О чем еще говорить ворону?

Мудрый и прозорливый Герберт Уэллс (1866-1946). Фото первой половины XX века

С чего начинается фантастика? Для каждого – с чего-то своего. Для кого-то с Гаррисона, Саймака, Шекли…Для кого-то с Ефремова, Стругацких, Булычева… Не хочется об этом думать, но ведь для кого-то и с компьютерных игр Doom и Warcraft…

Но, наверное, для большинства читателей фантастика все-таки начинается с двух имен. Жюль Верн и Герберт Уэллс. И дело не в том, что их больше всего переводили и издавали. Да, все эти «Библиотеки приключений и научной фантастики», в простонародье ласково называемые «Рамками», все эти «Миры приключений» и другие массовые и популярные книжные серии, да…

Но дело даже не в этом. Дело в том, что с творчества этих двух писателей – француза и британца – действительно началось то, что мы сейчас называем фантастикой. То есть современная фантастическая литература. Фантастика как прием была и раньше. А точнее, была всегда. Апулей, Франсуа Рабле, Джонатан Свифт… Но именно после Жюля Верна и Герберта Уэллса фантастика стала обособленным направлением мировой литературы, обладающим рядом неотъемлемых, специфических, общих черт, а по мнению некоторых специалистов, даже отдельным жанром – споры об этом идут.

Итак, отцы-основатели. Однако при сравнимом вкладе этих двух авторов в дело формирования фантастики они крайне не равны по части вклада в мировую литературу. Не равны в первую очередь литературно-художественные достоинства их произведений. Жюль Верн – писатель-фантаст, не меньше, но и не больше, автор книг для пытливых юношей. А Герберт Уэллс – большой писатель. Современный британский писатель Брайан Олдисс, который также известен как фантаст, но является автором произведений самой разной стилистики (вплоть до либретто комической оперы), назвал Уэллса Шекспиром научной фантастики. Да, научной фантастики, но – Шекспиром. Джон Бойнтон Пристли считал Уэллса «человеком, чье слово внесло свет во многие темные закоулки жизни». Кроме того, его в Британии – возможно, единственного из литераторов XX века – называли Великим Англичанином.

Взглянуть по-иному на Уэллса российскому читателю помогает глава о нем в книге ушедшего от нас в прошлом году литературоведа Владимира Гопмана «Золотая пыль. Фантастическое в английском романе: последняя треть XIX–XX вв.». Частый автор «НГ-EL», он был другом нашей редакции, преподавал в Российском гуманитарном университете, много написал о британской литературе, а за указанную выше книгу получил приз «Серебряный Роскон».

Так вот, Гопман приводит интереснейший материал из редкой, изданной в 1966 году в Баку работы писателя и исследователя фантастики и фантазии вообще Генриха Альтова, с которым был, по-видимому, знаком лично. «Альтов анализирует творчество Уэллса, выбирая три критерия: идея, выдвинутая писателем; отношение к ней его современников; возможность осуществления идеи с точки зрения современной науки». Оказывается, что из 86 научных предположений, выдвинутых Уэллсом в своих произведениях, уже 30 сбылись, 27 почти наверняка сбудутся и еще 20 «можно считать принципиально осуществимыми». Только 9 предвидений англичанина ошибочны. Уэллс предсказал: «атомную бомбу, способы использования атомной энергии (притом что сам Резерфорд назвал мысль об этом вздором), атомную электростанцию – интересно, что Уэллс в 1913 году писал, что она появится в 1953 году, и ошибся на год: первая советская АЭС начала работать в 1954 году; использование авиации в военных целях, танки – за 30 лет до их появления, оптические квантовые генераторы, искусственное получение алмазов, гипнопедия, применение гипноза для лечения психических заболеваний и многое другое». Даже принцип трехногих машин марсиан, высмеянных современниками писателя, сейчас используется в бионике.

Жюль Верн был популяризатором науки, читал научно-популярные журналы и облекал их содержание в беллетристическую оболочку, а Уэллс сам был ученым-мыслителем. И термин «научная романистика» (scientific romancts), который он применял к своему творчеству, гораздо точнее и глубже, чем привычный нам «научная фантастика» или «научная беллетристика» (science fiction).

Первой книгой Уэллса, учившегося у Томаса Хаксли (в более привычной транскрипции Гексли), ученика Чарлза Дарвина и деда Олдоса Хаксли, был учебник по биологии. И уже в нем выразилась особенность его творческого приема – подходить к литературе с позиций ученого, а к науке с образным мышлением художника. Он пишет: «В книге природы записаны, например, триумфы выживания, трагедия смерти и исчезновения, трагикомедия деградации». И дальше самое главное: «Зоология, в сущности, есть философия и литература для тех, кто может прочесть ее знаки».

Читая эти строки, я вспомнил, как на первом курсе готовился к сдаче экзаменов по ботанике низших и зоологии беспозвоночных – плотно и без остановки учил особенности одного отряда живых существ за другим, зарисовывал в альбоме. И у меня выстраивалась перед глазами диалектическая картина мира. Я понимал, как развивается жизнь, а затем, экстраполируя, – как развивается общество. Как из одного вырастает другое. Из более простой жизненной формы – более сложная. Из прошлого – настоящее, а затем и будущее. А кто-то хочет убрать из школьного курса биологию – мол, зачем она простым гражданам? А вот затем же. Чтобы знать, как движется мир, как меняется общество, как работают законы его развития. Потому что, как в том анекдоте про Вовочку, у растений все так же, как и у людей – пестики, тычинки…

Герберт Уэллс, может быть, как никто другой, точно выразил этот подход в своем творчестве. Вот так, из противоречий современного Уэллсу буржуазного общества вырос мир будущего, показанный в его первом художественном романе «Машина времени» (1895): человечество, «расслоившееся» на два биологических вида – элоев, потомков буржуа, и морлоков, потомков пролетариев. Тут уместно вспомнить, что писатель был социалистом, трижды приезжал в Россию, дважды уже в Советскую, встречался с Лениным и Сталиным. С 1906 года и до самой смерти поддерживал общения с Максимом Горьким, встречался с Алексеем Толстым. И с семьей Рузвельтов он, кстати, тоже был близок...

Однако Уэллс был в корне не согласен с марксизмом, он писал: «Маркс был за освобождение рабочего класса, я стою за его уничтожение».

Снова хочется вспомнить анекдот. 1917 год. На улице шум. Госпожа спрашивает горничную: «Чего хотят эти люди?» – «Они хотят, чтобы не было богатых!» – восклицает горничная. На что госпожа тихо произносит: «А мой дед-декабрист хотел, чтобы не было бедных…»

Марсианские машины-треножники  используют в современной бионике.     Фото Мартина Стичнера.  Скульптура Майкла Кондрона  в городе Уокинг, Суррей,  Великобритания

Хорошо, когда для читателя фантастика начинается с Герберта Уэллса. Обидно, что для большинства Уэллс кончается на фантастике. За понимание этого также спасибо Владимиру Гопману. На 19 научно-фантастических романов Уэллсом написано 30 книг, которые можно назвать реалистическими и даже бытовыми, а также 17 философских произведений. Это не считая книг для детей, научпопа, коротких повестей и автобиографий. В своей работе Гопман приводит краткий пересказ тех романов писателя, что не переводились на русский язык. Он выделяет в творчестве Уэллса целый пласт произведений, которые скорее носят теологический, богоискательский характер. Хотя кое-что и из этой категории произведений доступно русскому читателю. Скажем, роман «Негасимый огонь», который начинается с беседы Бога и Сатаны о человеке… Главная их тема: самое ценное, что дал Господь человеку, это свобода. «Он, Творец, сделал достаточно много для своих созданий, – пишет Гопман, – если же теперь их жизнь им не нравится, они наделены свободой воли, могут изменить ее». Литературовед так излагает идеи писателя: «Люди должны научиться всеобщему братству, а всемогущество Господа есть всем им не вера, не религия, не упование на высшую волю и силу, но на собственные силы, на интеллектуальный рост человека, что невозможно без образования».

Но самой интересной мне показалась в изложении Гопмана повесть, название которой он перевел как «С якоря снимаемся, курс – Арарат!» (All aboard for Ararat). В ней Герберт Уэллс предстает как самый настоящий постмодернист.

К мистеру Ною Леммоку приходит Господь Всемогущий и побуждает строить Ковчег и собрать на него «достижения всех современных наук и техники». Такой музей описан в книге «Машина времени», которую, по мнению Господа, написал Ной Леммок. Ему же Уэллс приписывает еще два произведения, написанные им самим. Но это только начало. Ковчег построен, и начинается плавание, но в его чреве вдруг находят некоего Иону. Его выбрасывают за борт, но он возвращается и начинает жаловаться на скудность и пытается подстрелить альбатроса. Прямо как в «Поэме о старом моряке» Кольриджа. Потом появляется ворон… «Что он сказал?» – спрашивает Господь. «Nevermore, – отвечает Ной, – о чем еще ворону говорить?» Эта аллюзия понятна без расшифровки…

Повесть написана в 1940 году. Выходит, Уэллс и литературный постмодернизм тоже предвидел.