Андрей Ваганов
Виталий Фридлянд: 'Информационные технологии здесь имеют очень важную, но вспомогательную роль'.
Фото Фреда Гринберга (НГ-фото)
– Виталий, стало уже общим местом говорить об «особости» российских программистов и вообще специалистов в области высоких технологий. Между тем есть данные, что сегодня только 16% ПО, используемого в госструктурах, – отечественной разработки. То есть Россия остается нетто-импортером информационных технологий и услуг. Нет ли здесь противоречия?
– Я не взялся бы рассуждать об отечественной индустрии программного обеспечения просто потому, что не считаю себя в достаточной мере компетентным в этом вопросе. Но, во-первых, не бывает российских, китайских или индийских программистов – они все программисты. Как инопланетяне – это определенная каста людей, они все одинаковые независимо от национальности.
Во-вторых. Мнение об «особости» российских IT-специалистов, с моей точки зрения, – это полная иллюзия. Этот стереотип сложился еще в советские времена, когда у нас было замечательное высшее образование. В 60–70-х годах прошлого века наши системщики ничуть не уступали своим западным коллегам. Отсюда – стереотип, что благодаря такому высокому образовательному уровню все это сохранилось. Увы, не сохранилось, потому что база университетов, к большому сожалению, была разрушена в 90-е годы. Не секрет, что была огромная утечка мозгов, она только-только сейчас замедлилась – и то благодаря тому, что нефтяная «игла» позволила нам немножко приподняться и зарплаты стали соизмеримы с европейскими, американскими.
Что касается того, что госструктуры используют только 16% отечественных разработок... Я не знаю, кто и как эти проценты мерил. Все эти оценки дают абсолютно лукавые цифры. Я могу доказать, что в российских компаниях и организациях используется 90% отечественных разработок. Берем любой программный продукт – Oracle Applications или SAP-систему; без того, чтобы создать базу данных, загрузить ее, это приложение работать не будет. Это отечественная разработка или нет, если она делалась отечественным системным интегратором? Я считаю – отечественная.
Более того, я уверен, потому что часто с этим сталкиваюсь, очень много приложений написано для конкретного объекта. Очень много, не хочу сказать – доморощенных (они иногда отвечают очень серьезным задачам), но под конкретную задачу CRM и ERP-систем. То есть системный интегратор делает специальное приложение.
– Тем не менее не кажется ли вам, что сегодня промышленная и научно-технологическая политика формируется по большому счету, исходя не из интересов развития отечественного IT-сектора, а в интересах западных корпораций?
– Не надо ставить телегу впереди лошади. Отечественные, не отечественные... Любые IT-технологии – это обслуживающие технологии. Они очень редко могут выступать в роли локомотива развивающейся экономики, такой, как наша. Образно говоря, скорее потребность в паровозах определяет то, что их будут строить с использованием информационных технологий, а не наличие информационных технологий заставляет строить паровозы. Я в этом смысле абсолютный марксист: производительные силы определяют производственные отношения.
Информационные технологии не могут быть в интересах «отечественных» или «западных» корпораций. Если есть спрос, если экономика растет – как сегодня в России, – естественно, это отражается на формировании вторичных сегментов и точек роста. Эти точки роста – сейчас в России поднимается машиностроение и даже, есть надежда, автопром – не могут существовать в современном мире без использования IT. Понятно, что информационные технологии здесь имеют очень важную, но вспомогательную роль. И они, конечно, работают в интересах российской экономики. Причем это абсолютно верно с точки зрения экономики Египта, Таиланда, США, Германии или Франции... Если есть спрос на информационные услуги и продукты, то западные компании начинают работать на его удовлетворение.
Если этот спрос таков, что нужен определенный уровень технологий, который не может обеспечить российский IT-сектор, – значит, такова реальность. Например, системы хранения данных или технологии виртуализации и интеграции в серверном пространстве – ну, не производятся они в России! Естественно, эту нишу заполняет продукция западных компаний. И все это работает в интересах российской экономики.
– То есть мы превращаемся просто в сборочную линию для западных IT-продуктов...
– А что в этом плохого? Если мы не можем конкурировать в производстве таких серверных решений, как bladeframe, в силу того что их у нас просто нет, – что плохого, если мы используем наши рабочие руки, знания для того, чтобы присутствовать в этом технологическом секторе. Сегодня это – сборочное производство, завтра встанет вопрос, что мы сможем делать более серьезные вещи. Не надо строить иллюзий: страна с населением 140 миллионов человек не может быть впереди планеты всей. Ничего стыдного в том, что мы энергетический донор планеты, нет. Мы такие, какие есть, и мы никуда не денемся от глобализации.
– Собственно говоря, и интерес западных инвесторов к российским IT, как мне кажется, сильно преувеличен. Например, в конце 2005 года гигант ИТ-индустрии корпорация Intel объявила, что в ближайшие пять лет ее инвестиции в Индии превысят 1 миллиард долларов. (При этом за последние 10 лет Intel уже инвестировала в развитие бизнеса в Индии более 700 миллионов долларов.) В Китае Intel открыл завод стоимостью 200 миллионов долларов по сборке и тестированию своей продукции. Второй такой завод будет введен в строй в 2007 году. Совсем уж недавно Intel объявила о намерении инвестировать 300 миллионов долларов в строительство нового технологического комплекса во Вьетнаме. И это только – одна компания┘ Для сравнения: вся программа создания в РФ технопарков в сфере информационных технологий предусматривает внебюджетное финансирование в размере около 3 миллиардов. долларов до 2010 года. Причем сюда включены и инвестиции отечественных IT-компаний.
– Я, конечно, не комментирую политику других компаний... А если говорить в общем, то Запад действительно очень осторожно относится к инвестированию больших средств. Но не только в Россию. Это еще одна иллюзия, что западные фирмы готовы строить где угодно, кроме как в России. Ведь инвестор – это в хорошем смысле слова финансовый спекулянт: он вкладывает деньги и хочет получить за них большие деньги. Любая компания, если она инвестирует в новый рынок, оценивает риски. Если компания оценила, что риски в Китае, Индии или во Вьетнаме ниже, чем риски в России, то понятно, куда пойдут инвестиции. Кстати, у России сейчас очень хороший тренд, в смысле привлекательности для западных инвестиций.
Другой вопрос, что инвестиции в IT в России несоизмеримы с инвестициями, которые идут в нефтегазовый комплекс страны. И если встает вопрос у какого-нибудь инвестиционного фонда: что покупать в России? – ответ очевиден: телеком, потому что он никуда не денется; нефтянка, потому что здесь углеводороды пока брызжут из-под земли; и перерабатывающая промышленность. И тут инвестиции идут прекрасно в Россию.
– А сектор разработок, НИОКР?
– Это комплексная проблема. Например, не надо строить иллюзий, что у нас дешевая рабочая сила. В Китае и Индии она пока дешевле, во Вьетнаме тем более. Создавать исследовательское R&D подразделение в России, мы, например, сейчас не готовы. Ведь что это такое? Это абсолютное знание сотрудниками данного подразделения английского языка. К сожалению, далеко не очевидно, что в России сейчас можно найти достаточное количество высококвалифицированных программистов и инженеров с таким знанием английского. Кроме того, это должны быть люди, обладающие достаточно серьезной корпоративной культурой. Я знаю многих прекрасных программистов, которые просто не приучены работать на корпорацию. Он напишет прекрасную программу, а вот заставить его сделать согласно стандарту документацию к ней – это пусть индийцы делают. А индийцы и китайцы делают: только 20% времени тратится на собственно программирование, все остальное – работа на соответствие стандартам.
