0
1857
Газета Телевидение Интернет-версия

25.06.2004 00:00:00

То, что не попало в новости, – не существует

Тэги: клейменов, телевидение


клейменов, телевидение Кирилл Клейменов: 'Я ощущал себя просто ведущим программы 'Время'.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)

– Почему ты ушел с телевидения? Ведь про Первый канал среди телевизионщиков ходит шутка, что с него «уходят только ногами вперед»?

– Дело в том, что мне не хотелось вперед ногами уходить с канала, я ушел сам. Не «ушли», а ушел. Для меня это момент принципиально важный.

– Обычно уходят или по причине профнепригодности, или из-за интриг коллег.

– Надеюсь, что насчет профнепригодности – это не ко мне. Что же касается интриг, они, конечно, на телевидении есть всегда, и это меня в такой же мере коснулось, как и всех остальных. Но этот момент я пережил, и поэтому дело, конечно, не в интригах. Это мое решение. Взвешенное, очень непростое, которое вызревало месяцами. Это действительно очень большой риск. Здесь – в общем-то устоявшаяся, довольно успешная карьера. Впереди – новое, неизведанное поле.

– Тебе стало скучно работать на телевидении?

– Мне не стало скучно. Я люблю эту работу и очень хорошо отношусь к людям, с которыми проработал столько времени. Но мне показалось, что предложение, которое я получил, это некий шанс, который еще каким-то образом совместился с мужским понятием «челендж», когда ты принимаешь какой-то вызов для себя. Я понимал, что с годами принимать такие вызовы будет все сложнее. А между тем в жизни должен быть хотя бы один такой вызов.

– Я знаю, ты с большим уважением относишься к Владимиру Познеру, но он, например, не уходил в нефтяные компании, а совершенствовался в профессии.

– Да. Но, видишь ли, у Владимира Владимировича Познера своя судьба, изобилующая разными сложными поворотами. Если помнишь, он уезжал из страны, возвращался в страну. Я ни в коей мере себя с ним не сравниваю, не равняюсь, просто потому, что я не хочу быть Познером, я хочу быть Кириллом Клейменовым. И надо сказать, если попытаться заглянуть в будущее (что, в общем, достаточно бесполезное дело): я не хочу, когда мне будет столько лет, сколько ему, вести программу «Времена». У всех свой путь. Как профессионала я его очень ценю и считаю, что действительно на сегодняшний день равных ему нет на отечественном телевидении. Но он не уходил с телевидения, а я вот уйду и, может быть, не вернусь обратно вообще. А может быть, вернусь, но уже не в качестве ведущего, а в качестве продюсера серьезного информационного проекта. Почему нет? Я сейчас получаю серьезный опыт, в том числе и менеджерский. К тому же мне всегда было интересно работать с новостями. Но желания работать только в кадре у меня абсолютно нет.

– Тебя не удивило предложение поработать заместителем начальника департамента общественных связей «Лукойла»?

– Меня это не удивило. Потому что до этого некоторое время назад у меня было предложение от другой, не менее серьезной нефтяной компании. Причем они на меня выходили дважды. Тогда это меня могло удивить, сейчас – нет.

– А зачем вообще крупным нефтяным компаниям известный телеведущий? Ты имеешь большой пиаровский опыт работы?

– Этот вопрос в любом случае нужно адресовать им. Но думаю, что в какой-то момент компания осознала, что им необходим более динамичный пиар, и они стали активно искать людей, которые могли бы это осуществить. Пиаровский опыт у меня, конечно, есть, поскольку телевидение, по крайней мере новости, очень близко с пиаром лежат. В итоге мы повстречались, переговорили и заинтересовали друг друга. Поэтому все дальше получилось, пошло. Понимаешь, им нужен был человек, который бы представлял компанию в каких-то ситуациях, мог нормально говорить и при этом хорошо знал журналистский и телевизионный мир, обладал какими-то связями, контактами.

– Помимо прочих обязанностей ты еще и пресс-секретарь руководителя «Лукойла» Вагита Алекперова. Будешь формировать его имидж?

– Да, я пресс-секретарь Вагита Алекперова. В какой-то степени – да, отвечаю за формирование его имиджа. Хотя, собственно говоря, у него имидж уже сформирован – серьезного влиятельного бизнесмена. Поэтому моя роль в том, чтобы помогать ему осуществлять контакты с прессой. Это будет точнее, наверное.

– Говорят, что фильм о Кеннеди, который прошел на Первом канале в ноябре прошлого года, ты снял на деньги «Лукойла».

– Могу совершенно ответственно заявить, что это абсолютная фантазия. Никакого отношения к «Лукойлу» этот фильм не имел, и тут даже обсуждать нечего.

– Что тебе сказал генеральный директор Первого канала Константин Эрнст, когда ты заявил, что собираешься уходить?

– Эрнст мне много чего говорил. Мы с ним встречались неоднократно в последнее время. Поначалу очень активно отговаривал от этого шага. Просил не торопиться. Мы договорились, что я дотяну выборы, потому что это самое сложное время в жизни любой телекомпании. В такой ситуации менять ведущего топовой информационной программы чревато многими неприятностями в эфире. В принципе мы расстались, как я полагаю, очень по-хорошему. Мне в этой ситуации себя упрекнуть вообще не в чем. Я взял на себя очень многие непростые обязательства и все их до единого выполнил. Поэтому мы расстались, пожав друг другу руки, как я надеюсь, без всяких каких-то нехороших задних мыслей. Мне сказали, что я могу возвращаться, если надумаю.

– Помимо тебя Первый канал покинул другой ведущий программы «Время», Игорь Гмыза. А с ним что случилось?

– Лучше всего это спрашивать у самого Игоря. Мне кажется, что у него в последнее время не очень ладилась карьера на Первом канале. Но, если честно, я не следил за его судьбой. И мне кажется, что наши с ним уходы – это не звенья одной цепи. Одно с другим совершенно не связано.

– Ходят слухи, что и Екатерина Андреева собирается уходить...

– Опять таки – вопрос к Кате. Она лицо канала, занимающая абсолютно свое место. Если честно, мне очень сложно представить кого-либо другого на ее месте. Если она кому-то сказала об уходе, то, наверное, просто в запальчивости. Я бы хотел ее по-прежнему видеть в 9 вечера на Первом канале.

– Может быть, это происходит потому, что телевидение сейчас все больше становится развлекательным, а новости становятся все менее востребованными?

– Да нет. Новости востребованы всегда. Другое дело, что действительно акцент смещается в сторону интертеймента, как сейчас принято говорить, и эти программы набирают высокий рейтинг. Думаю, что и воскресная аналитика сейчас уже не столь интересна, как десять, восемь лет назад. Жизнь поменяла ритм – все происходит не так бурно, гораздо меньше слухов, сплетен, которые питают такие программы. Я имею в виду то, что происходит на самом-самом верху. Это не значит, что там вообще ничего не происходит. Но просто сейчас достаточно стабильная спокойная жизнь. Мне предлагали вести на канале итоговую программу. Но я совершенно искренне считаю, что ежедневные новости и интереснее, и весомее, и, в общем, для меня они почетнее даже.

– Иными словами, информационное безвременье, когда и анализировать нечего, остается только фиксировать?

– Я бы не сказал, что сейчас информационное безвременье. Я вообще не понимаю этого термина. Я, когда отдыхаю за границей, первым делом всегда смотрю новости, потому что картинка и форма подачи обычно очень красноречивы. Так вот, я совершенно искренне убежден, что смотреть можно только американские новости, ну и, наверное, британские Скай-ньюс и Би-би-си. Все остальное – тоска страшная. И если уж ты наши новости называешь «безвременьем», то для них вообще слова не подобрать. Я понимаю, что причины для этого разные. В какой-нибудь Новой Зеландии жизнь настолько хороша, сыта и спокойна, что машина, сбившая овцу, становится на полном серьезе темой дня в новостях. Но нам, конечно, еще далеко до такого спокойствия.

– Как известно, то, что не показало телевидение, как бы не существует в действительности. И наоборот. Помню, будучи в Германии, смотрел сюжет из России о пьяных... коровах, коих такие же нетрезвые доярки угощали тем, что у них было. Сразу нарисовался соответствующий образ страны.

– Да, то, что не попало в новости, – не существует. Но это закон, придуманный не нами. Правда, зачастую так делаются не столько новости, сколько пропаганда. Вспомни, как мы показывали в советские годы заграничную жизнь? Одни бездомные да безработные. Или когда французский корреспондент уже в Москве выходит делать стенд-ап о преступности в России на Красную площадь в бронежилете, то он тем самым формирует у своего зрителя совершенно однозначное представление о том, что наша столица – это место, где невозможно появиться на улице без таких экстремальных средств защиты. И это не просто перекос, а совершенно чудовищная идеология чернушности.

– Что же, не надо показывать голодовку шахтеров где-нибудь в Кузбассе?

– Думаю, что голодовку шахтеров надо показывать, потому что это люди, положение которых катастрофично. Они живут рядом с нами, в одной стране, и на самом деле это трагедия, когда люди годами не получают свои заработанные деньги. Но при этом надо разбираться, почему это все происходит. И это было и на государственных каналах, и на частных.

– Знаешь, за последние годы в журналистской среде родился такой термин, как «государственный журналист». Ощущал ли ты себя таковым?

– Поскольку я отношусь к самому себе без пафоса, такими терминами, как «государственный» или «оппозиционный журналист», я не оперировал. Я ощущал себя просто ведущим программы «Время».

– Не давило ли на тебя то обстоятельство, что многие годы «Время» ассоциировалось у советских людей с очередной диктором, со скорбным лицом зачитывающего: «Вчера, на 85-м году жизни...»?

– На меня это никоим образом не давило. Потому что там произошла смена поколений, пришли люди, которые не являлись дикторами, которым никто не ставил голос. Катя прошла через дикторскую службу, я – нет. Меня, например, задевало, когда меня называли диктором, потому что диктор – это другая профессия. Я понимал, что у нас масса каких-то недостатков и недочетов, связанных, конечно, с речью и, может быть, с постановкой голоса, но зато новости мы делали сами. И это было очень-очень здорово.

– А сейчас смотришь программу «Время»?

– Я смотрю сейчас телевизор чуть меньше, потому что некогда. Но смотрю. Хотя я неправильный зритель. Я смотрю не столько содержание программы, сколько то, как этот сюжет снят тем или иным коллегой. Хотя мы не часто с ребятами созваниваемся, но какая-то внутренняя связь существует. Потому, что телевидение – это командная игра, несмотря на то что от ведущего очень многое зависит.

– Как тебе на новом месте работается? Интересно?

– Интересно. Новые люди, довольно масштабные задачи, руководство доверяет. Мы предложили уже кое-какие интересные проекты, и некоторые из них уже в стадии реализации. Мне интересно общаться с топ-менеджерами «Лукойла», это довольно быстро думающие люди, у которых можно многому научиться. Разумеется, есть сложности, поскольку новый коллектив.

– А если снова пригласят на телевидение, пойдешь?

– Почему нет? Но для этого надо сначала решить задачи «Лукойла». А там видно будет.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Карнавальный переворот народного тела

Карнавальный переворот народного тела

Юрий Юдин

100 лет тому назад была написана сказка Юрия Олеши «Три толстяка»

0
1226
Тулбурел

Тулбурел

Илья Журбинский

Последствия глобального потепления в отдельно взятом дворе

0
966
Необходим синтез профессионализма и лояльности

Необходим синтез профессионализма и лояльности

Сергей Расторгуев

России нужна патриотическая, демократически отобранная элита, готовая к принятию и реализации ответственных решений

0
876
Вожаки и вожди

Вожаки и вожди

Иван Задорожнюк

Пушкин и Лесков, Кропоткин и Дарвин, борьба за выживание или альтруизм и другие мостики между биологией и социологией

0
627

Другие новости