной как раз для этих целей? Покуда действовал Договор по ПРО, многие проблемы удавалось решать в аналогичной Постоянной консультативной комиссии, так что опыт спокойного поиска и нахождения конструктивных решений без громогласных обвинений у сторон имеется. А когда желание сохранять Договор по ПРО сменилось иными устремлениями, комиссия утратила смысл своего существования. Что касается публичного показа вызвавшей озабоченность российской ракеты, один из участников отмахнулся от него как от «жеста доброй воли, но не меры транспарентности». Тут уж я теряюсь: на чем же еще, как не на доброй воле, основана транспарентность и прочие меры доверия?
И все же организаторам конференции следует отдать должное: на ней удалось создать условия для диалогов, в которых среди прочего заявлялись и выслушивались официальные позиции, а во время заседаний и в перерывах за чашкой кофе не раз звучало: «Надо продолжать разговор».
комментарии(0)