Мария Давыдова  |
| Фокстерьер насупился и опустил бородатую голову. Фото Pixabay |
До чего же странный и дурацкий выдался сегодня день!
Если в обратном порядке – а почему бы для разнообразия не рассказать в обратном порядке? – в конце пути, уже около дома, я встретила древнего, согбенного деда с фокстерьером. Фокстерьер был тихий и покорный судьбе, пославшей ему в хозяева говорливого, но малоподвижного старца. А вот дед при ближайшем рассмотрении оказался действительно древним: седовласый, с поводком в одной руке и палочкой в другой. При этом сразу объявил себя автомобилистом, правда «летним»: зимой машина в гараже, а гараж за тридевять земель – не доедешь. Я вздохнула с облегчением – не доедет. На этом облегченная часть закончилась: к несчастью, я припарковалась около заснеженного «жучка-фольксвагена», принадлежащего соседке напротив. Дед почему-то упорно не верил в то, что «жук» соседский, и кричал, что некие темные граждане специально ставят чужие машины в наш прекрасный двор, чтобы у них прибавилось места для парковки, а у нас убавилось.
Фокстерьер внимательно слушал всю эту чушь, от холода слабо перебирая лапами. Наверное, он тоже был уже старый. Из объятий деда я вырвалась изрядно ощипанная и даже слегка побежденная.
– Все потому, что никому дела нет, – грустно молвил старец на прощание, укоризненно глядя мне прямо в глаза. – Приезжай кто хочешь, ставь что хочешь – никому нет дела!
Старческая слеза либо покатилась, либо померещилась.
Фокстерьер насупился и опустил бородатую голову.
Мне стало стыдно.
Удивительно, что этого самого дедушку с фоксом мы регулярно встречали в нашем дворе, и никогда доселе он не проявлял признаков безумия или желания вступить со мной в беседу. Почему именно сегодня?
Теперь к середине рассказа: в этой самой середине я пыталась исполнить на машине какой-то хитрый разворот в виде петли. Петля была чужая, незнакомая, потому и ехала я небыстро. Но и не очень уж медленно – на третьей скорости. Все это время за мной, уткнувшись фарами в бампер, пилил смуглолицый брат наш таксист и истошно гудел, не отнимая руки от клаксона. О том, что он смуглолицый, я, конечно, узнала чуть позже, когда одна полоса превратилась в две и гудящий дядя смог поравняться со мной и с помощью международного языка жестов, наконец, рассказать, что он обо мне думает.
Облегчившись, таксист втопил газ и унесся вдаль, по дороге подрезав пару-тройку автолюбителей.
То была еще середина, а вот теперь, наконец, самое начало. Итак, приезжаю я на работу. А там большая такая стоянка, огромное офисное здание и шлагбаум. Езжу я редко, пропуск на машину просрочен, нужно менять.
– Вот, – говорю охраннику, – старый пропуск. Пустите, дяденька, я быстренько поменяю и обратно поеду через полчаса уже с новым.
Охранник мне:
– Пущу, но только на первый этаж.
И отворяет шлагбаум.
Я заезжаю, а сама:
– Помилуйте, зачем же мне на первый этаж, когда мне нужно на одиннадцатый, к секретарю.
– На первый, я вам сказал! И не вздумайте уйти!
Куда же я уйду? Как любимую машину оставлю в таких черствых руках?!
Иду покорно на первый этаж. Там дама в роговых очках подтверждает:
– На одиннадцатый.
Тут бы мне и рвануть на одиннадцатый, но нет: обещала так обещала.
Иду обратно, объясняю про одиннадцатый:
– Всего десять минут.
– Никуда вы не поедете!
Ловким движением выхватывает у меня пропуск и прячет в карман:
– Вы вообще здесь по какому праву? Ни по какому! Пропуска-то у вас нет! А карта на проход через турникет есть?
(Достаю карту. Охранник отворачивается: какая досада, карта есть.)
– Вообще покиньте территорию! Выезжайте! И оттуда уже идите за пропуском на одиннадцатый этаж.
 |
| Эй, охранник! Последнее слово за мной! Илья Репин. Железнодорожный сторож. Хотьково. 1882. ГТГ |
Сажусь в машину, чтобы выезжать. Тут брелок, некоторое время назад переставший реагировать на сигнализацию, вдруг на нее реагирует – видимо, я как-то особенно нервно на него нажала впопыхах.
Машина перестает заводиться: включилась сигнализация. Включиться включилась, а отключаться не желает: брелок ее снова не видит.
Уговариваю и так, и эдак – не видит. После каждой очередной попытки завестись из будки выбегают охранники – теперь их двое, второй не выдержал и тоже примкнул к нашему бурному веселью – и кричат поочередно:
– Покиньте территорию!
– Тррррр, ттттт...
– Покиньте территорию!
– Тррррр, ттттт....
– Покиньте территорию!
Каким образом можно покинуть что-либо на недвижимой машине, не уточняют – покиньте и все тут.
Брелок на мгновение пробуждается, снимает машину с сигнализации и снова засыпает. Завожусь, выезжаю: передо мной гостевая стоянка, абсолютно пустая, и немудрено – вся она перехвачена крест-накрест полосатой ленточкой. Становлюсь у ограды, метрах в ста от проходной. Глушу мотор, звоню хорошему человеку:
– Хороший человек, а хороший человек, сходи вместо меня на одиннадцатый этаж, принеси пропуск!
Хороший человек бросает работать и идет на одиннадцатый этаж выписывать мне пропуск. Что он при этом думает, остается за кадром.
А между тем ко мне бежит первую стометровку первый охранник:
– Здесь нельзя стоять!
– А где можно? Снимите ленточку, я туда встану.
– Там тоже нельзя стоять!
– А где можно?
– Вон там, напротив, можно.
– Я точно знаю, что оттуда машины таскают эвакуатором.
– С чего вы взяли?! (По глазам вижу, что и он это знает.)
– А мы последим за вашей машиной. (Ага, так я и поверила!)
– Я никуда не поеду, здесь буду ждать, пока мне не принесут пропуск.
– Вам?! Принесут?!
– Да, мне принесут.
Охватывает тусклым взором мою пожилую машину, меня в окошке. В глазах все презрение мира.
Убегает.
Теперь второй охранник бежит свою первую стометровку:
– Здесь нельзя стоять!
– Буду стоять здесь, пока мне не принесут пропуск.
– Вам?! Принесут?!
Монументально удаляется. На горизонте показывается хороший человек с моим пропуском в руках. Машет мне рукой, тычет в охранников пропуском.
В боковое зеркало видно, как свою вторую стометровку преодолевает первый охранник. Он страшно, страшно огорчен таким исходом дела – это видно по лицу. Подумать только, принесли-таки пропуск. Стучит в окошко:
– Вы! Вы!
Некоторое время не знает, что сказать. Я его понимаю: вот-вот мировое зло в виде какой-то тетки на сомнительной машине со шрамом на бампере проникнет на территорию вверенного ему объекта. Разражается, наконец:
– Вы все как дети малые с этими пропусками! Как дети! А сколько вам лет-то, а?! Сколько лет?!
Выпалив последнюю фразу, доблестный защитник территории круто разворачивается и убегает – скрывается, взбрыкнув на прощание ногой, в своей охранной будке. Брыкающаяся нога символизирует победу, ведь последнее слово осталось за ним.
Я остаюсь с открытым ртом: зато теперь он никогда не узнает, сколько мне лет. И все же последнее слово осталось за ним. Это крайне обидно!
Всю дорогу домой я думаю, что же такое мне нужно было ответить, чтобы с честью выйти из этого гендерного поединка и смыть столь тяжкое оскорбление.
Подумать только, последнее слово осталось за ним!
Так нет же, не бывать такому: вот возьму и напишу про него.
Эй, охранник, стой! Я про тебя напишу. И последнее слово будет за мной.
Ага!
комментарии(0)