Михаил Дегтярь никогда не стремился стать «паркетным» журналистом.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
Одним из основных телевизионных жанров является репортаж, который, по мнению одного из наиболее известных телерепортеров России Михаила Дегтяря, на государственных каналах переживает сейчас глубокий кризис
– Как я понимаю, для вас, Михаил, новый телесезон начался с увольнения с канала ТВ Центр? В чем причины?
– Меня никто не увольнял – просто закончился срок контракта, и со мной его не продлили. Мотивировали тем, что подобные программы должны делаться на стороне. Якобы сейчас есть такая тенденция, что все телевидение будет заказным и потому нет смысла держать на канале производящие структуры – можно просто покупать программы на стороне. Мне предложили стать таким производителем. Другое дело, что я мог быть полезным каналу с точки зрения и документального кино, и специальных репортажей, и многого другого... Но решили сделать так, как сделали. У меня был часовой разговор с генеральным директором ТВ Центра Александром Пономаревым, в ходе которого мы многое обсудили, в частности было решено, что вернемся к разговору о сотрудничестве в ближайшем будущем.
– То есть редакция спецрепортажей, которую вы возглавляли, больше не нужна?
– Редакция расформирована.
– Ваша программа «Репортер с Михаилом Дегтярем» имела низкие рейтинги?
– Нет, она имела и имеет высокие рейтинги и долю, которая доходила до 30% этим летом. Да и в сентябре уже за 20 переваливала... Это высочайшая доля для ТВ Центра (средняя доля у канала – 7%). Пономарев неоднократно отмечал, что цифрами моими очень довольны. Поэтому, собственно, программа и продолжает выходить – зачем резать курицу, несущую золотые яйца?
– Любопытно, что в сентябре вашей программе исполняется аж 15 лет...
– Да. Причем с самой первой программой была смешная история. Никто на РТР не хотел не только брать у меня смонтированную программу, но даже разговаривать со мною. А председателем ВГТРК был тогда Олег Попцов, который сидел на четвертом этаже здания на 5-й улице Ямского Поля. И я засел около его кабинета в засаду и четырежды, когда он выходил, пытался вручить ему кассету. Олег Максимович – мудрый человек и потому он ее не брал и даже кричал, чтобы меня убрали от него. На пятый раз взял, видимо, спутав с другой программой. Кассету он, по моей информации, так и не посмотрел, но это дало мне наглости заявить, что Попцов программу смотрел и одобрил. После этого она пошла в эфир. Было это в далеком 1991 году.
– Если говорить о жанре репортажа, как вы оцениваете прошедший сезон? Есть ли какие-то тенденции?
– В этом году, как и всегда, я член секции информационного вещания ТЭФИ, куда входит, конечно, и репортаж. Эту номинацию я всегда отсматриваю с особым вниманием, поскольку мне интересно, какие репортажи люди выдвигают на ТЭФИ. В прошлом году был такой низкий уровень, что я с трудом смог выбрать тройку лучших. В этом году почти то же самое. Как обычно, самые лучшие – это работы так называемых провинциальных каналов. Там по крайней мере есть какая-то свежесть и желание отойти с проторенных дорожек. Что же касается центральных каналов – то тут царят или чернуха, или гламур. Люди четко поняли, что только на чернухе можно сделать себе имя. Дети-дауны в интернатах, какие-то колдуны┘ Нет ни одного светлого репортажа, после которого хотелось бы жить в этой стране.
– А кто особенно «отличился» из представителей федеральных телеканалов?
– Думаю, что будет некорректно мне, как члену жюри, оглашать персоналии, но полагаю, что нельзя разрешать людям с ненормальной психикой снимать репортажи о детских домах и инвалидах. Такие темы, если браться за них, нужно делать очень тонко и очень чутко... Потому что очень просто показать лежащего, забрызганного слюной, трясущегося ребенка и сказать за кадром, что он не ел уже 10 дней. Естественно, у зрителей слезы на глазах, истерика, спазмы. Это не журналистика.
– Ну, это специфика программы «Максимум», которая собирает тем не менее очень высокие рейтинги. Угадал?
– Не скажу. Отмечу лишь, что награждать ТЭФИ такие репортажи означает дать сигнал тележурналистам всей России: делайте чернуху, ребята! Не дай Бог это произойдет...
– А известный репортаж второго канала о камне, начиненном электроникой, и ловле шпионов вы считаете профессиональной репортерской работой?
– Я не видел эту работу, но знаю, что сегодня многие репортеры стали использовать спецслужбистские и милицейские «сливы», и такое ощущение, что это уже не репортаж, а оперативная съемка. В итоге большие каналы становятся экранами пресс-служб силовых ведомств. Это абсурдно и странно. Последние годы отчетливо наблюдается кризис жанра, который, к сожалению, прогрессирует. Тенденция – уход от элементарной мысли. Мне-то кажется, что задача репортера – показывать зрителям то, что они без нас никогда не увидят.
– Не кажется ли вам, что кризис репортерский есть следствие общего кризиса в общественно-политических и новостных программах – когда нет разносторонней информации, то силы репортеров уходят на поиск «желтых» тем?
– Согласен с вами. Но темы-то есть. Мы живем в стране, которая занимает одну шестую часть Земли, ее населяет 140 миллионов жителей. Ведь люди продолжают жить, создают какие-то невероятные вещи, компании, что-то придумывают. Происходит масса всего.
– А что, большой отрыв федеральных каналов от реальной жизни?
– Колоссальный. Реальная жизнь пропала с экрана. На экране криминал или персонажи гламурных тусовок и, конечно, паркетные политические репортажи. Последний жанр всегда существовал, и многие журналисты стремятся быть «паркетчиками», считая это верхом своей карьеры – быть приближенным к власти. Они наивно думают, что это им даст какие-то очки. Меня всегда это смешило. Я сам был несколько лет политическим обозревателем ВГТРК, но никогда не стремился на съемки ни в Кремль, ни в Белый дом. Мне казалось это скучным и неинтересным. Кто сказал, что жизнь Белого дома интересней, чем жизнь в какой-нибудь деревне? Я бы начинал выпуски новостей с жизни в деревне, а заседания правительства оставлял бы на середину или конец... А у нас, к сожалению, телевидению верят больше, чем в какой-либо стране. Как в свое время слепо верили тому, что писала газета «Правда». Это у нас генетически.