А есть ли змерь?

В спектакле группа молодых актеров с большим энтузиазмом играет в путешествие.
Фото Анны Шмитько

На «Платформе» в Цехе белого, что на Винзаводе, где разворачивает свою стратегию Кирилл Серебренников, на этот раз спели поэму Льюиса Кэрролла «Охота на Снарка». Свою идею сделать «Платформу» местом встреч пограничных искусств Серебренников настойчиво проводит в жизнь и как арт-директор, а на этот раз и как режиссер. Для собственной постановки он выбрал экзотический материал. Небольшая по объему, несколько страниц текста, эта поэма, сколь эксцентричная, столь и абсурдистская, сбила с толку не одно поколение ученых. Трактовки уже давно «перевесили» в своих объемах скромные листки рукописи.

Кто же этот Снарк? Договорились в поисках ответов до того, что Снарк – НЛО, предполагалось также, что Снарк – символ атома. Нашли русский аналог неологизма Кэрролла Snark. Слову, образованному от сочетания snake (змея) и shark (акула), дали отечественный эквивалент: змей плюс зверь дает в результате змерь (В.Орел). Сам Кэрролл объяснял в письме к своей приятельнице так: «Под Снарком я имел в виду только то, что Снарк – это и есть Буджум… Я хорошо помню, когда писал поэму, никакого другого значения у меня и в мыслях не было, но с тех пор люди все время пытаются найти в Снарке значение. Мне лично больше всего нравится, когда Снарка считают аллегорией Погони за Счастьем».

В спектакле Серебренникова точно не охотятся на Змеря, да и на Снарка тоже. Скорее группа молодых актеров с большим энтузиазмом играет в путешествие, в котором нет опасности и тревоги, а есть пространство для фантазии. Кэрролл любил называть «моими девочками» и тех, кому 13, и тех, кому за 30. Так вот, возможно, поэтому Серебренников в этой поэме, написанной в манере развернутого лимерика, нонсенса, исключительно британской традиции, вероятно, увидел свой повод для театра: приключение для игры, обращения в детство. Последнее позволяет органично и естественно, вдохновляясь поэзией Кэрролла, попробовать себя в стиле элегантной эксцентрики.

Тревожных смыслов, которыми также наделяют толкователи эту поэму, как страх пустоты, смерти, несуществования, экзистенциальной агонии, в спектакле Серебренникова нет. Есть белый кабинет, из дверей которого появляются актеры, почти все одетые в черные костюмы, но у каждого в одежде ли, во внешнем ли виде есть какая-то особая характерная деталь, ломающая заявленный режиссером же выход леди и джентльменов. У кого-то яркой красной птичкой словно присела бабочка на белой рубашке, кто-то из путешественниц надел огромный кудрявый парик, бесполезно спрятанный под легким шелковым платком, кого-то одели в шотландский килт, Банкира Серебренников сделает похожим на Энди Уорхола, превратив в типаж моды 60-х. Выбивается из общего ряда Бобер, на которого наденут мохнатый костюм, который любят на детских елках, и заставят весь спектакль упражняться с лентой, как на тренировках по художественной гимнастике. Билетеру вставят в голову прозрачное перо, что придаст облику актрисы эксцентричный вид. То и дело будут по сцене цокать высокие женские каблуки, которые режиссер впишет в звуковую партитуру, как, впрочем, бить степ актеры будут в особо драматичных местах поэмы, когда, дискуссия охотников о Снарке достигнет своего апогея. В общий хор голосов Кирилл Серебренников с композитором Юрием Любимовым вставят метроном с жесткими ударами.

«Погонии или агонии в восьми приступах или воплях» в зависимости от перевода – таков подзаголовок и обозначение структуры поэмы, сделанные самим автором, – режиссер рифмует с тем же количеством эпизодов, объявляемых титрами на экране. Белый кабинет позволяет с помощью световой партитуры менять характер пространства – от ядовито-зеленого до тревожно-красного. Когда путешественники выглядят растерянными в незнакомом пространстве или когда им угрожает буря (художник по свету Александр Сиваев).

Новое качество синтеза заявленной идеологии «Платформы» в данном случае заключается в том, что ставится маленькая опера а капелла. Слова пропеваются, как, собственно, и полагается поэзии. Диалоги, монологи – все превращено в вокальную условность. Музыкальная ирония слышится в том, как композитор играет с устойчивыми формами, используя то мелодии шлягеров, то церковных песнопений.

Все персонажи одеты в черное, но у каждого есть своя характерная деталь. Фото Анны Шмитько

Кирилл Серебренников, вероятно, неслучайно на той же «Платформе» осуществил в этом же сезоне одноразовый проект Arias, когда самые разные команды, приглашенные к участию, давали свои варианты нового синтеза. Сама идея такого поиска безусловно необходима. В наш драматический театр вторгся наконец-то такой художник, как Дмитрий Крымов. С Владимиром Панковым – звук.

Однако как ни важны эстетические жесты, инновационные устремления, история театра доказывает одно: события случаются, когда авангардный посыл укореняется в смысле. Сейчас мы видим в «Охоте на Снарка» культурное зрелище. Но так можно было бы поставить и «Чукоккалу», и поэзию Хармса, и Маршака. Еще предстоит немало трудов, чтобы встреча стиля и смысла состоялась, но «Платформа» на верном пути, в том числе и в своем путешествии к Кэрроллу.