Андалусские красавицы... Фото Александра Беляева
Мы идем по набережной мимо Золотой башни и переходим Гвадалквивир по мосту Изабеллы Второй в район Триуна. Это квартал гончаров, моряков, цыган и танцоров фламенко – по крайней мере таким он был ранее. Гончары, изготавливающие керамику, схожую с португальской азулежуш, в наличии и поныне. Я вижу шпиль церкви, торчащий поверх домов, предлагаю пройтись в ту сторону по тенистым переулкам. В памяти всплывают севильские улочки из бунюэлевского фильма «Этот смутный объект желания». Однако наши желания далеки от смутности – они весьма конкретны, тем более, наша юная попутчица Даша застряла в Петербурге. Мы бредем по Триуне, словно два андалусийских пса в собачий полдень, и нам не до кинематографических аллюзий. Солнце шпарит вовсю, пора освежиться и перекусить. На улице Pelay Correa, 32, близ церкви Святой Анны замечаем безлюдное заведение под названием Bodega siglo XVIII. Что-то типа «Рюмочная XVIII века». Прохлада старинного помещения, гитарная музыка, холодная сангрия в кувшинах, тарелки с хамоном и козьим сыром – полный набор для хорошей прелюдии к постижению подлинной андалусийской культуры, ибо вечером нас пригласили на настоящее фламенко.
– Сегодня случится твой самый запоминающийся день рождения, амиго, – предсказал я. – Уж точно не хуже шашлыков у тебя на даче.
Когда мы вернулись к бодеге, туристы со всего мира уже подпирали ее двери. Мы без лишних раздумий миновали почтенную публику и проследовали внутрь, увидев знакомого официанта. Он предложил немного выпить, пока музыканты готовились к выходу, и первыми проводил в зал. Конечно, я могу всплакнуть от хорошего советского фильма или во время финальных титров мультиков Миядзаки, но ничего такого от фламенко не ожидал. Меланхоличное начало и не располагало к экспрессивному выражению эмоций. Если послушать моего друга, то увертюра выглядела примерно так: «Вышли какие-то старые бабы в цветастых платьях и стали хлопать в ладоши под бренчание мужика с гитарой. В чем прикол? Долго он еще будет бренчать? Вот наконец-то баба сипло запела. Что у нее с голосом? Она будто курит с 10 лет. Теперь появилась какая-то длинноносая в зеленой юбке. Эта хоть помоложе».
И тут началось волшебство. Вроде бы ничего особенного: из выразительных средств – только стучащие каблуки, переборы струн, хлопки в ладоши, надрывное пение зрелой сеньоры и отточенные движения молодой танцовщицы. Однако все это вместе создает в мозгу такую комбинацию, что вы обязательно пустите слезу восхищения. Когда я был маленьким в Большом театре, то не понимал, почему все орут «браво» на балете. А тут я кричал это сам. Я стал фанатом фламенко, овечьего сыра и всей Андалусии. В тот момент хотелось пересмотреть фильмы Карлоса Сауры, прочитать стихи Лорки и выпить еще две бутылки божественной «Риохи» 2006 года, чтоб еще глубже вжиться в трагический катарсис.
После спектакля я долго не мог прийти в себя. Казалось, будто даже строительство осуществлялось здесь в ритме фламенко. На следующее утро я шел по Севилье, а шумы улицы, соударения рабочих механизмов со стенами реставрируемого здания и мои собственные шаги отбивали в голове ритмы, услышанные в старинной бодеге накануне. Если бы в Гранаду мы поехали на поезде, то и стук колес наверняка напоминал бы о каблуках танцовщиц. Но туда ходили автобусы. В Гранаде, как и повсюду в Андалусии, пиво пьют ведрами. Прямо как у нас водку. Имели удовольствие убедиться в кафешке около арены для корриды. В одном ведерке со льдом 5 маленьких бутылочек по 200 миллилитров. Выпиваете несколько ведер и уходите трезвыми.
Поскитавшись по городу, мы углубились в лабиринт извилистых улочек старинного квартала Альбасин, которые сами вывели нас на смотровую площадку, где на закате уже собралась толпа с фотокамерами, чтобы запечатлеть Альгамбру и Сьерру-Неваду в самой правильной подсветке, розовеющих в закатных лучах.
– Надо бы сходить туда утром, – предложил мой друг, – не зря же это самый посещаемый объект в Испании.
Позавтракав, полчаса взбираемся на холм, минут 40 стоим в очереди и покупаем билет за 14 евро, который дает право посетить Альгамбру и сады Хенералифе. Только после обеда. Поэтому опять спускаемся вниз.
У кафедрального собора звучали отнюдь не христианские проповеди. Священники больше не собирают столько зрителей и слушателей, как танцовщицы фламенко. На площади перед храмом отстукивала каблуками изящная и стройная девушка в зеленом платье. Самое удивительное – она была восточноазиатской наружности. Думаю, во времена инквизиции ей бы не поздоровилось. Поэтому в наш просвещенный век пришли не религиозные фанатики из святого ордена, а всего лишь полицейские и зачем-то прогнали азиатскую девушку с гитаристом. Видимо, у них тоже не случилось трагического катарсиса, как и у меня, на сей раз, – акустика на площади похуже, чем в бодегах.
Зато против митинга представители закона совершенно не возражали. Леворадикально настроенные граждане настойчиво требовали выпустить на свободу каких-то Карлоса и Кармен, кричали лозунги, речевки, а в конце спели бодрую песню против капиталистов с общим посылом «чтоб они все сдохли». Под припев «Оле, оле, оле, ола!» они свернули транспаранты и зашагали прочь. Тут же невозмутимо стояла Смерть: как и положено – вся в черном и с гигантской косой. Мимо прошла женщина в традиционном ярком платье. Смерть и на нее не обратила никакого внимания.
На другой площади играет духовой оркестр и танцуют девчонки в красивых нарядах. Располагаемся пообедать в кафе неподалеку. За соседним столиком сидят четыре девушки: две белые итальянки, негритянка и индуска. Юные, улыбающиеся – на такой мультикультурализм и смотреть приятно. А музыканты ходят по площади и с небольшими перерывами исполняют зажигательные испанские мелодии. Парни в строгих черных одеяниях дудят в трубы и тромбоны, а девочки – пестрые и разноцветные – танцуют друг с другом, а иногда и с прохожими. Возможно, они просто весело проводят так каждое воскресенье. Или же муниципалитет платит им зарплату за создание праздничной обстановки – я не заметил, чтобы они собирали деньги. И тут вся эта музыкальная феерия обрушивается прямо на нас – ребята с инструментами усаживаются на стулья по соседству, им приносят пиво, а юным танцовщицам – вино. Немного промочив горло, они вновь принимаются за свои трубы и барабаны, а девчонки идут в пляс. Две из них забираются на скамейку, чтоб их лучше видели.
По пути к Альгамбре все чаще стали попадаться барышни в прелестных длинных платьях. Выйдя на широкую улицу, мы столкнулись с целым шествием этих чудесных женщин и девочек, сопровождаемых толпой туристов с камерами. Я не очень люблю массовые скопления, но у нас ведь не так часто встретишь чернооких андалусиек с цветами в локонах. Смотрим им вслед и идем покорять крепость по купленному билету.
Эмирам, нежившимся в прохладе садов у фонтанов, наверняка было очень обидно покидать свою роскошную цитадель с цветущими садами и оставлять ее не столь утонченным на тот момент апологетам реконкисты. Жаль, что, подобно правителям Гранады XIII века, теперь уже не насладишься этим шедевром ландшафтного дизайна в уединении: вы будете ходить в толпе китайцев, низкорослых малайзиек в чадрах и негритянских подростков. Про последних мы долго не могли понять, кто они и откуда. До нас не сразу дошло, что это группа французских школьников: 4 белых, 12 негров и 3 арабские девушки в очках – весьма миленькие и читающие надписи на стенах дворцов на родном языке, хоть они ходили без паранджи и хиджабов. Свобода, равенство и братство в действии! Правда, первоначальные носители этой идеи потихоньку вымирают, но если французы согласны немного потемнеть – это их дело.
– Но вот что произойдет с культурными кодами, а не только с генетическими?! – вопрошал я своего товарища после всех наших прогулок.
Где-то в лабиринтах Альбасина нашелся отличный закуток, где туристов не было вовсе: местные жители там выгуливали собак, собирались молодежные компании, любители поиграть на гитаре и канатоходцы – в Испании это увлечение я наблюдал не один раз. Мой компадре говорит, что если тут рядом тусят негры, от которых исходит запах травки, то вряд ли сюда суется полиция. Возвращаемся из магазина, садимся на лавку и смотрим на Альгамбру, попивая одноименный сорт из стеклянных литровых бутылок, как нормальные люди, а не из ведерок. Пришлось признаться, что до недавнего времени стихотворение со строчкой «Чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать» я считал написанным в СССР против интервенции США в 1983 году.
– Не понимаю, к чему было вносить эту путаницу, если Гранада – это город в Испании, а Гренада – остров в Карибском море! Да и где ты видел здесь крестьян – тут одни студенты, туристы и танцовщицы. Похоже, они и без нас неплохо со всем справились.