Паровоз борьбы с коррупцией в медицине не двигается

Фото pixabay.com

Лет 20 назад я восхитился качеством научных исследований в Институте ревматологии, на что директор института академик Валентина Александровна Насонова скромно заметила, что пришли западные фармацевтические компании и в совместной работе ревматологи освоили современные технологии.

Освоение современных технологий на Руси не всегда протекает гладко. В известном литературном примере аглицкая блоха, подкованная Левшой, более не могла танцевать. В более близком реальном примере российский Минздрав годами пытался написать собственное руководство по проведению исследований с участием человека, прежде чем одобрил международно признанный документ. Аналогична печальная история освоения концепции дженериков, орфанных лекарств, смерти мозга... Скопировать компьютерный чип проще, чем способ решения проблем человеческих отношений.

Одна из таких важных проблем, в том числе в медицине, – это проблема конфликта интересов. Если главный специалист Минздрава по какому-то заболеванию владеет заводом по производству лекарств для лечения этого заболевания, то его рекомендации по закупкам лекарств вряд ли будут в пользу больных. Они, вероятнее всего, будут в пользу прибылей его завода.

Основной способ борьбы с потенциальным конфликтом интересов – накладывание ограничений, прежде всего на особенно влиятельных лиц. Например, в западных странах последние 50–100 лет высшим чиновникам запрещается на период работы на этом посту владеть и/или управлять предприятиями. Однако конфликт интересов может возникать везде, например у учителей и врачей. Людям хочется, чтобы врач действовал в их интересах, а он находится под влиянием страховой компании.

Один из универсальных, хотя несовершенных инструментов противодействия злокачественному влиянию конфликта интересов – делать его явным. Например, если слушатели семинара знают, что лектор читает лекцию, оплаченную определенной компанией, то у них есть возможность сделать поправку, выслушивая сообщения о достоинствах логистических решений компании по поставкам лекарств для лечения какого-то заболевания.

Чтобы реализовать возможности информирования для борьбы с влиянием потенциального конфликта интересов в медицине, в 2010 году американские законодатели приняли «Солнечный акт» – закон, предписывающий раскрывать для всеобщего сведения выплаты производителей лекарств врачам. Вскоре закон стали исполнять не только американские фармкомпании, но и иностранные, работающие в США, а затем американские компании стали исполнять требования этого закона и в работе на зарубежных рынках.

В России инициатором раскрытия информации стала Ассоциация международных фармпроизводителей. По предложенным ею формам многие фармкомпании стали размещать ежегодно информацию о выплатах. Сделали они так и в этом году.

Информация не осталась без внимания. Прежде всего комментаторы обратили внимание на то, какая компания заплатила больше и кто больше получил. Не обратили внимания они только на то, что смотрят в кривое зеркало – в неуклюжей попытке урегулировать проблему или на худой конец ее скрыть либо имитировать решение российским законом запретили врачам общаться с представителями фармкомпаний. Почти одновременно был принят закон о защите персональных данных, который позволяет гражданину запретить передавать сведения о себе третьим лицам. В результате вы не найдете в списках выплат, кажется, ни одного медицинского академика. Однако, по косвенным данным, многие из них получают десятки миллионов рублей в год от производителей лекарств и медицинских изделий. Но эта информация не разглашается. Кроме того, поскольку разглашение информации о выплатах добровольное, некоторые компании сведения не публикуют или не торопятся это делать.

Итог разглядывания таблиц со сведениями о выплатах соответственно покажет, что московский кардиолог Сидоров или Национальный центр по оценке технологий в здравоохранении, упомянутые там, это просто люди и организации, которые не таятся и получают выплаты от открытой компании за работу, которую нет нужды скрывать. Тайна выплат за продвижение какого-нибудь лекарственного препарата по-прежнему скрыта.

Означает ли это, что наш паровоз борьбы с коррупцией так и не поедет? Поедет, но не сам по себе. Нужны еще независимый суд, свободные выборы… Ну и так далее.