Вера Цветкова
Игорь Прокопенко любит «медленное кино» и прозу Набокова.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
– Игорь, на РЕН ТВ каждый день показывают документальную «историю» – «чрезвычайную», «секретную», «фантастическую» и т.д. Руководитель всех этих проектов – один человек, вы. Но вы еще и руководитель, автор и ведущий передачи «Военная тайна». Когда все успеваете?
– Не побоюсь сослаться на президента: он тоже один, у него большая страна, но он успевает приглядывать за всем. Это вопрос жизнеспособности структуры. Команды. Документальные фильмы на РЕН ТВ – поток только на первый взгляд, все они жестко разделены по жанрам и не повторяются. К примеру, фильмы Оксаны Барковской «Последний звонок Беслана», «Норд-Ост. Дневник с того света», «Люба-Любочка-Любаша» – это абсолютно авторские работы. А «Военной тайной» я занимаюсь уже 10 лет, это по сю пору живой организм, который менялся и взрослел вместе со мной. Собираюсь запустить еще одну документальную линейку ( рабочее название – «Кино не для всех») – фильмы классиков жанра: Мирошниченко, Манского, Расторгуева, Погребного, Шахвердиева┘ Хочу показать кино, которое бы принесло зрителю духовное и душевное удовольствие, – не все на ТВ измеряется рейтингами. Кстати, когда занялся отбором – выяснилось, что подходящих работ не так и много. Я не готов ставить в линейку арт-хаусное кино, в котором наличествуют депрессивность и мат (пример – «Трансформатор», где несколько пьяных электриков за бутылкой рассуждают про жизнь).
– Насчет рейтинга вы не лукавите?
– Скажу иначе: противоречие между рейтингом и порядочностью на ТВ не носит антагонистического характера. В тех фильмах, которые не являются носителями новомодного жанра «документалки-аморалки», взаимозависимость рейтинга и желтизны не обязательна. Что дает нам возможность работать, не входя в противоречие с собственной совестью, и при этом иметь неплохой рейтинг. Всю жизнь старался делать зрительское кино (кстати, оно приносило и рейтинги, и награды) – я не умею делать кино, которое неинтересно многим. А насчет потока┘ Некоторые работы делаются и два, и три года. И четыре – как «НЛО. Жизнь за колючей проволокой». Мы первые провели серьезное журналистское расследование этой, казалось бы, вполне «желтой» темы. Впрочем, нет «желтых» тем, есть «желтое» исполнение. Работа оказалась настолько неожиданной и резонансной, что по ее материалам заседали комитет по обороне Госдумы, Совет безопасности, было написано открытое письмо в Конгресс США.
– Так понятие нравственного закона внутри тебя у телевизионщиков существует?
– Я не знаю, чем руководствуются те коллеги, которые каждый день показывают маньяков и прочие прелести. Один из наших каналов напоминает мне курицу с отрубленной головой – она бежит, мышцы работают, перо блестит, а головы нет. Потому что при наличии головы такие вещи, как делаются там, делать нельзя. Сумасшедшие рейтинги собирают: насилие, криминал, постельные истории знаменитостей, война и сексуальные патологии, показ которых я лично считаю порнографией. Когда в криминальном репортаже человек с хрипотцой в голосе борется за нравственность – показывая проституток у дороги и как их загоняют в «обезьянник», – это и есть самое настоящее порно. Или – когда врываются с обыском в притон и зрителю кажут полураздетых девиц. Ты попробуй, не демонстрируя «жриц», разобраться с сутенерами и ментами! В семь, в восемь вечера показывают эту порнографию, что, я считаю, необходимо запретить. Если бы я захотел пойти подобным путем – смог бы за полгода взвинтить рейтинг до невероятных высот. Но через какое-то время это перестанет работать – и что тогда?.. Расстрел в прямом эфире? Нельзя зрителя кормить только горьким или только пряным – организм может нормально существовать, лишь когда присутствует весь спектр вкусов.
– Ваша документалистика – всегда на острие событий. В понедельник будет фильм-расследование грузинского журналиста Вахтанга Комахидзе, который был в Тбилиси на митинге оппозиции...
– Да, фильм называется «Грузинский преферанс» и будет показан в цикле «Громкое дело», это наше с Комахидзе совместное расследование загадочной смерти Жвании... Запредельный триллер! Грузия – очень интересная страна для журналистских расследований. Там масса событий происходит по-восточному ярко и с большим количеством безумия на квадратный сантиметр этой замечательной земли. Хочу быть понятым правильно: у меня нет задачи кого-то поддержать или наоборот – я занимаюсь журналистикой и, смею надеяться, делаю это непредвзято. В последнем выпуске «Военной тайны» я рассказал, как грузинский спецназ перешел абхазскую границу, напал на учебный лагерь – убили двух инструкторов, семерых увели с собой. Саакашвили сказал: «Они обезвредили диверсантов, которые хотели сорвать строительство нашей дороги». Нет там никакой дороги! Там только подыматься в горы надо шесть часов┘
– Чем отличается журналистское расследование от обычного?
– Задача следствия – найти убийцу. Задача журналиста – показать явления, нестыковки, тайники души┘ Как только журналист начинает подменять правоохранительные органы и искать убийцу – начинается дилетантизм, с которым много можно дров наломать. Можно оказаться сливным бачком для ложной информации. Можно стать объектом манипуляций. Я в своем фильме о Политковской «Анна. Убить журналиста» не разыскивал заказчиков и исполнителей, а попытался раскрыть внутренние причины, которые ее привели к тому, чем она занималась. Многие считали, что она только борется с властью, – на самом деле она помогала людям. Если бы она боролась, не осталось бы столько людей, воспринявших ее смерть как личную трагедию. Мне кажется, я рассказал о настоящей Политковской.
– Как вы относитесь к модным нынче реконструкциям?
– Неважно. Документальное кино сильно своей достоверностью. То есть реконструкция как прием – ладно бы, но когда она повод для целого фильма – это нонсенс. Реконструкции пришли к нам с Би-би-си, изначально это хорошая идея: скажем, если нужно снять что-то о Куликовской битве. Подчиняясь требованию времени, мы тоже используем реконструкцию, но в кадре обязательно присутствует участник или очевидец события. Плюс документ, плюс хроника.
– Что сейчас в работе?
– «Тайный роман Брежнева» – неизвестная в силу своей секретности история трепетной дружбы Леонида Брежнева и Вилли Брандта. Когда в 71-м году Брандту грозил импичмент, Брежнев отправил миллион марок для подкупа Бундестага. Я нашел человека, который этот миллион возил (западногерманские депутаты, к их чести, его не взяли). А когда у Брандта были нелады с оппозицией, он попросил передать другу Лене, чтобы тот громогласно обозвал его реваншистом и неофашистом. Настоящий политический блокбастер, и ничего не нужно придумывать! Еще я работаю над фильмом под названием «Владимир Набоков. Подлинная жизнь» -мои личные интересы лежат несколько в иной сфере, чем профессиональные... Я и в кино не люблю боевиков и вестернов, а люблю Феллини, Висконти, Бертолуччи, Тарковского – «медленное кино». В литературе люблю – и хорошо знаю – Набокова. Я хочу воспроизвести телевизионными средствами те литературные образы, которые создал Набоков, и посредством их рассказать его биографию. Интегральное извлечение из образов писателя его подлинной биографии – задача сложная, требующая в том числе кропотливой кабинетной работы. Съемки будут проходить в Кембридже (самая пронзительная книга – «Подлинная жизнь – Себастьяна Найта»), в Берлине, в Америке, под Санкт-Петербургом – и еще на какой-то другой планете. На какой – я еще не придумал, потому что самый значительный роман Набокова – это «Ада, или Радости страсти», который он писал не для читателя – для себя и после которого любая проза кажется мне пресной.
