Еда – мой бог

Разве можно от этого отказаться не то что ради фигуры, но даже ради антисанкций? Иллюстрация из книги «О вкусной и здоровой пище». 1952

«Еда – это мой бог», – со стыдом призналась мне она. Это была не шутка и не фигура речи. Я понимала, как она страдает. Я знала: все ее мысли – только о еде. Что бы она ни делала, она думала, как бы могла сейчас вкусно поесть. И боролась с собой, чтобы перестать хотеть это. Она замечала все, что едят люди вокруг. Как кто-то пьет кефир, а кто-то уминает лапшу из коробки. Она им завидовала, ненавидела их и презирала.

Так проявляет себя анорексия. Началось все как-то незаметно, почти случайно. Просто однажды, еще в школе, эта девушка решила начать худеть. Разве могла она представить, что еда – столь коварный и всемогущий противник. Но она была сильной и решила бороться. Прошли семь лет, и она оказалась окончательно побеждена едой. У нее хватило пока мужества признаться в своей капитуляции – со всеми потрохами, буквально. Она ненавидела свое хрупкое, болезненное от недоедания, так и не повзрослевшее тело. В зеркале оно причудливо казалось ей уродливым и толстым. Она ненавидела всю себя за то, что грезит этой проклятой пищей. Она разучилась чувствовать радость. Она оказалась в плену у еды. И ей нужно было спасаться оттуда как можно быстрее. Потому что, как сказала однажды российский психотерапевт Анна Варга, «анорексия – это единственный невроз со смертельным исходом».

Еда действительно может стать богом. В ней и правда есть что-то сакральное. Поэтому шутки с ней плохи. Не зря «я есмь» и «я ем» так похожи. А «живот» – значит «жизнь». И еда может вдруг перестать быть просто хлебом насущным, а обернуться божеством – мстительным, хитрым, немилосердным и смертельно опасным. Такая трансформация происходит, когда еда перестает быть просто пищей. Стоит ее объявить чем-то большим, как она превращается в архетип, в сакральную силу. Причем становится одним из тех миров, которых чем решительнее стараешься низвергнуть, тем больше они утверждают над тобой свою несокрушимую власть.

Вот и в России сейчас идет война с едой. Страна тоже приняла на себя анорексию как аскезу. Прошлым летом мы себя добровольно ограничили. А в начале этого августа начали уничтожать санкционные продукты – массово, демонстративно, превратив этот процесс в настоящее ритуальное действо. И всего лишь за неполный месяц можно увидеть, как еда превращается в божество. В сверхидею. Вокруг нее ведутся политические споры. И политические спекуляции. Эта тема вызывает отчаяние и ненависть. Еду ниспровергают как нечто одушевленное и обладающее собственной волей. Ее алчут, по ней плачут, ее проклинают. Если враг не сдается, его уничтожают – и еду сваливают в ритуальные курганы. И жгут, словно приносят жертвы кумирам.

Вот на видео на землю бросают три тушки венгерских гусей. И бульдозер долго, тщательно и бессмысленно ездит по ним туда-сюда. Это происходит в одном из сельпо в Татарстане. Потом, говорят, исполнители получили за это действо выговор: гусей надо было сжечь.

А тем временем житель Владивостока, насмотревшись этого самого видео и покопавшись в мусорном контейнере у дома, начинает подозревать в непотребщине своих соседей. Мол, одни съели польского гуся, а другие курят голландский табак. В самокрутках. О чем и сообщил в полицию. (Говорит, сделал это по пьяни, трезвый бы – ни за что.)

И вот таможенники уже предлагают ввести уголовную ответственность вплоть до тюремных сроков за контрабанду санкционных продуктов. Мол, европейскую еду надо внести в категорию стратегически важных, чтобы ее ввоз на территорию страны подпал под статью 226 ч. 1 УК (контрабанда сильнодействующих, ядовитых, отравляющих, взрывчатых, радиоактивных и других веществ, а также оружия). А это до семи лет лишения свободы.

И по ТВ уже показали задержание преступной группы, которая занималась ввозом в страну запретного сычужного продукта, продаваемого под видом сыра. Судя по телесюжету, задерживали их как злостных бандитов – в темноте и заламывая руки.

Кампания по уничтожению еды сопровождается каким-то странным наваждением. Похожим на психическую эпидемию, захватывающую все большее количество людей. Приносящую сладостное чувство азарта. Странное щемящее нетерпение. Ты борешься с ней, не замечая, как она победила себя. Как она стала божеством, требующим все новых жертвоприношений, все новых костров. И вот уже казаки совершают рейд по питерскому супермаркету в поисках продуктового импорта. И вот… И вот…

В ситуации массовой пищевой аскезы еда и правда может превратиться в наркотик. Будоражить умы, подчинять волю людей, заколдовывать. У кого-то возникает стремление непременно поесть что-то вкусненькое, запретное. У кого-то – тяга это вкусненькое уничтожить. А кто-то не может оторваться от ленты новостей на насущную тему. Ну а преступления с едой, контрабанда сыров и иже с ними начинают казаться реально тяжкими и даже ритуальными. Вполне заслуживающими серьезного наказания. И, кажется, уже никто в этой ситуации не свободен, все оказываются жертвами бога еды. Ведь даже Адама с Евой изгнали из рая за поедание санкционного яблока.

Человек вовлекается в анорексию обычно незаметно для себя. Поначалу этот процесс даже приносит сладкое ощущение. Ты чувствуешь себя сильным, победителем над собственной плотью. Ты можешь себя контролировать. Подавлять свои чувства. Они и правда притупляются в такой аскезе. И ты не замечаешь, как жизни в тебе становится все меньше. И тебя в жизни – меньше тоже. Происходит медленная заморозка чего-то важного внутри. Но ты, не подозревая об этом, пребываешь в эйфории. Точно так же человек, оказавшийся на сильном морозе, обычно не чувствует, что замерзает. Он видит сладкие сны, не замечая, как уходит жизнь. У Андерсена на эту тему есть глубокая сказка «Девочка со спичками». Ее героиня медленно умирала, сжигая спичку за спичкой в своем последнем коробке на глазах у всех, и в это время видела счастливые грезы о любимой бабушке и теплой печке. Анорексия точно так же затягивает в сладкие грезы. Она может быть опасной. Но это всегда жертва во имя любви.

Ведь еда – это мама. Это каша в детском саду. И школьный завтрак в портфеле. Это свадьба. И все дни рождения. А еще Новый год. И поминки. Еду у нас приносят даже на могилы. Да и в храмы тоже. И Спас у нас тоже гастрономический – яблочный, медовый да хлебный…

В общем, непросто все с ней, этой едой. Поэтому лучше с ней быть осторожней. Не зря же еще в детстве учат, что с едой не играют. Картошкой не бросаются, из котлеток пирамидку не строят, суп в чай не наливают, макароны на стул не вешают, кашу по столу не размазывают. «Почему?» – спросит малыш, не желая подчиняться запрету. И вы вдруг не найдете вразумительного ответа. Просто потому, что еда – это еда, и все тут.