Двоеборец

- На что вы собираетесь влиять? На распределения, на репертуар?

- Пока еще, если честно, я имею к этому очень маленькое отношение. Ведь процесс вхождения в театр не происходит за один день. Я думаю, со временем это как-то решится. Если честно, я пока еще театр не чувствую. Даже вот ищу пьесу, потому что хотел поставить "Живой труп", но набрать на спектакль артистов не могу. А приглашать со стороны мне как-то не хочется. Вот и ищу сейчас другую пьесу какую-то. Думаю, найду.

- Вы же уже поставили тут спектакль про живой труп - зачем вам еще один? К тому же тот, кажется, был не самым успешным вашим проектом.

- Этот спектакль - "Завещание по-итальянски" - достался мне по наследству.

- От кого?

- Не имеет смысла об этом говорить. Это не важно сейчас, это мой спектакль, я считаю, что режиссер, подписавший постановку, полностью за нее отвечает. Я хотел попробовать, это был эксперимент, и ничуть не жалею. И хотя распределение и идея были не мои, по тенденции артисты в этом спектакле театра сделали какой-то шаг.

- Когда вас назначали главным режиссером, вы ведь должны были учитывать, что в Театре Станиславского много ставил Мирзоев. Стало быть, он тоже, наверное, на что-то претендовал.

- На этот вопрос я не отвечаю. Я с Мирзоевым в нормальных отношениях. И он будет ставить - я знаю.

- Так что все-таки вы собираетесь делать в должности главного режиссера Театра имени Станиславского?

- У меня есть программа, и, мне кажется, неплохая. Я хочу сделать из театра площадку не только для себя, но и для питерских режиссеров. Молодых режиссеров. Я хочу, чтобы они приезжали сюда и ставили тут. Мне кажется, это могло бы быть очень интересно. К сожалению, все это осуществляется очень медленно.

- Когда вы говорите о молодых режиссерах, кого конкретно вы имеете в виду?

- Козлова, Туманова, Праудина, Могучего например.

- К слову, о Могучем. Его несколько дней назад выгнали из Балтдома. Декорации теперь разложены по квартирам.

- Я не знал.

- Ну не важно - в Театре на Фонтанке есть деревянный театр. Бесхозный, заброшенный огромный дом, в котором могла бы разместиться творческая лаборатория.

- Дело в том, что я пытался уже сделать что-то подобное. Но когда начали просчитывать, выяснилось, что на это требуются десятки миллионов долларов. Ведь надо реставрировать старинное здание.

- Ну хорошо, вот придет к вам Могучий с деньгами, допустим. И скажет: "Семен Яковлевич, отдайте дом".

- Если он найдет инвесторов, во всяком случае, будет что обсудить. Я думаю, в любом случае с деньгами здание найдется. У меня была такая же история, когда меня уволили из Театра Ленсовета, так что я его очень хорошо понимаю.

- А почему, привозя в Москву спектакли "Молодежного театра", вы показываете их у Калягина в "Et Cetera", а не у себя на Тверской? Что, финансирование идет через СТД?

- Мы приезжаем на деньги, которые нам выделил ленинградский депутат из Фонда культурных программ. А сцена "Et Cetera" просто нам больше подходит. Она очень похожа на нашу - и зал не очень большой, такой, как нам нужен.

- А почему 9 февраля приедут только два спектакля?

- Денег не хватило (смеется). Может так получиться, что мы начнем зарабатывать и привезем "Дни Турбиных" и "Трехгрошевую оперу". А кроме того, эти спектакли отражают суть нашего театра.

- Интересно, а что тогда представляет сегодня "Молодежный театр"? Идеологически, конечно.

- Я думаю, что мы строим светлый театр. Театр, не разрушающий человека. Я думаю, что мы строим театр, в котором оставляем надежду на хорошее. Ведь в наше время - время очень тяжелое - мы обязательно должны ставить спектакли, освещенные солнцем.

- Это идеология "Кубанских казаков"?

- Это не идеология "Кубанских казаков". Это библейская идеология. Впрочем, если "Кубанские казаки" с ней совпадают, это делает им честь. Ведь Библию писали люди, которые выше нас с вами на тысячу и тысячу голов.

- Театр на Фонтанке основан в 1980 году. Сколько лет вам было? Тридцать?

- Дело в том, что ведь не я его основывал. Я пришел туда в 1989-м году. Вместе со мной туда пришли люди, которые не смогли работать в Театре имени Ленсовета. Поначалу я пытался вести себя более или менее порядочно, хотел, чтобы не было своих и чужих. Но каждая из групп подумала, что я против них. Пришедшие со мной обиделись, подумав, что я их бросил. А старые решили, что я их обманываю. И я попал в мясорубку, которая страшно ударила по мне. У меня был сложный период в жизни, я вообще очень рад, что остался в живых.

- Жуткая депрессия?

- Не то слово. Театр весь по разным причинам ненавидел меня. Я начал ставить "Грозу" - как мне кажется, один из лучших моих спектаклей. И попал в тупик, потому что понял, что человек, писавший эту пьесу, верил в Бога, а я представления о нем не имел... Мы вообще откровенно говорим?

- Нет, конечно, что вы?

- (Смеется)... Мне являлся Христос. У меня был такой период напряжения┘ Я не христианин, но вдруг стал понимать какие-то вещи очень отчетливо.

- Он что-то вам сказал?

- Ну так - телепатически. Я пришел домой, сел есть, и вдруг внезапно мне захотелось спать. Вот в секунду, я еле-еле до дивана добежал и сразу уснул. В этот момент комната осветилась ярким светом, и я почувствовал какую-то непередаваемую любовь вокруг себя в себе. От занавески отделился силуэт, и я себе сказал - это он. Он подошел, и я спросил: "Ты за мной"? Он сказал: "Нет, я просто на тебя посмотреть". И все - я проснулся. Мне жена потом сказала, что я спал минуты три. И потом я освятил театр, это было в 1993-м. Священник не хотел, потому что я был не христианин, я и сейчас не христианин, а иудей. И буквально на следующий день "Гроза" начала получаться.

- То есть вера в широком смысле - важна для вашего театра?

- В широком смысле - да.

- Хм... Ну да я ведь к тому вас спрашивал про ваши тридцать лет, что тогда ваш театр и вправду был молодежным. Сейчас вам за пятьдесят, артисты тоже не юны.

- Первое, что я хочу вам сказать: по данным ЮНЕСКО, молодым считается человек до 44 лет. Второе - у нас в зале сидит молодежь. А возраст... Я понимаю, что это, конечно, проблема, но я думаю - не моя.

- То есть?

- Конечно, я, наверное, созрел.

- Для чего?

- Для ухода. Но уходить в никуда я не хочу.

- А как же Театр Станиславского?

- Ну я не могу оставить людей, которым я отдал большую часть своей жизни. Если бы возможно было взять с собой часть трупы┘ Я задавал такой вопрос, но вразумительного ответа пока не получил.

- Интересно, тогда кем вы себя считаете. Вы кто сейчас - режиссер, менеджер или что-то другое?

- Хм-м-м...

- Ну менеджер, это вряд ли.

- Ну вот я тоже как раз это хотел сказать. Если честно, я считаю себя режиссером и педагогом. Любой нормальный режиссер всегда должен быть педагогом, потому что это очень смежные профессии. Был даже курс в ЛГИТМИКе, но потом как-то перестал существовать.

- То есть как это? Просто тихо-незаметно?

- Да вот очень правильно - просто так.

- А вам не кажется, что, пока вы искусством занимаетесь, вас просто подсиживают? Вот и сейчас, вы в Москве, а там - в Петербурге - кто-то зарится на ваше место?

- Может, так и есть, но ощущения нет (задумывается). Знаете, мне даже в голову не приходила такая мысль. То есть, может, вы и правы, но я об этом никогда не думал. Да и зачем?